Чиновник для особых поручений - Каменский Юрий. Страница 46

Офицеры встали и, кивнув, вышли из кабинета, оставив генерал-фельдмаршала наедине с его досадой.

— Расстроился Пётр Андреевич, — нейтральным тоном констатировал Вернер.

— Расстроишься тут, — невесело хмыкнул Мельников. — Пахал огородик, удобрял, жуков всяких вытравливал, а потом — бац! Не нужен ваш укроп! И без огурцов обойдёмся. Собаку повесить, чучело уволить, грядки заровнять.

— Вам бы книжки писать, господин капитан, — с восхищением посмотрел на Мельникова Иван Карлович. — Какую картину с голого листа написали, я чуть не прослезился.

— Прослезитесь ещё, — буркнул Сергей. — Вас, кстати, в какое отделение определили?

— Ещё не знаю.

— Тогда так, сейчас садимся в наш трофей — и на всех парах в Нойхаузен. Там наш ротмистр Немыский, как раз, с инспекцией.

— А, личность известная, — кивнул Вернер.

— Только не для меня, — пожал плечами Стас. — Главный контрразведчик?

— Зам, — коротко ответил Мельников. — Начальник Контрразведывательного Отдела при генерал-квартимейстере Генерального Штаба — подполковник Ерандаков Василий Андреевич. Не слыхали о таком?

— Это не тот, что в Нижнем Новгороде фальшивые взрывные мастерские устроил, чтобы выслужиться?

Про это случай ему года два назад Коренев рассказал. Фамилия редкая, вот и запомнилась.

— Ага, значит, точно, слыхали. Пальчик ему в рот не клади, по плечо отхватит. Но, главное, службу знает. Кстати, Бонч-Бруевич [56] с Батюшиным [57] при нём должны быть. Вот, заодно, и вашу судьбу определим. У нас толковых службистов раз-два, и обчёлся. Не поверите, с кем работать приходится.

Капитан Мельников, распахнув дверцу Мерседеса, уселся на водительское сиденье. Стас уселся рядом, Вернер разместился сзади. Трофей фыркнул и тронулся с места.

— Слушайте, — спохватился Стас. — Чуть не забыл! Я ж своему гостеприимному хозяину денег обещал!

— Что, не подождёт? — покривился Сергей. — Хотя, кто знает, когда мы ещё тут окажемся. Где у вас деньги?

— Там же, где и мой денщик, — пожал плечами Сизов. — Короче, чёрт его знает. Давайте к вон тому банку подъедем.

На красивом двухэтажном домике, сильно посечённом осколками, гордо и несгибаемо красовалась вывеска «Bank of Metropole».

«Ничего этих банкиров не берёт», — усмехнулся про себя опер, открывая тяжёлую дверь.

Встретивший его за стойкой упитанный немец без особого удовольствия созерцал помятого русского капитана с повязкой на голове. Вынув из кармашка брегет, он открыл мелодично прозвеневшую крышку хронометра, и взглянул на циферблат. Всё так же неспешно убрав часы, сцепил пухлые пальцы на чреве и перевёл вопросительный глаза на странного посетителя. Однако, взяв в руки чек, выписанный Стасом тут же, на бюро, высоко вскинул брови.

— O, es wunderbar! [58]

Но (чёрт их поймёт, этих русских!), чек изучил внимательно, только что на вкус не попробовал. Проникшись тем, что перед ним не абы кто, почтительно раскланялся. После чего, выдал десять тысяч марок разными купюрами.

Над городом уже нависали лёгкие сумерки, когда они подъехали к дому портного.

— И кто там? — после долгого молчания осторожно спросил из-за двери знакомый голос.

— Аарон Моисеевич, — вежливо сказал Стас. — Я привёз вам долг.

— Это вы, Станислав?

— Это я, — вздохнул опер.

— Сейчас, сейчас, — заторопился портной.

Щёлкнул замок, звякнула задвижка, откинулся крючок и дверь, наконец, приоткрылась, явив из-за косяка птичий профиль Аарона Моисеевича.

— О, господин офицер, вы снова живы, я так за вас очень рад!

— Аарон, кто к нам пришёл? — донёсся из глубин квартиры зычный голос Рахили.

— Это наш гость, Станислав, — обернувшись, радостно сообщил ей портной.

— Он тебе долг принёс? — громогласно поинтересовалась супруга.

Отец семейства сконфуженно поглядел на гостя.

— Конечно, — улыбнулся Стас, отсчитывая четыре с половиной тысячи марок. — Возьмите, пожалуйста, и спасибо вам.

— Может быть, чаю? — прижав к груди деньги, спросил хозяин.

— К сожалению, спешу. Моё почтение супруге.

— Да, да, конечно.

Стас спустился с крылечка под растроганное бормотание Аарона Моисеевича и, выйдя со двора, сел в машину. Заскрежетала передача и Мерседес, покачиваясь на рессорах, поехал на выход из городка, выхватывая из темноты жёлтым светом фар то угол дома, то дерево, то перебегавшую дорогу кошку.

Брусчатка влажно блестела в свете фар, ровно гудел мощный двигатель, пассажиры потихоньку начали «клевать носом».

— Э, нет, господа, так не годится, — подал голос водитель. — Не стоит сейчас спать. На германцев мы, может, и не нарвёмся, а вот я, следом за вами усну, это как пить дать. Я уже двое суток, почитай, глаз не смыкал.

— Это точно, — пробормотал Стас, стирая с лица ладонью тягучую дрёму. — Проснёмся в кювете.

— Или в раю, — подхватил Иван Карлович.

— С нашей профессией рассчитывать на рай, как минимум, легкомысленно, — усмехнулся Сизов. — Котёл со смолой или раскалённая сковородка — вот итог, достойный полицейского.

— А контрразведчика? — не унимался Вернер.

— Один чёрт, — отмахнулся опер. — Кстати, Сергей, чтоб вам за рулём не дремалось, просветите меня — чем ваша контрразведка тут занимается? Ну, шпионов ловите, неблагонадёжных выявляете.

— Первое, что надлежит сделать полицейскому, угодившему в военную контрразведку, — серьёзно сказал Мельников. — Это найти верёвку и присмотреть сук покрепче.

— Занимательно вы меня агитируете, — хмыкнул Стас. — Мне уже интересно, можно переходить к подробностям.

Подробности не заставили себя долго ждать. Оказалось, что военная контрразведка, как таковая, была создана в структуре Генерального Штаба только в 1903 году. До того с военным шпионажем боролись, ни шатко, ни валко и все, кому ни лень — полиция, жандармерия, армейские штабисты. А поскольку у всех этих структур и своих обязанностей было, как у сучки блох, то занимались этим так, от случая к случаю.

Новая структура начала свою деятельность довольно успешно, был арестован ряд лиц, в том числе офицеров, которые по приятельству или за вознаграждение передавали различные секретные сведения иностранным военным агентам [59]. Однако, вся деятельность разведочного отделения проходила в условиях всеобщей беспечности и бюрократии. Безопасность волновала чинуш не более, чем портовую шлюху нежелательная беременность.

— Кстати, дай Бог здоровья Петру Аркадьевичу, — искренне сказал Мельников, прервав своё печальное повествование. — В 1911 году Столыпин и «Положение» пробил, и ассигнование увеличил почти втрое, и штаты расширил.

— Кстати, — спросил Стас. — А как у вас оформляются следственные действия? Кто санкционирует?

— О, сразу чувствуется специалист, — хмыкнул Сергей. — А никто.

— В смысле — по законам военного времени? Когда говорят пушки, закон молчит? А документируете как?

— А никак, — засмеялся на заднем сиденье Иван Карлович.

— Не понял.

— А чего тут не понять, — Мельников аккуратно объехал сиротливо раскорячившуюся на обочине расстрелянную «Испано-Сюизу», на которой они совсем недавно выехали из Нойхаузена. — Мы вообще не имеем права задерживать или проводить обыски.

— О, как! — не удержался Стас. — И кто же это должен делать?

— При нашем обращении — полиция, жандармерия.

Голос капитана был мрачен.

— Да, чувствуется, кто-то позаботился, чтобы вам не было скучно, — откровенно почесал в затылке опер. — И вы меня хотите на всё это подписать?

— Ну, не всё так безнадёжно, — засмеялся Вернер. — Если у полиции и жандармерии нет времени заниматься нашими клиентами, то им, соответственно, и на нас самих так же начхать. И я их за это не осуждаю.

— Знаешь, у меня тоже камень в них кинуть рука как-то не поднимается, — вздохнул с облегчением Стас.