Мой варвар (ЛП) - Диксон Руби. Страница 38
— Весь путь, — соглашаюсь я.
В ответ на это она смеется, а мгновение спустя ее смех превращается в стон. Ее лицо морщится, и она сжимает мою руку так сильно, что кажется, что сейчас она сломает кости.
— Что происходит? — я рычу на целительницу. — Почему ей больно?
Мэйлак, нахмурившись, смотрит на меня.
— Так и должно быть, Рух.
— Схват-ки, — добавляет Хар-лоу между вдохами. — Сейчас они наступают очень быстро.
Я прижимаюсь губами к ее руке.
— Скажи, как мне заставить их прекратиться?
Хар-лоу пялится на меня в замешательстве.
— Ты страдаешь от боли, — объясняю я. — Я хочу это прекратить.
— Тогда вытащи из меня этого ребенка!
Я поднимаю взгляд на целительницу.
— Как мне это сделать?
Я чувствую себя беспомощным.
Мэйлак только качает головой.
— Комплект сам по себе выйдет. Просто держи ее за руку и поддерживай ее. Ничем больше помочь ты не можешь.
Такое облегчение, что ничего не пропускаю, но в то же время мне ненавистно, что не могу избавить свою пару от боли.
— Можно мне воды, пожалуйста? — спрашивает Хар-лоу спустя мгновение.
Я киваю головой и как безумный несусь за своим кожаным мешком с водой. Он пустой, и я, спотыкаясь, вылетаю из пещеры в поисках другого.
— Воды! — реву я Вэкталу и Джорджи, до сих пор находящихся около пещеры.
Вэктал молча вручает мне кожаный мешок с водой. К счастью, он не улыбается, иначе я мог бы поддать ему пинка. Я вырываю его из его рук и бегу обратно в пещеру, закрыв занавес.
Когда я возвращаюсь в пещеру, вижу, что Мэйлак помогает Хар-лоу подняться в полусогнутом положении. Впервые я замечаю, что моя пара совершенно голая.
— Что вы делаете? — спрашиваю я. Она что, встает? Она не может вставать. Она же рожает наш комплект.
— Ребенок на подходе, — сообщает Мэйлак. — Она занимает нужное положение.
Сжимая в руках кожаный мешок с водой, я беспомощно смотрю, как целительница учит ее пройти через это. Целительница массирует плечи Хар-лоу и шепчет ободряющие слова. Моя пара стонет, и в то время как я смотрю, она тужится, а ее руки на каменном полу пещеры сжимаются в кулаки. Мэйлак подкладывает между ног Хар-лоу шкуры.
— Он идет. Тужься сильнее.
Хар-лоу испускает вопль, мышцы ее шеи напрягаются, а я сжимаю кожаный мешок с водой так сильно, что вода из него проливается через края. Такое впечатление, что она в жуткой болезненной агонии. При одном ее виде я чувствую себя совершенно беспомощным. Я остаюсь застывшим на месте, тогда как целительница тянется между согнутых ног моей пары и что-то извлекает.
Мгновение спустя комплект издает крик, заливаясь сверх громким плачем на всю нашу пещеру.
Хар-лоу тяжело и часто дышит и в то же время смеется, а по ее лицу ручьем стекают слезы. Она поднимает на меня взгляд, уставший и одновременно счастливый.
Мэйлак перерезает пуповину, укутывает ребенка в шкуру, а затем протягивает его мне.
— Подержи своего сына, пока я тут закончу с мамой.
Моего сына?
В глубоком оцепенении я делаю шаг вперед, выронив из рук кожаный мешок с водой. Спустя мгновение младенец уже впихнут мне в руки, после чего Мэйлак возвращается к Хар-лоу. В изумлении я пялюсь на сверток, который держу.
Он такой… крошечный. Такой маленький. Лицо маленькое и сморщенное, лоб с двумя маленькими бугорками, которые однажды обратятся в рога. Его носик маленький и гладкий, как у Хар-лоу, но на лбу видны метки наростов, такие же, как у меня. А цвет кожи у него бледно-бледно-синий — нечто среднее между мной и моей сладкой Хар-лоу. Он абсолютно лысый, и, мысленно разрываясь, я не могу определиться, то ли он — самое уродливое, самое слабое существо, которое я когда-либо видел… то ли самое прекрасное.
Я разворачиваю его, потому что хочу осмотреть его всего. Я должен знать, что он в порядке, что он здоров… он же такой маленький. В тот момент, когда я его разворачиваю, он начинает вопить еще громче. Я разглядываю его крошечное тельце. Тощие ножки молотят, а его крошечный хвостик гневно стегается. Перерезанная пуповина, обмякшая на его округлом животике, все еще кровоточит. Его ручонки тянутся, как будто в поисках чего-то, и я даю ему палец, за что ухватиться. Он цепляется в него, и я замечаю, что захват его ладони трехпалый, как у меня. Даже его крошечный член имеет шпору.
Мой сын.
Я мельком вижу его глаза, сморщенные щели, которые крепко зажмурены, поскольку он вопит. Они темные, в них нет ни единой синей искры жизни. Это меня беспокоит. Его размер меня тоже беспокоит. Он такой маленький, что умещается на моей ладони. Я в восторге от него, но и в ужасе. Моя Хар-лоу произвела это крошечное существо на свет, дав ему жизнь, и теперь я просто обязан обеспечить, чтобы он был в безопасности и сыт. Меня наполняет прилив сильнейшего покровительства и защиты, и я снова плотно заворачиваю ребенка в шкуру и прижимаю его к своей груди.
Я сделаю ради него все. Все, что угодно. От волнения я задыхаюсь, мне трудно дышать. Внутри меня сражаются беспомощность, радость, страх и абсолютное счастье. Именно это чувствовал мой отец, когда я родился? Будто он может уничтожить все, что встанет между ним и его ребенком?
Именно поэтому он так отчаянно пытался не подпускать меня к остальным?
Но… тогда, зачем избавляться от Рáхоша, передав его им? Впервые я по-настоящему понимаю чувства предательства и боль Рáхоша. Я прижимаю своего сына к груди и молча обещаю, что сделаю все возможное, чтобы он был счастлив.
Хар-лоу снова издает стон, и когда я поднимаю взгляд, вижу, что она укладывается обратно в шкуры. Рядом с ней Мэйлак аккуратно сворачивает родильную шкуру в сверток. Хар-лоу, уставшая и вспотевшая, улыбается мне.
— Могу я его увидеть? Он здоров?
— Он… прекрасен, — отвечаю я ей сдавленным голосом. — Он нечто среднее между нами обоими.
Она вытягивает вперед руки, и я становлюсь на колени, чтобы осторожно передать ей моего сына. Нашего сына. Нашего ребенка. Мое сердце переполняется чувствами. Я никогда не чувствовал себя таким счастливым… и столь жуткий страх, что все это может быть у меня отнято.
Лишь увидев его, глаза Хар-лоу тут же широко распахиваются, и тогда она начинает плакать.
— Он такой красивый.
Я начинаю хихикать.
— Да нет, не красивый. Он весь сморщенный.
Не поднимая глаз от комплекта, она хлопает меня по руке.
— Умолкни. Мне кажется, волосы у него будут рыжие. Только представь себе синенького малыша с рыжими волосами? Просто жуть. Но он само совершенство.
Она проводит рукой по маленькой головке, крошечным бугоркам рогов, его носику и щечкам. В ответ на ее прикосновения малыш поворачивается лицом к ее груди. Она подстраивает его к себе, и слезы из ее глаз начинают литься еще больше, когда ребенок начинает сосать. Крошечный ротик припадает к ее соску, и ребенок успокаивается.
Я мог бы наблюдать за ними вечно.
— Возьми это, — велит мне Мэйлак, вручая сверток родильной шкуры. — Иди и закопай это как можно дальше от пещер.
Я киваю головой, взглянув на свою пару. Глаза Хар-лоу, когда она смотрит на меня, полны тревоги.
— Что случилось?
— Ты… ты вернешься? — новые слезы текут из ее глаз. — К нам?
Слышать боль в ее голосе — все равно, что нож, всаженный в мое сердце. Почему она сомневается во мне? И как ей только могло прийти в голову, что я брошу ее и моего ребенка — моего сына — в такой момент?
Но тогда я вспоминаю, что снаружи в главной пещере ждет Вэктал. И еще я вспоминаю, что моя Хар-лоу должна остаться здесь, чтобы у нее была возможность оставаться здоровой. И мое счастье разбивается вдребезги. Если я останусь с ними здесь, мне придется идти вразрез со всем, чему учил меня отец. И все-таки, как же я могу от них отказаться? Они — мое сердце, нечто большее, чем кхай, который вибрирует в моей груди всякий раз, когда она рядом.
Я медленно киваю головой.
— Вернусь.
Мне хочется добавить еще что-нибудь, но в огромных глазах Хар-лоу столько тревог и чувств, что я не в силах говорить. Я прижимаю к груди сверток окровавленных шкур и покидаю пещеру. Мы поговорим, когда я смогу мыслить ясно.