Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 237

Зондэр так никогда и не узнала, что и кому сказала — или, вернее, сколько заплатила Ингрейна Ингихильд — но на церемонии ни слова не сказали о самоубийстве. По официальной версии Кейси Ингегерд, двадцати пяти лет отроду, погибла из-за случайного выстрела, когда чистила револьвер. Капитан не умела ставить оружие на предохранитель — удивительные дела и страшная трагедия для всех. Платочки к глазам, рыдания в голос, море цветов и звучный, полновесный удар колокола. Этот колокол, наверное, должен был помочь Кейси найти дорогу в ярко-синее, пустое небо.

Все это казалось Зондэр бессмысленным и бесполезным. В небе, которое молча взирало, как двадцатипятилетняя девочка пускает себе пулю в голову, не могло быть бога.

Или просто в Каллад были самые высокие небеса на свете. Выше, чем в Рэде или в Виарэ. Возможно, Заступники из такой дали не видели и не слышали. Это многое бы объяснило.

Церемония, наконец, закончилась. Ингрейна Ингихильд — бледная как снег, но тщательно причесанная и накрашенная, с пустыми глазами и преувеличенно четкими движениями слегка пьяного человека, стремящегося казаться трезвым — сказала все благоглупости, которые следовало сказать. Трое нордэн в белом прочитали мало кому понятный речитатив, обещавший, что после трех страшных зим и войны, которая похоронит все живое, мир возродится под новым солнцем, и Кейси Ингегерд будет там, живая и счастливая.

Зондэр размышляла о том, что однажды слышала от Дэмонры. Про поздние вставки в канонический текст и про то, что некому будет ковать новое солнце. Так или иначе, Кейси уже было виднее, что творилось там, за чертой, откуда нет возврата.

Люди постепенно расходились. Магда — в компании статного и необыкновенно усатого драгуна, отрекомендовавшегося при встрече как Гюнтер Штольц — почти силком утащила бледного Эрвина, когда торжественная часть закончилась. Нордэнвейдэ выглядел как человек, который борется с сильной болью. За все время он сказал всего несколько слов да положил рядом с гробом букет полевых колокольчиков, которые осенью в Каллад стоили дороже роз — их везли из Рэды в специальных вагонах и не всегда довозили. Витольд Маэрлинг всю церемонию метал на Зондэр встревоженные взгляды и ушел только после того, как зал покинула Ингрейна Ингихильд в компании еще трех богоравных в белом. Витольд как будто замешкался, проходя мимо, но все-таки вышел без прощаний. Зондэр была ему за это от всей души благодарна. Ей не хотелось ни с кем говорить, и меньше всего — с Маэрлингом, который на панихиде выглядел элементом настолько лишним, что казался нарисованным. Нет, тот, конечно, любил Кейси — не любить ее было нельзя, и он, конечно, тоже огорчился ее смерти — как огорчились и Магда, и ее усатый Гюнтер, и соседка Кейси по имени Марлен с ее двумя белокурыми дочками — но они все ничего не поняли. А Зондэр, кажется, поняла. И ей сделалось страшно.

Она каждую секунду ожидала, что Кейси — мало похожая на мертвую, с цветочным венком, прикрывающим простреленный висок — приподнимется на локте, повернется и спросит, как они могли ее оставить. Бросить одну. В драке или бардаке, как кому покажется. Самым позорным образом нарушив полудетскую клятву стоять друг за дружку. Наклз — тот хотя бы не клялся ни в чем таком.

И, наверное, не раскаивался, раз не пришел. Самой главной своей цели маг достиг — Дэмонра осталась жива, и второй раз с нордэнским божьим судом к ней сунуться бы не рискнули. А то, что погибла девочка — если бы Наклза интересовала судьба этой девочки, она бы не погибла.

«Хоть бы попрощаться пришел», — с холодной злостью думала нордэна. Не то чтобы ей хотелось увидеть Наклза — она была бы рада рыжего рэдца с его непроницаемыми глазами век не видеть — но Кейси, наверное, заслужила, чтобы в безоглядную и далекую вечность ее проводил человек, ради которого она все это и провернула. Уж эта пуля-то могла бы искупить все колкости в адрес эмигрантов, которые бедняжка успела сказать за свою недолгую жизнь.

Наклз явился, когда Зондэр его уже не ждала. А, может быть, находился в зале с самого начала, но прятался в тени колонн. Так или иначе, маг подошел к гробу, когда людей вокруг уже почти не осталось — только Зондэр да служка в черном. Церквей в калладской столице не строили уже лет двести, но те, что успели возвести раньше, тщательно ремонтировали. И прощались с покойниками тоже в них, видимо, в силу давней привычки. Отпевать по имперскому обычаю, конечно, не отпевали, но свечи жгли.

Маг не стал утруждать себя трауром: надел обычный темно-синий плащ с начищенными медными пуговицами и объемный шарф, в который не без успеха прятал нос. И даже цветов не принес.

Зондэр ощутила облегчение при мысли, что не взяла с собой пистолета.

Наклз, не здороваясь с Зондэр, прошел к возвышению, где стоял гроб и остановился, чуть склонив голову на бок. Как будто внимательно что-то слушал. Но вокруг стояла тишина — только свечи потрескивали, да где-то на улице подвывал ветер.

«В гимназии она мечтала, что у нее будет не меньше трех детей, ты знал?» — хотелось спросить Мондум, но она молчала.

Возможно, этот человек даже не был виноват, что проехался по судьбе Кейси, поломав все, что можно и нельзя. В конце концов, он ее не совращал, ничего не обещал и, вероятно, даже не лгал касательно своих перспектив и жизненных планов. Но он был профессиональным вероятностником. То, что оказалось громом среди ясного неба для Зондэр, для него едва ли стало сюрпризом.

— Хорошо вам теперь спится, Наклз?

Маг вздрогнул, как человек, разбуженный внезапным шумом, и обернулся к Зондэр.

Смотрел на нее несколько секунд, словно припоминая, кто она такая и чего от него хочет, а потом рассеянно улыбнулся:

— Точно так же, как и раньше, миледи Мондум.

— Надеюсь, очень плохо?

— Все верно.

Маг говорил спокойным, идеально лишенным эмоций голосом. Ударить в лицо стоило за один только этот тон.

— Чтоб вам еще триста лет не спать, — задыхаясь от ненависти, прошипела Зондэр. Уж очень удачно она оставила дома пистолет. Избавилась от соблазна раз и навсегда стереть рассеянную улыбку путем вбивания полной обоймы в излишне умную черепушку.

— Вряд ли ваше желание сбудется в полной мере. Но лет на десять его хватит.

— Вы знали? Говорите, Наклз, бесы вас дери, вы знали или нет?

Маг, наконец, изволил расстаться со своей улыбочкой.

— Да, знал.

Зондэр сжала кулаки, молясь только о том, чтобы не пустить их в ход. Эта чересчур умная мразь только что фактически созналась ей в преднамеренном убийстве.

— И давно?

— Давно. С прошлой зимы, если быть точным.

Это равнодушное «с прошлой зимы» значило, что Кейси приговорили полгода назад. И все это время Наклз ходил по улицам, улыбался, спокойно спал, пил чай…

— И что?

— И ничего. У меня нашлись другие дела, и я забыл. Извините, но угадать, в какой конкретно момент нордэне в голову ударит вьюга — этому меня не учили.

— Что-о?!

— Ровно то, что вы слышали.

— Так ей вьюга в голову ударила?!

— Нет, ну если вы считаете, что обкачаться чужими галлюциногенами и прыгнуть во Мглу, ничего особенно не умея — разумный поступок, я не стану с вами спорить.

Зондэр поняла, что еще никогда так безоговорочно не ненавидела. Самым жутким было даже не то, что Наклз говорил правильные вещи. Самым жутким было то, что он вообще позволял себе их говорить в трех шагах от гроба Кейси.

— И это все, что вы скажете?

— В зависимости от того, что еще хотите услышать вы, — отвратительно вежливо отозвался маг. — Кейси нас не слышит.

Зондэр не хотела слышать больше ничего.

Она одной рукой схватила Наклза за шарф — маг то ли не успел, то ли даже не попытался вырваться — а другой от всей души двинула ему по лицу кулаком, метя в зубы.

Видимо, инстинкт самосохранения у Наклза в последнюю секунду все-таки сработал: вместо того, чтобы вырываться из хватки, тот просто повернул голову. Отличнейшая зуботычина пришлась в скулу. Мага дернуло в сторону, как тряпичную куклу, но шарф его Зондэр держала крепко. А вот на второй удар догадалась отпустить. Результат превзошел ожидания: Наклза развернуло, равновесия маг, явно не привыкший, что его лупят по морде посреди бела дня, не удержал, оступился на ступеньке и, падая, влетел спиной точнехонько в угол гроба Кейси. Удар ему, конечно, смягчили многочисленные букеты на полу, но охнул он все равно выразительно.