Тринадцатая ночь - Гордон Алан. Страница 35
Подумав немного, я согласился:
— Надо будет исследовать такую версию. Хотя прошло уже много времени, на месте преступления могли сохраниться какие-то следы, оставленные убийцей. У вас нет желания встретиться со мной там?
— Отчего же, есть. Завтра днем. Как Виола, так и Клавдий облечены известными обязанностями и не смогут освободиться раньше. Фесте?
— Да, герцогиня.
— Я давно не получала от вас писем.
— Увы, почта в моих родных краях работает крайне нерегулярно. Но я часто вспоминал вас. Всех вас. Примите мои соболезнования, герцогиня. Орсино был хорошим человеком и заслужил более долгую жизнь.
Она привела меня к лестнице, и мы вылезли из подземелья в погреб, откинув крышку люка. Виола помедлила возле двери, прислушиваясь, а потом тихонько открыла ее и провела меня в дом. Там нас встретил Малахий. Он начал кланяться, но, увидев меня, отступил назад и схватился за нож, висевший на поясе. Жест Виолы остановил его.
— Все в порядке, Малахий. Позже я поделюсь с тобой новостями, а пока проводи этого синьора к воротам.
Он пропустил меня вперед, а Виола добавила:
— Со всей должной обходительностью.
Он взглянул на меня и поклонился.
— Прошу вас, герр Октавий.
— Ваша светлость, — сказал я герцогине с прощальным поклоном, не уступавшим в почтительности поклону Малахия.
Он проводил меня к воротам и открыл засов.
— Насколько я понял, сударь, нам с вами теперь придется ближе познакомиться?
— Возможно, любезный.
— Тогда позвольте мне, сударь, пожелать вам счастливого Нового года.
— Благодарю вас, Малахий. Всего наилучшего вам и вашим близким.
Ворота за мной закрылись, и я вдруг увидел, как ярко в первый час нового года светятся звезды на небе.
Глава 11
Haec reticere monet stultum, ne forte loquendo secretum prodat quod reticendo tenet.
(Эта басня предупреждает дурака о том, что лучше хранить молчание, дабы болтовней своей не выдать тайну, которую не следовало бы разглашать.)
— Кто он?! — воскликнул Бобо, вскакивая на ноги.
— Кто она, ты хотел сказать, — самодовольно поправил я и рассказал о моем вчерашнем приключении.
Бобо пронесся по комнате и, покатываясь от смеха, рухнул на кровать.
— Великолепно, изумительно, — провозгласил он. — Клянусь царем Давидом, будь она чуток моложе, мы могли бы пригласить ее в гильдию после окончания этого дела. Какой талант пропадает зря!
— Она не так уж стара, — возразил я. — Ей всего лет тридцать или чуть больше. В общем, я рассказал ей о нас с тобой и о Мальволио.
— Вы полагаете, что поступили мудро? — спросил он, вновь становясь серьезным. — Но кто знает, можно ли ей доверять?
— Я знаю, — просто ответил я.
Бобо в отчаянии воздел руки к потолку.
— О, какое несчастье. Я отдал свою жизнь в ваши руки, а вы предали меня, едва завидев хорошенькое личико. А кстати, личико-то хорошенькое?
— Очень.
— Что ж, тогда все в порядке. Я твердо верю во внешние данные. Что же дальше? Вы вновь проспали допоздна. Я начинаю думать, что вы превратились в сову.
— Точнее, вернулся к шутовскому режиму бытия. Сегодня днем я встречусь с ней — или с ним — на тех скалах. Поищем доказательства.
— Звучит разумно. Для нас важна любая мелочь. О боже, так вы, значит, выяснили, что его череп был пробит сзади. Как же вы узнали?
— Я ничего не знал, но имело смысл проверить, учитывая то, как он упал. Если его убили, то, скорее всего, именно так.
— А если бы у него оказалась отличная непробиваемая башка, как у большинства знатных тупиц?
— Тогда я принес бы свои извинения и тихо убрался обратно в гильдию для публичной порки.
Он укоризненно покачал головой.
— А вот я не стал бы так рисковать, герр Октавий. Вы хотите, чтобы я помог в ваших поисках?
— Нет. Наши частые встречи могут вызвать ненужные подозрения. С Клавдием разумнее встретиться только мне. Увидимся с тобой завтра утром.
— Как пожелаете. Кстати, поздравляю вас с Новым годом.
— И тебя также, братец шут, — ответил я, пожав ему руку.
Бобо выскользнул через черный ход, а я спустился в людный зал таверны.
— Счастливого Нового года, синьор Октавий, — закричал при виде меня Александр. — Чем мы можем освежить ваше пересохшее горло в столь замечательный день?
— Счастливого Нового года, мой щедрый хозяин. Графин холодной воды и немного хлеба с сыром, если вы так любезны.
На его лице промелькнуло удивление, смешанное с разочарованием, но я твердо решил придерживаться моего зарока. По крайней мере, во время первой трапезы.
После вчерашнего вечера я еще слегка витал в облаках. Появилось первое твердое доказательство. Нет больше туманных подозрений. Шутки кончились, началась серьезная игра. Интересно, каким будет следующий ход? И кто его сделает?
Солнце быстро продвигалось на запад, когда резвый Зевс доставил меня к северо-западным воротам.
— Синьор Клавдий не проходил здесь? — спросил я стражника.
— Нет, сударь.
— Ну, если он появится, передайте ему, пусть присоединяется ко мне на прогулке. Я должен дать этому животному порезвиться на воле.
— Передам, сударь.
Я выехал из города. После снегопада дорога пока оставалась почти не затоптанной. И неудивительно: в это время года народ обычно посиживает возле уютных очагов, а не шляется по дорогам. Приходившие в церковь селяне обычно пользовались другими, северными воротами.
Я слегка сжал ногами бока Зевса, чтобы взбодрить его, и вскоре он уже несся во весь опор, взлетев по склону так, словно на вершине его ждала жаждущая любви кобылица. Мне все-таки удалось перевести его на рысь прежде, чем мы проскочили границы владений Орсино и оказались в Каподистрии.
Дорога отклонилась от береговых скал к лесу. В этих приморских землях росли в основном лавры и каменные дубы, зеленеющие даже сейчас. Я направил Зевса влево, к скалистому выступу, что подступал к морю за лачугой Гектора. Его нигде не было видно, хотя, глянув вниз, я увидел, как тонкий дымок вяло поднимается над его хлипким, собранным из плавника жилищем.
Излюбленная обзорная площадка Орсино находилась на вершине утеса. За ней, примерно в пятнадцати метрах, темнела роща, где за низкорослым, но густым кустарником поднимались раскидистые алеппские сосны. Отличное укрытие для любого мало-мальски приличного убийцы. Я привязал Зевса к самому крепкому на вид дереву и осторожно подошел к краю утеса.
Великолепная перспектива. Отсюда Орсино мог видеть все ближайшие острова до самого горизонта. Отсюда он и его предки следили за приближением грабителей: отрядов норманнов, ловких сарацин и — самых коварных среди всех — венецианских купцов, стремившихся прибрать к рукам всю торговлю на Адриатике.
Оглянувшись назад, я заметил в некотором отдалении высокий гребень горы, обрывающийся только там, где река пробила себе путь среди скал. На вершине находилась сторожевая башня, и там постоянно несли службу стражники, наблюдая как за сушей, так и за морем. Тоби когда-то хвастался, что оттуда он видел даже границы соседних владений, но я очень сомневался в его зоркости.
Солнце уже клонилось к закату, становясь по мере приближения к краю мира все более оранжевым и массивным. За всю мою бытность в Орсино я ни разу не встречал на этих скалах закат солнца. В это время люди обычно ужинают, а шуты зарабатывают себе на пропитание или умирают от голода. Чертову пропасть лет наблюдая за зрителями из-под намалеванных ресниц, я прятался за двойной маской грима и слов. Редко выпадали мне вот такие моменты уединения, открывающие во всей красе сотворенный Господом мир с плещущими внизу волнами и шелестящим в роще за спиной ветром.
— Эй, шут, — послышалось мне в этом шелесте.
Я рассмеялся. Ах, Тео, твоя жалость к самому себе вновь начала разговаривать с тобой. Достав флягу, я откупорил ее и поднес к губам, но тут же фыркнул, почувствовав вкус воды. Я вновь посмеялся над собой, и мне показалось, что ветер поддержал мой смех.