Его последняя гонка (ЛП) - Мэттьюс Меган. Страница 10

Нет абсолютно никаких причин для того, чтобы он обсуждал возможность участия в еще одних "Gold Medal" со своим агентом. Чак, не так ли? Он бы не поступил так со мной, верно?

Реми катался на сноуборде с тех пор, как научился бегать. Не смотря на то, что до него в семье Реми не было профессиональных спортсменов, сноубординг у него в крови, и они рано это поняли.

Не думаю, что он когда-нибудь с этим закончит.

СМИ и большая часть его тренеров не знают о том, что у него все еще болит травмированное колено. Он очень старался, чтобы сохранить этот факт в тайне, но я знаю. И он знает. Если он продолжит соревнования, то есть шанс того, что повреждение станет хроническим. Если этого еще не произошло.

Я понимаю его любовь к спорту. Я понимаю его спортивный интерес и желание соревноваться. Но я никогда не понимала его готовности пожертвовать своим телом ради позолоченного кружочка. Того, за что он должен платить налоги, потому что в США облагаются налогом все медали и наличные деньги, как только они попадают в налоговую декларацию.

Во мне нет такого духа соперничества. Наверное, потому, что я не использую лыжи большую часть года, если не нахожусь в горах с Реми.

Я переворачиваюсь на спину, смотрю в потолок, и размышляю о том, где я ошиблась. Я старалась быть лучшей подружкой. Я делала все, что считала нужным. Я поддерживала его в течение многих лет, всегда делая все возможное, чтобы поддержать, но не подавлять его стиль.

Когда он сказал мне, что на горе Маммот в Калифорнии лучший снег за последние двадцать лет, и он хочет отправиться туда с друзьями, я улыбнулась и согласилась. Несмотря на то, что это грозило пропустить Рождество и нашу годовщину.

Когда один из его спонсоров хотел, чтобы он снялся в рекламном ролике, в котором его окружали полуголые женщины в джакузи, я не возражала. Любая здравомыслящая девушка спросила бы, как гидромассажная ванна с голыми женщинами, может помочь продать носки. Но не я. Я помогала ему собрать сумку.

Ложь никогда не была проблемой, но я доверяла Реми на сто процентов. И до сих пор так делаю, по крайней мере, когда дело касается девушек. Но, лежа в постели уже пять минут, и, слушая, как он смеется со своим агентом, пока мое сердце продолжает биться, я делаю много выводов. Я могу доверять Реми, но не тогда, когда дело касается "Golds". В этом случае, он — наглый лжец.

Звучит еще несколько "я согласен" и "конечно", прежде чем Реми прощается с Чаком. Дверь ванной открывается, и он смотрит на меня, по-прежнему лежащую на кровати.

— Это был Чак. Я не хотел тебя будить.

Я слышу все его слова, но медленно и как в тумане, как будто они попадают ко мне через призму. Ошеломленная, я лежу еще несколько секунд, пока Реми не морщит лицо и не делает несколько шагов к кровати.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Марли? — спрашивает он.

— Нет. — Мои слова такие же медленные и туманные. Я сажусь, и заворачиваюсь в простыню. — Я слышала то, что ты сказал Чаку.

Реми садится на кровать.

— Да...

— На счет следующих " Golds". — Я смотрю ему прямо в глаза и спрашиваю: — Это правда? Ты собираешься снова пробовать через четыре года?

Реми округляет глаза.

— Конечно, нет.

— Зачем ты ему об этом сказал?

Реми наклоняется ближе, но я отодвигаю его своей рукой.

— Марли, успокойся. — Он хихикает, но это нервный смех. — Я не собираюсь говорить Чаку о том, что ухожу, пока мы не закончим здесь. Я потеряю всех своих спонсоров.

— Ты все равно потеряешь многих спонсоров.

— Да, но почему бы не придержать их всех еще на три года, пока я могу. Потом они бросят меня после того, как я не стану участвовать в следующих соревнованиях.

— Тогда скажи об этом. Пообещай мне. Прямо сейчас.

— Сказать тебе о чем?

Я наклоняюсь вперед и указываю пальцем на кровать.

— Что ты заканчиваешь. Что для нас это последняя "Gold Medal ".

Реми откидывается назад и смеется.

— Этого я тебе сказать не могу.

Я втягиваю в себя воздух и вдыхаю с ним как будто весь воздух в комнате.

— Ты не можешь или не хочешь?

Реми поднимается с кровати и делает несколько шагов назад, его лицо кривится.

— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе о том, что я закончил?

— Да. — Все кажется достаточно простым. Мой разум говорит о том, что это простое слово, но мое сердце болит в ожидании его ответа. Похоже, что это не так просто.

— Ты хочешь, чтобы я бросил то, чему учился с семи лет, и просто выбросил в окно? Сказать, что я даже не попробую на следующих соревнованиях "Gold Medal"? Что, когда я проснусь завтра, я буду отлично себя чувствовать? Как ты можешь просить меня об этом?

— Реми... ты же обещал.

Он тыкает в меня пальцем.

— Значит, из-за того, что у тебя такой напряженный день, я должен отбросить все, ради чего так долго работал?

Поскольку, он стоит, я тоже поднимаюсь.

— Что значит — выбросить все это? Реми, у тебя три золотые медали в хайфпайпе. Ты здесь в четвертый раз. У тебя была потрясающая карьера, но у тебя еще и травма. Когда уже будет достаточно?

— Если ты думаешь, что когда-нибудь наступит момент, когда будет достаточно, то ты, очевидно, меня не знаешь. Я думал, что ты здесь для того, чтобы поддержать меня, теперь ты хочешь, чтобы я закончил карьеру?

Я делаю шаг назад, фактически убитая его словами.

— Ты действительно так думаешь?

— Я не понимаю, как кто-то, кто говорит, что любит меня, может хотеть, чтобы я перестал делать то, что делает меня счастливым.

Мы стоим молча, пока между нами медленно течет время. Я вспоминаю все, что он обещал мне до сегодняшнего дня о том, что это будет его последнее выступление на "Gold Medal", и что после этого мы сможем сделать все те вещи, которые мы хотели сделать, но откладывали ради своей карьеры. Все время, которое я тратила на отпуск, ставя под удар преподавание, чтобы следовать за ним по всему миру. Учитель не должен брать отгулы во время учебного года. Мы можем брать дни, но это не одобряется. Мой директор делал исключение, потому что у него не было других учителей с бойфрендами-спортсменами, но это не может продолжаться вечно. С каждым воспоминанием выражение моего лица меняется и сердце разбивается, а глаза наполняются слезами.

— Знаешь что, Реми. Ты прав. Это было эгоистично с моей стороны хотеть иметь возможность прожить жизнь за одно мгновение. Извини. — Я изо всех сил стараюсь, чтобы каждое слово не имело своего действительного значения. — Если ты хочешь выиграть еще одну медаль, то должен для этого тренироваться.

Он качает головой, как будто знает, что каждое слово — ложь, но не хочет в это верить.

— Я тебе не верю.

На этот раз моя очередь горько смеяться.

— Наверное, не стоит.

Противостояние между нами продолжается, пока он не качает головой еще несколько раз, поднимает плечи, и поворачивается ко мне спиной.

— Ты собираешься уходить?

Он поворачивается ко мне и хватает Диану из шкафа.

— Ну, на хрен, я здесь не останусь.

— И это все? — я даже толком не знаю, что это такое. Что, если этот спор разрешится? Он открывает номер гостиничного номера.

— Иди, живи своей жизнью и делай все, что считаешь нужным, Марли. У меня здесь много дел. Важных вещей. Жаль, что ты больше этого не видишь. — Он машет рукой, как будто прогоняет меня, и выходит за дверь. Громкий щелчок говорит о том, что он ушел.

В шоке, я сажусь на край кровати. Слезы, с которыми я боролась несколько минут назад, просто катятся по моим щекам.

ГЛАВА 8

Птицы снова начинают щебетать, а я реву в подушку. В сцене, слишком похожую на вчерашнюю, я открываю один глаз и смотрю на занавески, закрывающие большое окно, но щелка яркого солнечного света пробивается к тому же краю. Ни свет, ни щебетанье не дают никакой надежды на то, что я засну сегодня утром. Особенно, потому, что проспала свой обычный час пробуждения.