Не отпускай - Кобен Харлан. Страница 11
– Твой школьный выпускной альбом.
Она роняет альбом на пластиковую столешницу.
– В начале выпускного класса ты заказал себе альбом, но так его и не забрал – по очевидным причинам. И я хранила его для тебя.
– Пятнадцать лет? – восклицаю я.
Теперь настала очередь Элли пожимать плечами.
– Я была главой комитета по выпуску ежегодника.
В школе Элли была вся такая аккуратная и правильная, носила свитера и жемчужные сережки, училась на отлично, однако вечно стонала, что завалит контрольную, которую всегда сдавала первой и получала безупречное «А», а потом до конца урока сидела в классе, делая домашнее задание. Она на всякий случай таскала с собой несколько идеально заточенных карандашей, а ее тетрадь неизменно выглядела так, будто Элли – первый день в школе.
– И почему ты теперь даешь его мне? – спрашиваю я.
– Мне нужно показать тебе кое-что.
Я замечаю, что некоторые страницы заложены розовыми стикерами. Элли облизывает палец и перелистывает страницы почти до конца.
– Ты никогда не спрашивал себя, как мы обошлись с Лео и Дайаной?
– Как обошлись?
– В ежегоднике. Комитет разделился. Оставить ли их фотографии на обычных местах, в алфавитном порядке, со всем классом, как и фото любого другого выпускника. Или расположить их в специальном разделе типа некролога, в конце.
Я отпиваю воды.
– Вы и в самом деле спорили об этом?
– Ты, вероятно, не помнишь – мы тогда не знали друг друга настолько хорошо, – но я спросила тебя, что ты об этом думаешь.
– Помню.
Я тогда рыкнул на нее, сказал, что мне все равно, хотя выразился, вероятно, более красочно. Лео умер. Мне было плевать, как будет выглядеть выпускной альбом.
– В конце концов комитет решил извлечь их из общего списка и создать некролог. Секретарь класса… Ты помнишь Синди Монро?
– Да.
– Она иногда бывала просто анальником.
– Хочешь сказать – геморроем?
– Разве анальник значит не то же самое? – Элли подается вперед. – Как бы то ни было, Синди Монро напомнила нам, что, технически говоря, главные страницы были отданы выпускникам.
– А Лео и Дайана умерли до выпуска.
– Да.
– Элли…
– Что?
– Мы можем теперь перейти к сути?
– Два сэндвича с проколотой глазуньей, – говорит Банни и ставит перед нами тарелки. – Приятного аппетита!
От сэндвичей поднимается аромат, который попадает в ноздри, теребит желудок. Я тянусь к сэндвичу, аккуратно беру его обеими руками, откусываю. Желток начинает растекаться по хлебу.
Амброзия. Манна. Божественный нектар. Выбирай термины сам.
– Не хочу погубить твой завтрак, – произносит Элли.
– Элли…
– Отлично. – Она открывает ежегодник на странице, которая почти в самом конце.
И я вижу тебя, Лео.
На тебе моя поношенная спортивная куртка, потому что, хотя мы и близнецы, я всегда был крупнее. Кажется, я купил эту куртку в восьмом классе. Галстук отцовский. Узлы ты категорически не умел завязывать. Тебе галстуки всегда завязывал отец, делая это с изяществом. Кто-то попытался уложить твои непокорные волосы, но они плохо слушались. Ты улыбаешься, Лео, и я не могу удержаться, улыбаюсь тебе в ответ.
Я не первый, кто преждевременно теряет брата или сестру. И не первый, кто теряет брата-близнеца. Твоя смерть стала катастрофой, но моя жизнь на этом не кончилась. Я восстановился. Вернулся в школу через две недели после той ночи. И даже участвовал в хоккейном матче в следующую субботу против «Моррис Ноллс» – это пошло мне на пользу, хотя, вероятно, играл я с чрезмерной яростью. Получил десятиминутное удаление за то, что чуть не вмял в стекло одного из команды противников. Тебе бы это понравилось. Я, конечно, был слишком мрачен в школе. Несколько недель все относились ко мне с повышенным вниманием. Когда у меня снизились отметки по истории, я помню, миссис Фридман по-доброму, но твердо сказала мне, что твоя смерть меня не оправдывает. Она была права. Жизнь продолжается, как ей и следует, хотя она и стала кошмаром. Когда ты скорбишь, у тебя, по крайней мере, есть что-то. А когда скорбь утихает, что остается? Ты продолжаешь жить дальше, но я жить дальше не хотел.
Оги говорит, что я поэтому одержим подробностями и не хочу принимать то, что очевидно другим.
Я смотрю на твое лицо. Когда я начинаю говорить, голос мой звучит странновато:
– Почему ты мне это показываешь?
– Ты посмотри на лацкан Лео.
Элли протягивает руку над столом и показывает пальцем на маленькую серебряную булавку. Я снова улыбаюсь.
– Скрещенные «К», – говорю я.
– Скрещенные «К»?
Я все еще улыбаюсь, вспоминая твое глупое увлечение.
– Это называлось Конспиративным клубом.
– В вестбриджской школе не было Конспиративного клуба.
– Да, официально не было. Предполагалось, что это нечто вроде тайного общества.
– Значит, ты об этом знаешь?
– Конечно.
Элли берет в руки ежегодник. Открывает на одной из страниц в начале и поворачивает ко мне. Я вижу свою фотографию.
Поза напряженная, улыбка натянутая. Бог ты мой, я похож на фаллоимитатор! Элли показывает на мой пустой лацкан.
– Я не входил в клуб.
– А кто входил?
– Я же говорю – предполагалось, что это тайное общество. Никто не должен был знать. Организовали такую дурацкую группу ботаников-единомышленников…
Я замолкаю, когда она снова принимается переворачивать страницы.
Я вижу фото Рекса Кантона. У него стрижка ежиком и щербатая улыбка. Голова чуть наклонена набок, словно кто-то его удивил.
– Вот я о чем, – начинает Элли. – Когда ты назвал Рекса, я первым делом нашла его в ежегоднике. И увидела вот это.
Она показывает на крохотный значок «КК» на его лацкане.
– Ты знал, что он состоял в клубе?
– Но я и не спрашивал, – качаю я головой. – Я же тебе сказал – предполагалось, что это маленькое тайное общество. Я не особо этим интересовался.
– А других членов ты знаешь?
– Они не должны были говорить об этом, но… – Я встречаюсь с ней взглядом. – А Маура есть в альбоме?
– Нет. Когда она перевелась, мы изъяли ее фотографию. Она была членом клуба?..
Я киваю. Маура приехала в Вестбридж к концу предпоследнего года учебы. Она была для нас загадкой – высокомерная суперсексапильная девица, которая, казалось, не проявляет ни малейшего интереса к школьным обычаям. На уик-энды она ездила на Манхэттен. С рюкзаком путешествовала по всей Европе. Она была непонятная, таинственная, и ее влекли опасности. В общем, девицы подобного типа встречаются со студентами колледжей и преподавателями. Мы все были для нее слишком провинциальными. Как тебе удалось с ней подружиться, Лео? Ты мне никогда не говорил. Помню, я как-то пришел домой, а вы вдвоем делали домашнее задание за кухонным столом. Я глазам своим не поверил. Ты с Маурой Уэллс!
– Я… мм… посмотрела фото Дайаны, – произносит Элли.
У нее перехватывает горло. Элли со второго класса начальной школы была лучшей подругой Дайаны. Наша дружба с Элли завязалась и на этом – на общей скорби. Я потерял тебя, Лео. Она – Дайану.
– У Дайаны нет булавки. Я думаю, она сказала бы мне о клубе, если бы состояла в нем.
– Она бы не стала вступать в клуб, – возражаю я. – Разве что присоединилась, когда начала встречаться с Лео.
– Ну хорошо, так что это за Конспиративный клуб? – Элли принимается за свой сэндвич.
– У тебя будет несколько минут, когда мы позавтракаем?
– Да.
– Тогда давай прогуляемся. Это облегчит объяснение.
Элли кусает сэндвич, желток стекает ей на руки, она вытирает ладони и лицо.
– Ты думаешь, есть какая-то связь между этим и…
– Тем, что случилось с Лео и Дайаной? Может быть. А ты что думаешь?
Элли берет вилку и размазывает желток.
– Я всегда думала, что их смерть – несчастный случай. – Она смотрит на меня. – Считала, что иные твои гипотезы… маловероятны.
– Ты мне никогда этого не говорила.
Элли пожимает плечами:
– А еще я думала, что тебе лучше иметь союзника, чем кого-то, кто будет тебе твердить, что ты рехнулся.