Чужая жизнь (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 49

— Оладьи? — выглянул из-под одеяла янарат.

— Оладьи, оладьи, — рассмеявшись, заверила его Тома.

— Нет, блинчики, — заканючила янара, показывая отцу язык.

— Том, — жалобно позвал Кошир, прекрасно зная, что спор может проиграть.

— Хорошо, оладьи, — решила быть благосклонной к нему Тамара. — А блинчики завтра.

— Сейчас хочу, — капризно заявила Маша.

— Ремня бы тебе всыпать, — проворчал он.

— Я бабушке скажу, — не осталась в долгу дочь.

— Вырастил монстра, — шепнул Кош, закутываясь в одеяло.

— Маша, так нельзя, — мягко осадила Тамара их дочь, но та нашла кучу доводов, почему именно блинчики нужно печь, а не оладьи.

Дверь за ними закрылась. Янарат откинул одеяло. Сон ушёл. Зато пришло сообщение от ши Тамино. Он прислал имя предполагаемого заказчика. Расследование, кажется, сдвинулось с мёртвой точки.

— Опять унжирцы? — удивился янарат. — Ну давайте посмотрим, что за тип. Имя незнакомое.

Встав с кровати, янарат привёл себя в порядок, оделся и направился в кабинет. Он повёл носом, когда поймал вкусный аромат оладий с корицей. Всё же Тома бывает упрямой, когда захочет.

Кэйт

За завтраком Алиас меня просто огорошил. Я даже расстроилась. Мне казалось, он меня вчера простил и очень наглядно это показал, но нет, это было не так. Он объявил, что раз мне делать нечего, то он уволил няню, и теперь я должна заниматься детьми сама. Намекнул на вчерашнюю выходку. Дети внимательно его слушали и, кажется, не очень огорчились отсутствием няни. Эльза вообще весело захлопала в ладоши, влюблёнными глазами глядя на меня. Я ответила ей натянутой улыбкой.

Мне не было стыдно, просто неприятно. Сколько теперь он мне будет напоминать об этом?

Также Алиас сказал, что мы в четверг приглашены на бал, и поэтому он заказал кутюрье, который прибудет сегодня к вечеру, чтобы сшить мне платье. Алиас объяснил, что Тиава — самый искусный кудесник, который работает на Новомане. Я понимала, что так, наверное, и должны жить такие люди, как Тамино: личные кутюрье, всё самое лучшее.

Алиас сообщил, что мне нужно будет определиться с цветом и фасоном платья, и тогда мы подберём украшения к нему, при этом он странно улыбнулся, подмигнув. За неделю мы должны успеть подготовиться к выходу в свет.

Нет, определённо, к такой жизни надо привыкать. Сразу я не могла втянуться.

С детьми я занималась с большим удовольствием, слушала их учителей, которые приходили каждый в своё время. Я разговаривала с Селаном, который объяснил, что за особняком я могу не приглядывать, у него всё под контролем. И если я вздумаю что-то изменить, то я просто должна сказать, что именно и где мне не нравится, а дальше он сам. При этом он странно поглядывал на меня, словно чего-то ожидал. Я тоже подозрительно на него смотрела, не понимая странного поведения мужчины. Я же вроде ничего ему не сделала, чтобы так натянуто со мной общаться. Неужели он слышал, чем мы занимались в кабинете с Алиасом?

Весь день провела как на иголках, ожидая, когда Тамино выберется из кабинета, чтобы поговорить. Самой идти к нему было страшно. Тело до сих пор сладко ныло от одних только воспоминаний.

Вечером после ужина прибыл первый гость — кутюрье. Миловидный унжирец, стройный, утончённый. Его ярко-красное пальто украшали стразы, белая рубашка изобиловала рюшами, а узкие бёдра обхватывал широкий багряный пояс. Высокие сапоги и заправленные в них узкие штаны в тон поясу. Я с открытым ртом рассматривала Тиава, который окинул скептическим взглядом янтарных глаз мою фигуру. Его белоснежные волосы на концах были выкрашены в оранжевый цвет и ниспадали до самой поясницы.

— Детка, да ты схуднула и сбледнула, — манерно выдал он, недовольно поглядывая на насмешливого Алиаса.

— Спорт и диета делают своё дело, — отозвался тот, затем указал рукой в сторону распахнутых дверей, гостеприимно предлагая: — Пройдёмте в гостиную.

— Ши Тамино, вы можете нас оставить одних? Мы с деткой сами разберёмся, — попытался от него избавиться унжирец, а я мысленно взывала, боясь, что Алиас послушается.

— О нет, — словно прочитав мои мысли, ответил Тамино, не скрывая своего веселья. — Я хочу не просто присутствовать, хочу участвовать.

Унжирец поджал губы, подцепил меня под руку и потянул в сторону гостиной.

— Совсем озверел, я смотрю, он у тебя. Конечно, нечего было от него сбегать. Хорошо, что додумалась вернуться, — затараторил он мне на ухо. — Он тебя голодом морит? Или ты голодовку объявила?

Я недоумённо обернулась, альбинос невозмутимо шёл позади нас и, как прежде, улыбался. Руки сложены на груди, пиджак чуть топорщился, открывая взору голубую ткань мужской сорочки.

Я растерялась, не понимая, что, собственно, происходит. Получается, Алиас вызвал знакомого Берты. И этот Тиава считал, что Тамино монстр. Стало неприятно за него. Вот честно, за что она так с ним? Наговаривает гадости всем, а он же добрый. Поэтому я и решила развеять предубеждения унжирца.

— Залюбил, — шепнула Тиаве. — Постоянно в постель тащит. Говорит, спорт полезен для здоровья.

Кутюрье опешил, затем оглянулся и выдал:

— Да ты, мать, с ума сошла?! Ты хоть ешь больше. Ты же так долго не протянешь! Ты себя в зеркало видела? Словно тень стала. Скоро совсем прозрачная будешь. Манаукцы сущие эротические демоны, ненасытные. Так что или прекращай, — тут Тиава рассмеялся, добавляя через силу: — спортом заниматься, или все платья с тебя спадать будут.

Я улыбнулась, заражаясь его весельем. Ну да. Я сама видела, что тело моё приобретает рельефы. Ноги до сих пор гудят от ночных упражнений.

Раздеваясь перед унжирцем, я пыталась не смущаться. Стоило длинному платью упасть на пол, открывая меня взорам мужчин, как гостиную оглушил возглас удивления.

— Боже, какой ужас? Детка, это же синяки! — вскричал унжирец, указывая на мои ноги.

Я опустила взгляд и оглянулась на Тамино, показывая ему кулак. Отпечатки пальцев на моих лодыжках были еле заметными, но глазастый кутюрье их умудрился разглядеть. Хорошо, что переносица с помощью чудо-мази полностью прошла. А то, чувствую, разразился бы скандал.

— Ши Тамино, что вы себе позволяете? — ринулся в мою защиту Тиава, но я была быстрее, заслоняя собой мужа.

— Это не то, что ты подумал, дорогой Тиава. Это мы так баловались сегодня ночью, — я смело улыбалась, правда, поджилки тряслись. Алиас обхватил меня за подбородок, привычно закидывая голову кверху, склонился, впился поцелуем, а я ответила, понимая, что этот показ для унжирца, иначе точно не поверит.

— Вы оба сумасшедшие, — сокрушался кутюрье, но, кажется, успокоился. — Ши Тамино, вы не боитесь ей кости переломать?

— Я контролирую себя, — недовольно заверил его манаукец.

Унжирец не поверил, я же прошла к зеркалу, которое приготовил Селан, и тихо шепнула кутюрье:

— Это было очень глубоко и здорово.

— Детка, — протянул унжирец, — заездит он тебя.

Я мечтательно улыбнулась, поглядывая в зеркало на Тамино. Он стоял за моей спиной чуть поодаль, чтобы не мешать Тиаве снимать мерки.

Наши глаза встретились. Заездит! Такой и вправду может. Даже сейчас его взгляд блуждал ниже моей спины, а по губам змеилась улыбка.

Тиава предлагал фасоны своей новой коллекции, укутывая меня в голограммы платьев. Алиас выбирал, а я просто стояла, как кукла, и понимала — не могу выбрать одно! Я хочу все!

Остановились на чёрном в пол платье с глубоким вырезом спереди. Подол был многослойным, и под чёрной тканью скрывалась голубая. От каждого шага она ярким всполохом выныривала и снова пряталась под чёрной занавесью. Очень красиво. И если покружиться, то её видно. Лиф платья был классическим корсетом, драпированным, без бретелек и рукавов, зато прилагались перчатки. Я сроду такие не надевала. Я нравилась себе, несмотря на то, что это лишь голограмма. Как в реальности оно сядет, оставалось догадываться. Хотя Тиава заверил, что у него всё по размеру.