Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 171

— В таком случае, до свидания, Кейси, — сообщила она дверному проему. — Завтра рано утром я переберусь в гостиницу, а послезавтра — уеду. Видимо, я слишком поздно вернулась, чтобы отвоевывать тебя у цветочниц и святых дочек святых патриоток. Пиши мне иногда… Хотя, нет, не надо мне писать, чего уже писать-то?

— Я буду писать раз в месяц, как в гимназии, — зачем-то пообещала Кейси. Не то чтобы ей стало жалко Ингегерд — она не чувствовала ровно ничего, кроме усталости — но ей хотелось, чтобы разговор закончился хоть чем-то, а не повис в воздухе. Это было не самое невыполнимое обещание в мире, и Кейси громче повторила вслед уходящей матери:

— Я тебе напишу.

Последний день весны словно самой природой был предназначен для того, чтобы искупить в глазах столичных жителей месяц лютых метелей и еще почти два — дождей и холодов. Магрит же, наконец, уяснила, за что поэты дружно воспевали лазурь калладских небес. Небеса и вправду здесь оказались красивые — выше, чище и как-то холоднее, чем в ее родной Рэде. Часов до десяти рэдка нежилась в постели, наблюдая за игрой теней на полу и куском празднично-яркой синевы за окном, а потом решила, что провести такое утро в четырех стенах будет просто преступлением, позавтракала и отправилась на прогулку. Она думала пройтись до парка святой Рагнеды, оттуда — к Дворцовой площади, а там и до дома Наклза рукой подать. Подождала бы, когда он вернется с лекций, попили бы чаю, может быть, даже удалось бы уговорить его поехать в Виарэ с ней вместе. Такое замечательное утро подходило, чтобы ждать от жизни приятных сюрпризов.

Магрит, разумеется, оказалась далеко не единственным человеком, оценившим прощальную щедрость калладской весны. В парке прогуливались нарядные ребятишки с гувернантками, сновали студенты в форменных куртках различных институтов, барышни чинно вышагивали под руку с кавалерами, а пожилые люди неспешно беседовали на скамейках, подставив лица непривычно ласковому солнцу. Рэдка раньше такую идиллию только на картинках и видела. Она, безуспешно пытаясь сдержать неприличествующую барышне широкую улыбку, бродила по аллеям и дорожкам парка и с любопытством глазела по сторонам.

«Вот бы так стало в Рэде», — без малейшей зависти или злости подумала Маргит. Даже раньше, когда она еще состояла в отряде Кассиана и металась между провинциальными городками и деревнями, распространяя листовки и удирая от жандармов, она редко когда осознанно желала Каллад зла. Каллад представлялся ей чем-то бесконечно далеким и холодным, эдаким ледяным царством, лежащем на самом краю света, и все, что она хотела от этого царства и его жителей, так это чтобы Рэду оставили в покое. Если бы Создатель желал их наказать, он бы разобрался с этим вопросом самостоятельно, а Магрит был нужен только покой на своей земле. Три месяца, проведенные в столице, только укрепили рэдку в мысли, что ненавидеть калладцев не следует. Большинство из них, наверное, понятия не имели, что там творится в бескрайнем мире за пределом чистеньких городских улиц. «Я совсем не хочу, чтобы артиллерия обстреливала этот парк. Или набережную. Или их чудесные мосты. Просто пускай они уйдут с нашей земли, а в наших школах будут учить на рэдди, и все будет хорошо. И еще бы стало хорошо, если бы мы тоже разбили такие парки, где бы также смогли гулять наши дети и старики. И чтобы они могли позволить себе такое же вкусное мороженое…»

Магрит вышла на центральную аллею и мимо цветников побрела к мосту, за которым раскинулась Дворцовая площадь. Вокруг были тепло, свет и смех. Рэдка подумала о Наклзе, о мрачном доме, о том, что уж этот человек мог бы купить себе какую угодно жизнь, если бы захотел, и о том, что в мире все, наверное, несколько сложнее, чем ей кажется. Замечательное настроение никуда не делось, но идти к дому мага прямо сейчас Магрит расхотелось. Она краем зрения увидела, как одна из скамеек, стоящая точно под черемухой, освободилась, повернула к ней и уселась, греясь в теплых лучах. Для полного счастья к рэдке приблизился пушистый котенок почти апельсинового цвета и стал увлеченно тереться о юбку. Магрит погладила приблудившийся солнечный лучик по мягкой шерстке, вспомнила бедняжку Матильду — где она теперь, кому закатывает концерты? — и, пригревшись, стала постепенно погружаться в дремоту, убаюканная солнцем и запахом черемухи. Где-то на грани между сном и явью она увидела маму, Кассиана, поросшее клевером поле, а потом уютный мир разбил громкий металлический стук. Магрит вздрогнула и открыла глаза.

В первую секунду она не поняла, где находится и что происходит. Потом сообразила, что заснула. Оглянулась в поисках источника неприятного стука. Найти его оказалось несложно: мимо Магрит быстро шла женщина с совершенно золотыми волосами. Рэдка со спины приняла бы ее за Кейси, но для Кейси та была слишком высока. Видимо, ее каблуки оказались подбиты сталью, вот и простучали на всю аллею. Магрит еще раз рассеянно поглядела вслед уходящей женщине, а потом заметила одну странную вещь.

На скамейке напротив сидел мужчина и читал газету. Рэдка не могла бы сказать, что именно ей в нем не понравилось — то ли слишком темная для такой погоды одежда, то ли слишком большой разворот газеты, за которым он словно прятался от мира, то ли дымчатые очки, блеснувшие на солнце точно в тот момент, когда женщина прошла.

Мужчина резко поднялся, не выпуская из рук газету, и развернулся ей вслед.

Магрит почуяла беду, как птица перед грозой, но сделать ничего не могла. Дальше события понеслись слишком быстро.

Женщина успела отойти шагов на пять, когда мужчина начал двигаться за ней.

Он сказал что-то на резком и гортанном языке, которого Магрит не поняла. Поняла только, что это не морхэнн. Сказал зло, громко, так, что, наверное, слышал весь парк. Женщина обернулась.

Сквозь падавшие лепестки черемухи Магрит видела, как мужчина опускает левую руку, в которой была газета, одновременно вскидывая правую.

А потом под чистыми синими небесами отчего-то прогремел гром.

Дорога от «Короны Севера» — шикарной гостиницы, куда Ингегерд с утра пораньше перевезла свои скудные пожитки — до кесарского дворца была близкой. Вместо того, чтобы нанять экипаж, нордэна решила прогуляться по аллеям, помнящим ее юность, в последний раз. Она прекрасно знала, что никогда больше не вернется в Каллад-на-Моэрэн, а если и вернется, то это будет уже совершенно другой город, не имеющий никакого отношения к ней и ее прошлому. Впрочем, все свое прошлое Ингегерд оставила утром у порога дома дочери, в гостиницу она шла уже без него. Оставшийся итог сорока четырем годам ее жизни лежал в нагрудном кармане куртки, и содержал буквально несколько строчек, аккуратно написанных Высшей жрицей Нейратез. Эта бумажка делала Ингегерд вторым человеком на Архипелаге после Нейратез, и третьим — после богов. Кесари никогда не отказывали жрицам в таких скромных просьбах. Нордэне следовало чувствовать огромное счастье — эта честь не свалилась на нее с неба, она вырвала у соперников в борьбе — но никакого счастья не чувствовала. И дело было даже не в Кейси, умевшей, как и ее отец, испоганить любой триумф. Она сама не могла сказать, в чем дело. В отличие от абсолютного большинства северян, Ингегерд не была суеверна. Склонность к рефлексии несколько вдумчивых прочтений «Времени Вьюги» выбили из нее еще в юности. Если слепые пряхи уже спряли нить ее жизни и теперь только ждали момента, чтобы щелкнуть ножницами, не стоило слишком долго печалиться над былыми и будущими ошибками, которые также неизбежны, как восход солнца, приближение Гремящих морей и колокольный звон в конце всего.

«Тридцать минут аудиенции, и я — Наместница», — попыталась отвлечься от мрачных мыслей Ингегерд. «Ради этого стоит сделать вид, что я очень внимательно слушаю венценосный живой труп. А потом сяду в первый же поезд — и на север».

Не то чтобы Ингегерд одобряла план Нейратез по устранению Немексиддэ, но, в конце концов, боги говорили не с Ингегерд и не ей было судить. Жрица считала бывшую наместницу предательницей. Ингегерд полагала ее скорее безвольной куклой в руках калладского мага и шайки южан. Кукла вредила Дэм-Вельде просто самим фактом своего существования, а не из каких-то злых побуждений. Разрабатывай операцию Ингегерд, она, наверное, не стала бы убивать Немексиддэ: сложила бы с себя полномочия — и довольно. Преемственность власти всегда выглядит лучше, чем дворцовый переворот. Теперь, как ни малюй из Немексиддэ предательницу и калладского провокатора, им с Нейратез руки отмыть уже не получится.