Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 180

«Какая ни есть, а другой у меня уже не будет», — вывод не то чтобы утешительный или претендующий на оригинальность, но единственно возможный.

В конце концов, почти все события, которые Дэмонра считала важными, произошли случайно и, в большой мере, благодаря ее личной глупости. Она по глупости завалила зачет, из-за которого осталась в столице, когда ее мать и отец укатили на празднество в Рэду, чтобы никогда не вернуться назад. Правда тот факт, что из саней в последний момент вылетела она, а не Мейнард Тальбер, был уже его личной глупостью, к которой Дэмонра имела самое посредственное отношение. Потом она из упрямства, глупости и обиды на весь белый свет со страшным скандалом перевелась в высшее военное училище имени Зигфрида Зигерлейна, не имея ровно никаких склонностей к военному делу. (В нелегкой борьбе с руководством училища ей помогли родственники по отцовской линии, совершенно явно выражавшие надежду, что по окончании обучения она сложит голову каким-нибудь более приличным способом, чем ее мать, и, желательно, поскорее.) По завершении, мягко говоря, сильно ускоренного курса Дэмонра получила лейтенантские погоны и тонкий намек от преподавателей: ее выбор, конечно, заслуживает всяческого уважения, но не осесть ли ей где-нибудь при штабе? Вильгельм Вортигрен, бывший в хороших отношениях с Рагнгерд, предлагал ей должность адъютанта. По большому счету, это была огромная честь. Дэмонра до сих пор радовалась, что тогда у нее хватило гонора и глупости отказаться. Согласись она, наверное, ее жизнь сложилась бы значительно успешнее с точки зрения высшего общества и безо всяких лишних драм. Она никогда бы не ввязалась в «Зимнюю Розу». И никогда не встретила бы Наклза. Хотя последнее, пожалуй, стоило приписать заслугам одного хитрого рэдского революционера с глазами поэта и манерами принца в изгнании.

«Кассиан Крессэ, большая ты сволочь», — почти с нежностью подумала Дэмонра, вспоминая давние дни, пропахшие паровозным дымом и разлукой. В один из тех дней она — двадцатиоднолетняя, встрепанная, несчастная, с гудящей от похмелья головой — сидела на кухне своей рэдской дачи и думала, кому бы этот треклятый дом продать. Гребер, который все никак не мог себе простить, что загулял с симпатичной селянкой именно тогда, когда «враги» взорвали его «барышню», грустно втолковывал новой «молодой барышне», что продавать дом не надо. А потом в дверь деликатно постучали.

Кассиан Крессэ явно принадлежал к той породе мужчин, в которых юные девушки влюбляются сразу и насмерть, попутно совершая массу глупостей. Ореол безвинного страдальца за свободу родины, пушистые кудри и глаза случайно спорхнувшего с фрески Заступника делали свое черное дело. Лет в четырнадцать даже Дэмонра, вообще мало интересовавшаяся противоположным полом, поглядывала вслед трагическому красавцу и сочиняла в голове пламенные письма к кесарю с призывами оставить братский рэдский народ в покое. По счастью, у нее хватило ума ничего подобного не написать.

Виделись они с Кассианом не особенно часто — только летом, когда семья Вальдрезе-Рагнгерд выезжала на дачу в Рэду, в чудесный и тихий уголок, который калладцы именовали «провинцией». Во всем остальном мире его назвали бы деревней. Кассиан — тогда еще двадцатипятилетний и без жестких складок у губ — порою появлялся на дворе, перебрасывался с Рагнгерд какими-то словами и почти сразу уезжал. Изредка, правда, оставался на обед, где держал себя очень скромно и уважительно, почти не поднимая красивых глаз ни на хозяев, ни на, упаси Создатель, их дочку. О том, какие дела могут быть у ее матери с этим хорошо воспитанным молодым человеком, Дэмонра узнала значительно позже, буквально за полгода до смерти Рагнгерд. Но она всегда догадывалась, что через него мать и отец передают рэдцам какую-то помощь. Как выяснилось потом, дэм-вельдские лекарства. А он в порядке личной благодарности иногда сообщал, где будут пускать под откос очередной поезд и кому из губернаторов лучше не выходить на улицу. И у Дэмонры как-то никогда язык не поворачивался назвать его «осведомителем». И ее родители, и Кассиан рисковали, но игра продолжалась. В принципе, весь проект «Зимняя Роза» Дэмонра считала закономерным продолжением той игры.

Потом мать послали «усмирять» Рэду. Что там происходило в действительности, Дэмонра не знала, но была почти уверена, что Кассиан больше никогда не переступит их порога. Права она оказалась только отчасти — при живой Рагнгерд не переступил. А вот спустя полгода после подрыва часовни, когда Дэмонра приехала в Рэду, чтобы забрать из дома нужное и выставить его на продажу, напомнил о себе.

— Я приношу вам свои глубокие соболезнования, — с порога сказал он, не опуская красивых серо-синих глаз.

— Может, они еще и искренние? — фыркнула Дэмонра, которая в те дни вообще слишком много фыркала и слишком мало слушала.

— Вполне искренние, — не изменившись в лице, ответил Кассиан. — Не стану рассказывать вам, что любил ваших родителей, но в неуважении к ним меня упрекнуть будет сложно.

— Уважении? — присвистнула Дэмонра. — И как оно ужилось с карательной операцией?

Глаза Кассиана потемнели:

— Не скрою, трудно ужилось. В утешение вам могу сказать, что ваша мать всегда была безжалостна, но никогда не была жестока.

— «Жестоким можно быть к детям и животным. А к врагам можно быть только безжалостным», — процитировала Дэмонра то, чему учили каждого калладца. — И я не нуждаюсь в ваших утешениях.

Кассиан пожал плечами:

— Как вам угодно. Я только пришел уточнить: мне считать договор с вашей семьей расторгнутым?

Дэмонре захотелось крикнуть, что она сейчас расторгнет этот договор, просто всадив в лоб рэдского красавца пару-тройку пуль, но нордэна как-то сдержалась.

— Вы считаете, вы честно выполнили свои функции как осведомителя? — только и сумела прошипеть она, чувствуя, как подкатывает бешенство. Ее родители могли остаться живы, предупреди Кассиан заранее о готовящемся теракте.

При слове «осведомитель» на красивом лице появилось брезгливое выражение.

— Да, — с неожиданным спокойствием подтвердил Кассиан. — Именно так я и считаю. Кто бы ни подорвал церковь, это сделало не рэдское подполье.

— Да неужели.

— Неужели. Уверяю, рэдцы бы выделили вашей матери фонарь. Мы просто долго искали подходящий…

— Неужто не нашли?

— Не успели. Напоминаю вам, что, помимо вашей матери и отца, а также ряда других титулованных калладцев, в полном составе погиб детский хор, — раздельно и куда менее мягко, чем всегда, произнес Кассиан. — Подорвать два десятка ребятишек в доме Создателя? Кто угодно, но рэдцы так бы не сделали. Не вышло бы с фонарем — мы бы обстреляли карету или даже пустили поезд под откос. Но никогда бы не взорвали церковь и детский хор. Право слово, вы, калладцы, очень самонадеянны, если думаете, что ваши смерти по цене сопоставимы с нашим бессмертием! — отчеканил он.

Пока Кассиан говорил, Дэмонра неотрывно смотрела ему в глаза, и тот взгляда не отводил. Ему стоило или с ходу поверить, или расстрелять ко всем бесам прямо здесь. Нордэна остановилась на первом варианте и, недовольно поджав губы, отодвинулась с порога, пропуская вечернего гостя в дом.

— Пересмотрим договор, — пробурчала она. Кассиан молча проследовал за ней.

За последующий год в опрометчивом решении поверить рэдскому революционеру на слово Дэмонра не раскаялась. Кассиан, пожалуй, даже не являлся революционером в строгом смысле этих слов. Во всяком случае, его убеждения никогда не казались нордэне бреднями либерального или нигилистического толку. Дэмонра скорее воспринимала Кассиана как правильного рэдского патриота, самой неправильной жизнью загнанного в безвыходное положение. Настоящие инсургенты вздернули бы его на первом же суку, разнюхав, как именно он достает контрабандные дэм-вельдские антибиотики и чем за них расплачивается. Кассиан это, конечно, хорошо понимал, для прикрытия содержал партию горластых патриотов — правда, сугубо мирных — и был хитер как лис. В какой-то момент попавшую в струю революционной романтики Дэмонру даже посетила шальная мысль, что она любит этого отважного и по-своему порядочного человека и готова прожить с ним остаток дней, перебираясь с одной конспиративной квартиры на другую. На ее счастье, Кассиан, при всем своем блестящем умении врать, в каких-то вопросах оставался честен. Он прямо сказал, что для него на первом месте есть и будет Рэда, на втором — мать — если верить ему, истинная святая, а на третьем — партийная касса. Дэмонра же — слишком шикарная женщина, чтобы претендовать лишь на утешительное четвертое место. «Шикарная» Дэмонра уважала мировоззрение Кассиана по первому пункту, с натяжкой понимала — по второму, но вот третий был совершенно неприемлем. Так что карьера жены инсургента у нордэны не сложилась, но это вовсе не мешало ей иногда наслаждаться обществом последнего революционного романтика с фейерверком идей, двумя старомодными пистолетами и талантом рассказывать байки.