Чиновник для особых поручений - Каменский Юрий. Страница 31
Не спасали и рессоры, мотало так, что приходилось силой удерживать руль, так и норовивший вырваться из рук. Однако, часов в шесть вечера они уже подъезжали к прииску.
— Кто таков? — раздался из-за ворот голос охранника.
— Хозяева твои, — отозвался Стас. — Открывай!
Услышав знакомый голос, тот испуганно охнул, и загремел засовами.
— Сейчас открою, ваш благородь! Не извольте беспокоиться!
Ворота заскрипели, распахиваясь. Охранник, здоровый мужик с берданкой на плече, испуганно таращился на приехавших, вытягиваясь во фрунт. Фыркнув мотором, «Бьюик» качнулся на рессорах, и покатил к домику управляющего, возле которого стоял ещё один вооруженный охранник.
— Отучили дураков на посту спать, — криво усмехнулся Столыпин.
Кроме бдящей охраны, они пока не видели явных признаков того бунта, когда толпа в слепой ярости разносит всё и вся на своём пути. Вот, и крошечный посёлок для инженерного состава прииска цел, а из труб стоящих поодаль бараков мирно курится печной дымок. Скрипнув тормозами, машина остановилась у крыльца. Расправивший грудь часовой отдал им честь.
— Здравия желаем, ваше превосходительство! С благополучным прибытием!
— Ну, что, господа хорошие? — Стас обвёл взглядом всё местное «начальство».
Приисковые «вершители судеб» сидели смирно, как голуби, глядели преданно, как на живую икону. Вот, это-то и настораживало. Если бы всё было чисто, хоть один, да возмутился бы: «Вы что? Да мы их на руках носили, икру осетровую в рот ложками пихали, а они, ракалии!» Что-то, возможно, прояснил бы Александр, но он передал, что подойдёт попозже. Значит, придётся «колоть» их самому.
— Что, спрашиваю? Лучше сами сознайтесь, чем работяг допекли. Обещаю — честно скажете, никого не уволю. На первый раз не стану. Уж потом — не взыщите. Ведь всё равно дознаюсь. Ну?! Минуту я подожду.
Столыпин, сидя в углу, с интересом наблюдал, как Стас «намазывает на хлеб» мастеров. Как бывший министр внутренних дел, в вопросах дознания и сыска он ориентировался превосходно. Перед ним, вне всякого сомнения, был настоящий профессионал. Один взгляд чего стоил!
«Не выдержат, — решил экс-премьер. — Сейчас, точно, кто-нибудь „лопнет“».
Мастера участков переглядывались между собой, поглядывая на Ивана Федотовича, который сидел с непроницаемым лицом, словно северный Будда. Наконец, все взгляды скрестились на нём. Управляющий прииска покосился на подчинённых. Но было ясно — не покается сам, сдадут «сошки».
Стас достал из жилетного кармана изящный брегет.
— Ну, всё, — глянув на циферблат, спокойно сказал он.
И в голосе его так звякнул металл, что все поняли — шутки кончились.
— Начальник! — резко, словно его шилом ткнули, вскочил единственный из всех мастер-зырянин [34]. — Федотыч лёк [35], шибко сердитый! Его все боятся!
И, словно прорвало запруду.
— И рабочих, и нас обсчитывает!
— Бабу с моего участка изнахратил [36], а приисковые теперь на меня волком смотрят — мол, все вы одним миром мазаны!
Иван Федотович побагровел, с грохотом отлетела табуретка.
— А вы-то, что, святые?! — потревоженным медведем рявкнул он. — У тебя, Зотий, объём работ завышен! А ты, Егорка? Забыл, сучий потрох, как у меня от приискателей прятался, когда с каждой морды по целковому зажилил? А Федотыч, значит, лёк?!
Он замахнулся на зырянина. Тот шарахнулся в сторону, упал, и ползком рванул к порогу.
— Всё с вами ясно, — спокойно сказал Стас. — Я, конечно, понимаю, что мастерами на приисках не ангелы работают.
Мастера, скроив постные мины, согласно закивали — точно, ангелов нет.
— Но и вы уже нюх потеряли, берегов не видите, мать вашу! Забыли, где живёте? Могут ведь и прикопать по случаю, закон — тайга, медведь — прокурор. Пётр Аркадьевич, — повернулся он к Столыпину. — Позвольте мне с рабочими сходить побеседовать. А потом уже, сообща, обсудим.
— Сходите, Станислав Юрьевич. Осторожней только.
— Ваше благородие! — Федотыч рванулся к нему, словно в ноги упасть хотел, но передумал. — Не ходите, Христом-Богом! Тут же варначьё одно! Не дай Бог, что.
— Сибиряка варначьём не испугаешь, — блеснул зубами Стас и, толкнув дверь, вышел на свежий воздух.
Дверь барака со скрипом отворилась, в нос ударила целая куча запахов. Тут и сопревшие портянки, и кислый запах давно немытых тел, и что-то съестное.
«Что ж не моются-то? — мельком удивился он. — Сосо же при мне Федотычу наказывал, чтобы баню общую построили».
— Здравствуйте, — остановившись у дверей, поздоровался он.
— Здорово, барин, коли не шутишь, — угрюмо отозвался молодой мужик.
Он, как раз, подкладывал в печурку дрова. Из-за занавески выглянула женщина и, без всякого стеснения, в упор стала изучать пришедшего.
— Я к вам поговорить пришёл.
— Много вас тут шастает, — неласково отозвался мужик. — Не нужна нам ваша революция.
— Так, она и мне, как зайцу курево, — насмешливо хмыкнул опер. — Я хозяин прииска.
— А ты, часом, не врёшь? — с сомнением протянула баба.
— Зачем мне врать? — удивился Стас. — Чтобы матюков от вас наслушаться? Тоже мне, счастье!
На их разговор из полутьмы барака стали появляться новые лица. Такими уж измождёнными они, определённо, не выглядели. Но лица у всех безрадостные, потухшие какие-то.
— Ты, правда, начальник? — спросил низкорослый мужичок, зырянин, судя по выговору.
— Правда.
— А мне энтот коин [37] говорил, что Столыпин у нас начальник, — не унимался мужичок. — Видал я его, лабутной [38] такой. Не ты это.
— Какой ещё коин? — удивился Стас. — А со Столыпиным на паях мы.
— Коин — это волк по-зырянски. Федотыча он так кличет. Волк и есть.
Это ответил крепкий мужик вида самого уголовного. Стас, едва на него взглянул, сразу определил — варнак. Ничем разумным и никакой наукой это не объяснить, но мент и уголовник определяют друг друга с первого взгляда. Судя по «добрым» глазам каторжанина, тот тоже с ходу определил истинную сущность собеседника.
— Ладно, мужики, всё это не к делу. Какие жалобы? Давайте по-порядку.
С таким же успехом он мог попросить горный обвал кидать по одному камешку. Жалобы хлынули, как из рога изобилия. Кое-что он уже знал от мастеров, кое-что слышал впервые. Например, что Егорка требовал от мальчишек возить его на спине с работы и на работу. Да, много чего ещё.
— Так, стоп! — поднял он руки. — Вы так до вечера орать будете, я всё одно, ничего не разберу. Давайте так — обсудите тут меж собой всё, как следует, каждый барак своего выборного определит, вот пусть они и придут ко мне в контору. Постепенно все стихли.
— Вот, так, — усмехнулся Стас. — Нам надо, чтобы прииск работал. С прошениями тоже лишнего не загибайте, я вам не добрая фея. Будете пахать, как волки, буду платить.
Пирожных к чаю не сулю, но мастеров прижму, чтобы лишнего себе не позволяли. В общем, жду.
Слова о пирожных были встречены смешками. Но, в целом, обстановка разрядилась. Развернувшись, Стас толкнул дверь и вышел в темноту. Пока он разговаривал в бараке, снаружи вовсю разгулялся хиус [39], нахально задувал под пальто и сёк лицо мелким, колючим снегом. Прикрывая лицо воротником пальто, Стас зашагал в контору, однако, не пройдя и десятка шагов, почувствовал, что кто-то идёт следом. Он насторожился. Край-то здесь, действительно, варначий, не зря его «подмосковной Сибирью» кличут. Стас прибавил шагу и, завернув за угол барака, мимо которого проходил, встал в тень.
Шаги приблизились почти вплотную, затем остановились.
— Эй, хозяин, слышь, как тебя?
Стас узнал голос варнака. Матёрый, сучара, не клюнул. Он спокойно вышел из-за угла.