Московский детектив - Устинова Татьяна. Страница 10

– Я так тоже не могу. – Тата ногтем чертила на его груди узоры, и там, где она чертила, шерстка вставала дыбом.

Ей это очень нравилось.

– Я думала, что ты меня разлюбил.

– Я дал тебе время отдохнуть от себя.

– Ты меня чуть было не упустил.

Он поморщился. Она не видела его лица, но точно знала, что он поморщился.

– Я не могу тебя упустить. Все это глупости, Тата. Я точно знаю, что есть единственная женщина, созданная для меня. И я для тебя единственный мужчина.

Она засмеялась и укусила его за живот.

– Да-а, единственный мужчина! А я, между прочим, на свидание ходила! Романтическое.

Он вдруг напрягся.

– Ты хочешь, чтобы я тебя ревновал?

– Ага.

– Ну тогда рассказывай.

– Если я тебе расскажу, – и Тата опять его укусила, просто так, от счастья, – ты перестанешь меня ревновать.

И тут же все рассказала – про Ордынку, про весну, про люстру. И про мимозы на Восьмое марта, и про приглашение на кофе.

– Да, – выслушав, сказал ее муж. – Плохо мое дело.

– Плохо, – согласилась Тата. Полежала молча и добавила жалобно: – Я так тебя люблю, Макс. Это просто ужас.

– И я тебя люблю так, что просто ужас.

– Ты не уезжай больше так далеко и так надолго.

– Не буду, – пообещал он, и они неожиданно много раз быстро поцеловались. – Не буду.

– Тебе нужно еще придумать, что делать с Данькой. Он такой несчастный, бедолага! Представляешь, крест украл, решил сбежать!

– Да чего там думать, – сказал Макс. Ему не хотелось разговаривать о несчастном Даньке, ему хотелось заниматься с ней любовью в пасхальную волшебную ночь, когда все наконец-то стало хорошо. —Я его пристрою в частную школу здесь, в Москве. Мы будем его забирать на выходные и приезжать на неделе.

– А так можно?

– Можно как угодно, – сказал ее муж. – Было бы желание.

В понедельник Тата допоздна просидела на работе, демонстрируя Павлу Петровичу служебное рвение. Макс сказал, что тоже приедет поздно, и поэтому она не спешила.

Сочинение по рассказу Чехова «Студент» так и осталось ненаписанным, и Тёме вкатили двойку. Тюпа после субботнего шоколада весь покрылся красными пятнами, ныл, скулил и чесался. Бабушка по телефону устроила ей головомойку на предмет собак, крадущих золото и бриллианты.

Таких собак, по мнению бабушки, нужно отправлять на живодерню.

И муж приедет только к ночи!

Чем не жизнь?..

Тем не менее, когда она подъехала к дому, оказалось, что его машина уже стоит, и обрадованная Тата побежала к дому.

Странно, но Ляля не выскочила на веранду, чтобы выразить обычное ликование по поводу ее приезда.

Когда Тата тихонько вошла в дом, оказалось, что все они, Максим, Тёма, Тюпа и Ляля, почему-то стоят посредине гостиной и смотрят куда-то вверх.

Тата подошла и тоже стала смотреть.

Они смотрели на люстру, которая низвергалась с высоты второго этажа, лилась, как хрустальный водопад, и огоньки дрожали внутри ее и брызгали на стены волшебным светом.

А может, и не брызгали, просто у Таты глаза отчего-то налились слезами.

Она взяла мужа за руку, и он оглянулся.

– Макс, – тихонько спросила Тата, – где ты ее взял?!

– Купил.

– Она же уже была продана!

Он пожал плечами.

– Не бывает ничего невозможного, – сказал он. – Особенно на пасхальной неделе!..

Татьяна Гармаш-Роффе

Чудо для Нины

Элегантна. Лет тридцати на глаз, очень ухожена, запах дорогих духов и богатства. Скромная улыбка хорошей девочки из хорошей семьи.

Стаскивает тонкие серые перчатки. Нервничает. Невесомо вкладывает пальчики в его ладонь: не рукопожатие, а рукокасание.

Расстегивает серо-голубую шубку. Ей идет этот цвет, к ее русым волосам и светлым глазам. Присаживается. Застенчиво смотрит на Алексея – положительно очаровательная дама. К тому же пришла точно в назначенное время, что всегда радует.

– Даже не знаю, с чего начать… – Голос ее волнуется.

– Лучше с начала, – советует Алексей Кисанов, частный детектив, занимая свое место за рабочим столом.

– Хочу вас предупредить, – посетительница, – эта история почти неправдоподобна…

– Ничего, я привычный. Слушаю вас.

Нина Стрельцова, дочь известного пианиста, пошла по стопам отца. Закончила консерваторию с успехом, ей пророчили блистательное будущее, отец мечтал увидеть дочь в сольных концертах на лучших сценах мира, но случилось так, что Нина увлеклась поп-музыкой. А затем продюсером поп-группы. А может, наоборот. Порядок не важен, важно, что отец был в отчаянии. Он дочь не упрекал, но это как раз было хуже всего. Если б метал громы и молнии, проклинал и отлучал от дома, она бы взобралась на баррикады против отцовского деспотизма, а на баррикадах всегда легко, ясно и просто. Но он лишь тихо страдал. Только однажды сказал: «Нина, это не твое…»

Но она так не считала. Георгий – огромный, чувственный и веселый – казался воплощением жизни, источником вечной радости, а ей именно этого всегда не хватало. Консерваторские мальчики и девочки не жили. Они поместили душу в музыку, как помещают деньги в банк, и там она лежала в неприкосновенности, наращивая проценты мастерства… Георгий же душу не хранил под замками, на будущее ее не откладывал, он растрачивал ее здесь и сейчас, щедро, красиво, азартно. И Нина, бледный цветок стерильной флоры высокого искусства, самозабвенно увлеклась экзотическим зверем яркой фауны попсы.

Вскоре она вышла за него замуж, родила дочку. Хорошенькую и белокурую, как сама Нина в детстве… Когда малышке, которую они с мужем назвали Мариной, исполнилось десять месяцев, ее украли. Милиция нашла только коляску. «О слезах и боли не будем, это отношения к делу не имеет…»

С тех пор прошло десять лет. Муж за это время стал известен и уважаем в мире шоу-бизнеса, и жизнь окрасилась в блистающие цвета люкса. Отдых на престижных курортах, вещи из дорогих магазинов, огромная квартира (вместо старой двухкомнатной мышеловки). И, разумеется, особняк за городом со всеми причитающимися атрибутами роскоши: сауной, бассейном и так далее. Нина давно оставила работу и даже решилась родить еще одного ребенка. Мальчику сейчас пять лет…

Было бы. Потому что полгода назад муж и сын погибли в автокатастрофе.

Только тогда она вспомнила отцовское: «Это не твое, Нина». И поняла: он был прав. Все случилось потому, что она изменила главному: высокой музыке, отцовским надеждам, своему предназначению. Она выбрала не свою жизнь, и поэтому в ней ничего не складывается…

Она пыталась наложить на себя руки. Спасла домработница Тамара: откачала хозяйку от высокой дозы снотворного. И вот она живет… Неизвестно зачем и почему.

Посетительница замолчала, глаза и кончик носа покраснели. Детектив ждал. Она смотрела в окно, он смотрел на ее нежный профиль. Наконец Нина снова заговорила.

– Три дня назад я решила поехать на дачу одна.

– На дачу? – подивился детектив: нынче сезон отнюдь не дачный, ноябрь на исходе!

– Это, собственно, загородный дом, отапливаемый. Соседи праздновали юбилей, очень просили приехать, мы давно дружим… Я машину не вожу, у меня шофер, но он отпросился: у дочери свадьба. И я решила добраться за город общественным транспортом. Мне вдруг захотелось ощутить рядом людскую толпу, чужие жизни, от которых я слишком изолирована… Я поехала на Киевский вокзал своим ходом. Вы, без сомнения, передвигаетесь на машине? – неожиданно спросила Нина. – Тогда вы тоже все это забыли.

…Машина – это продолжение вашего дома, вашего личного пространства, – говорила она, проводя по воздуху пальцами, словно по клавишам рояля. – Она вам подвластна, а с ее помощью вы подчиняете себе большое, общее пространство… Без нее же вы беззащитны, и тогда пространство немедленно берет вас в плен! Приходится ехать не туда, куда вы хотите, а туда, куда вас везут. Нужно делать пересадки. Нужно купить билет, а для этого нужно стоять в очереди. К вам в метро жмутся люди, не спрашивая у вас разрешения, и вы вынуждены чувствовать тепло и запах их тел, часто несвежих… Вы становитесь ничтожной песчинкой и пересыпаетесь в общем пространстве-времени вместе с другими такими же песчинками, подчиняясь его ритму…