Звезда Надежды (СИ) - Багров Вячеслав. Страница 19

Он и жена одели синие спортивные костюмы. Маленькому Ясу — ему тогда едва исполнилось семь лет, тоже достался такой же, но детский костюм — с веселым рисунком Светила на спине.

Четырнадцать лет назад.

Мир тогда был полон красок и чувств, а сам Вид, был тогда жив.

Очень давно.

Он тогда водил пассажирский космолет «Лазурь», летал — месяц через месяц. Месяц работы, после чего месяц был дома в отпуске. Ему казалось, что жизнь — это праздник, где каждый день насыщен счастьем и имеет свой смысл. У него была в принципе, обычная семья. Они со Звонкой (он звал ее — Колокольчик), иногда даже ссорились, но не надолго, что — бы потом быстро и легко простить друг друга и уже не вспоминать причину ссоры. В ее присутствии Вид как будто распускал крылья.

Маленький Яс подрастал, пеленки сменились штанишками, бессвязаное, младенческое гугуканье, сменили осознанные, любознательные слова. Вид помнил, как сын просил его рассказать перед сном «историю». Этим словом он называл сочиненные Видом для него, сказки. В сказках Вида было все. И приключения, и опасности, «хорошие» и «нехорошие» люди, космические страшилища и чудовища с щупальцами и, конечно же, космолеты. И во всех этих сказках был «хороший парень Железный шлем» — герой, помощник, который вдруг появлялся в самый опасный для персонажей момент и спасал, избавлял и помогал.

Он называл его еще «Вихрь».

«Вихрь — Железный шлем»…

В тот год Яс пошел в школу, в первый класс. Он успел отучиться два месяца — два месяца восторженных возгласов о школе и горящих любопытством глаз, когда его школьный гравибас упал с полутора километровой высоты, погребя под своими обломками Яса и девятнадцать таких же маленьких школьников.

Вид помнил, как стоял в городском морге возле тела сына, лежавшего под белой простыней на холодном, мраморном столе, как провел ладонью по его холодному лбу с глубокими порезами и ссадинами.

Мир погас.

Краски мира потускнели и размазались, сравняв все дни в один бесконечный день.

А потом умерла Колокольчик.

Это случилось спустя пол года.

Сердечный приступ.

Но врач — пожилой, невысокого роста, седеющий мужчина из клиники Прибрежная, сказал Виду, что она не захотела жить.

Не захотела.

Через три месяца Вид перевелся в Глубокий флот буксировщиком, куда его приняли без лишних расспросов. Буксировщик «Бродяга».

Первый полет Вида к Ледовому Поясу и первая катастрофа. Из шестидесяти четырех членов экипажа в живых остались лишь двадцать восемь. Капитан буксировщика погиб, и Вид заменил его, ведя разбитый космолет сквозь ледяную смерть. Со следующего рейса он стал бессменным капитаном корабля прошедшего ремонт и пополненного новой командой. Еще три рейса Вид ходил на буксировщике, проводя отпуск в их старой квартире, где они когда — то жили своим большим счастьем, оказавшимся таким маленьким и хрупким, и только потом поменял квартиру на «дом в лесу». Он так его называл про себя — «дом в лесу».

Скромный кирпичный домик, бывшая контора лесничества, вполне его устроил. Он подобрал на станции щенка, оставленного там кем — то, и дал ему имя Шустрый.

По — большому счету Шустрый все время жил у соседа Вида, так как сам Вид отсутствовал подолгу. Вид думал, что собака его забудет, но пес встретил его с радостью, вспомнил. И не забывал.

У Вида осталось в жизни только это — место у ручья, место его памяти, куда он стремился попасть каждый отпуск, «домик в лесу» и собака.

Лежа на траве, Вид вспоминал.

Колокольчик и Яса.

И над его воспоминаниями, как занесенный над головой топор, висел образ гравибаса, удаляющегося прочь в бесконечность, с теми, с кем он уже никогда не встретится.

Со стороны он мог показаться умершим.

Но именно здесь, Вид считал, что не надолго оживает, и что жизнь на короткие мгновения возвращается к нему — далекая, словно уже чужая.

Там за рекой,
после дождя,
ты станешь ждать меня — знаю, знаю.
Отражение твое,
отражение меня,
в горсть воды,
уместилось.
Едва ли ты забудешь меня.

Ей нравилась эта песня.

Вид иногда заставал жену врасплох. Занимаясь своими делами, не замечая его присутствия, она напевала ее — простые слова, всегда одни и те же, а он просто стоял не двигаясь, смотрел на нее, словно боясь спугнуть призрак.

Отражение твое,
отражение меня…

Его губы в который раз за эти годы, прошепчут одни и те же слова:

— Я с вами. Прости, Колокольчик. Яс, малыш, Железный шлем не успел…

Через день он вернется обратно к своему дому, и как обычно зайдет к соседу и отдаст ему его ружье, и тот произнесет Виду свою, ставшую уже традиционной, фразу:

— Опять с пустыми руками? Ты — плохой охотник.

Они будут до темна сидеть на соседской веранде, в сумерках смотреть на костер у посыпанной гравием дорожки, пить чай и вести спокойную беседу.

Но Вид уже будет мыслями далеко.

Его ждет «Бродяга», и он снова и снова станет убегать отсюда, как можно дальше.

Пока будет жить.

Глава одиннадцатая. Семь лет спустя. Буксировщик

Он неотрывно смотрел на медленное приближение скалистой, ледяной поверхности кометы, где свет мощных прожекторов корабля выбивал изо льда, разноцветные вспышки и мириады искр.

«Дальний» нехотя, как объевшийся зверь, с длинными, временными задержками, реагировал на движения штурвала в руках пилота. Имея огромную массу, буксировщик, как говорили пилоты, был «тугодумом» — маневровым двигателям не удавалось сразу побороть силу его инерции, требовалось время, чтобы корабль среагировал, начал движение.

— Колпак стабилен, капитан — произнес из звуковой пластины над его головой, голос Ааоли: — Штанги стоят жестко.

— Понял.

Это означало, что защитный носовой таран космолета, недавно раздвинувшийся на сегменты, подобно гигантской, черной розе, надежно удерживается фиксирующими штангами. Буксировщик, как причудливый космический паук, растопырил во все стороны восемь ферм — ног, с плоскими панелями антиграва. В его корме смотрели во мрак шесть, молчавших сейчас, раструбов ходовых термоядерных двигателей, каждый из которых мог накрыть собой большое футбольное поле. Четыре могучих лапы — сцепки, выдвинутые из передней части космолета, готовились к принятию удара о поверхность.

— Энергетика в норме, капитан, — это был голос Крха Уча, энергетика — флорианина.

— Дистанция пять тысяч, — объявил голос компьютера: — Вы превысили рекомендуемую скорость на три единицы.

Три единицы.

Он пропустил это сообщение мимо ушей.

Незначительно.

Не критично.

Зато буксировщик стабилен, рысканье в норме, он идет точно по оси посадки.

Здесь «мазать» нельзя, надо посадить буксировщик «чисто» — чуть больше крен, наклон в сторону, и вся эта махина, влекомая своей массой, завалится на бок, ломая и корежа крепежные мачты, опоры и выставленные в стороны блок — панели антигравов, будет падать обрушая на жилой комплекс огромные лепестки тарана…

Диск Светила — отсюда небольшой, размером с яблоко, ярко горел с правой стороны смотровой, пилотской кабины, забивал своим светом свет звезд, слепил глаза, отсвечивал на стекле обзорного иллюминатора. Черное пространство на горизонте кометы, слева там, где виднелась большая прогалина, было разбавлено мутно — синим свечением туманности Овал.

Джил намеренно не включал светофильтр — доверял всегда не приборам, а себе.

— Что там с буром? — Спросил он: — Без сюрпризов?

— Без, — это Ааоли: — Сразу вцепимся.

Голос штурмана Осень Юга, которого Джил просто называл Осом, недовольно проворчал:

— Торопишься, Джил. Опять опоры повредим.