Зимняя сказка (СИ) - "Stacey". Страница 43
— А что ты там рассматриваешь? — донесся до него скрипучий голос из-под потолка.
— Ничего! — воскликнул Элжерон, тут же хлопнув ладонью по водной поверхности, подняв сноп брызг. — Я ничего не рассматриваю, просто задумался! — добавил он, подняв голову на Франческу. Она черным пятном сидела прямо посреди потолка, крепко вцепившись лапами в его поверхность.
— Почему ты ко мне не зашел? — обиженным тоном спросила она, зашевелившись. Паучиха медленно спустилась с потолка на пол и положила две лапы на бортик ванны.
— Ты сама ко мне не вышла, — напомнил граф. — Я бы нашел тебя позже, закончив принимать ванну. Я устал за сегодня и хотел немного передохнуть.
— Как ты можешь отдыхать без меня?
Франческа закопошилась, и Элжерон с подозрением покосился на то, как она начала перевешиваться через край ванны, очевидно, намереваясь залезть внутрь.
— О, нет, Фру-Фру, стой, не лезь, — недовольным тоном заворчал он, тщетно пытаясь оттолкнуть тяжелого питомца.
— Но я хочу, — проканючила паучиха, настойчиво перевалившись через край и громко плюхнувшись в воду, окатив графа с головой и залив весь пол вокруг.
Франческа вынырнула и начала устраиваться на Элжероне удобнее. Две передние ноги она вытащила из воды и положила их на бортик ванны, куда-то за голову мужчины, а прямо ему на плечо, над водой, пристроила хелицеры. Ее тяжелое брюшко улеглось ему на живот и ноги, лишая возможности пошевелиться. Элжерон кое-как выпростал руки и положил их на своего питомца. Франческа тихо заурчала ему на ухо, словно огромное пушистое животное. Граф медленно провел ладонью по ее лохматой спинке. Среди щетинок затесались пузырьки воздуха. Потревоженные его прикосновением, они взлетели на поверхность воды, начав лопаться с тихим шипением.
— Ты просто вся пузыришься от счастья, — засмеялся Элжерон.
— Тут тепло, — промурлыкала паучиха. — Люблю сидеть с тобой в ванне.
— Но мне хотелось провести хоть часок в одиночестве. В тишине. И ты вдруг свалилась на меня с потолка. Чудовище ты лохматое, — заворчал граф.
— Я твой паучок, — захныкала Франческа. — Твой маленький паучок.
— Конечно, конечно, — ответил граф, почесывая ее под лапами. — Маленький паучок. Под которым я уже с трудом дышу. По весу ты скорее хороший кабанчик, а не маленький питомец.
— Ну и ладно, — буркнула Франческа.
— Что ты думаешь насчет Маргарет? — спросил Элжерон. Кому, как не своей паучихе он мог довериться.
— Почему ты меня спрашиваешь? — пробулькала Франческа, чуть не сползая под воду. Элжерону пришлось подхватить ее и, закряхтев, потянуть повыше.
— Она обозвала меня самодуром. Представляешь? — граф не выдержал и засмеялся.
— А что это? Очень плохое? Я всегда могу ее укусить.
— Нет, это не так уж и плохо. То есть… Это означает, что я совершаю некоторые действия, основываясь только на своей прихоти.
— Но это так и есть, — постановила Франческа.
— Вот уж спасибо, — хмыкнул Элжерон. — Теперь я граф-самодур. И так считает даже мое домашнее животное.
— Паукообразное.
— Домашнее паукообразное, как скажешь, но факта это не меняет. Она рассердилась, что я не захотел лечить Филиппину, чтобы она…
— Хочешь оставить ее тут на подольше?
— Ну… может… — промямлил Элжерон.
— Скажи ей, что хочешь, чтобы она вообще осталась. Что в этом такого?
— Во-первых, что ты против нее, — ответил Элжерон.
— Я не так уж против, — Франческа уперлась тремя лапами в одну сторону ванны и перевернулась на бок. Ее четвертая острая нога уперлась графу в щеку. — Это я последняя из вида. Ты — нет. И это значит, что ты не обязан тоже всю жизнь сидеть здесь, в замке, один.
— Во-вторых, она из Лондона, — напомнил Элжерон, осторожно убирая от своего лица острую твердую черную ногу. — Мы из разных миров. Я здесь, посреди леса, занимаюсь делами деревень. Она из индустриального огромного города. У нее наверняка много друзей. Знакомых. В конце концов, какие-то дела и обязательства.
— Как много у тебя отговорок, — проворчала Франческа. — Если бы ты вправду хотел, чтобы она осталась, ты бы нашел способ убедить ее. Или ты просто боишься это сделать?
— Наверно… — Элжерон прижал паучиху к себе покрепче, поглаживая мягкую шерсть. — Ты же знаешь. Я замкнутый. Нелюдимый. Плохо нахожу общий язык с людьми. И еще хуже общаюсь с женщинами…
— Со мной ты отлично общаешься.
Элжерон тихо рассмеялся.
— Я вырастил тебя чуть ли не с самого яйца. Ты мой любимый питомец, пусть и женского пола. Но ты моя паучиха, а не женщина. Не кто-то из моего рода.
— Тебе с ней трудно общаться?
— Нет… совсем нет, — граф улыбнулся, глядя в стену напротив себя. — Наоборот, хочется много-много с ней беседовать. Обсудить ее любимые книги. Я так и не спросил, что она любит читать. Послушать, может, о жизни в Лондоне. Проводить вечера, вроде этого, у камина. Или, может… да боже, может даже в ванне, вместо объятий с паучихой? Ах, да, помочь ей. Избавить от жуткого проклятья. Эта ее болезнь… — Элжерон застонал, подняв голову. — Я не знаю, как ей помочь, это так мучит меня. Я смотрю, как страдает она, и мучаюсь сам. Я бесполезен…
— Может, сходишь… спросишь? — предложила Франческа.
В душе графа тут же поднялась буря негодования.
— Нет, нет, Фру-Фру! Я не пойду туда! Ни за что! И ты не вздумай соваться! Если узнаю, я ох как тебя накажу, ты даже не представляешь, как!
— Ладно, я никуда не пойду тоже, — буркнула паучиха.
Она внезапно подобрала под себя лапы и встала в ванне. С ее брюшка потек целый водопад, но Франческа переступила через край и вылезла на пол. Она вцепилась в него всеми ногами и тщательно обтрусилась, окончательно забрызгав всю комнату. Элжерон внезапно обнаружил, что воды в ванне осталось едва ли половина, и этого уже было совершенно недостаточно, чтобы дальше наслаждаться банными процедурами.
— Ну вот, ты мне все испортила, — обреченно вздохнул граф. Он тоже вышел из ванны и начал вытираться полотенцем, что ранее лежало у него под головой.
— Пошли ужинать? — предложила Франческа. Она настойчиво потрогала его ногу и начала толкать мокрым боком в сторону двери.
— Сначала мне нужно тебя обсушить, — улыбнулся тот. Он коснулся шерсти паучихи и провел по ней ладонью. Вода крупными каплями мгновенно стекла с нее на пол, создав еще одну большую лужу. После этого он обсушил и свои волосы. Однако же тело он все равно предпочитал вытирать полотенцем. Элжерон рассеянно почесал своего питомца и начал одеваться.
— Бедная Алиса будет теперь долго здесь убирать, — пробормотал он себе под нос. — Может, додумается не как обычно "все сама", а отдаст часть работы младшим горничным, той же Сесили. В ней-то энергии побольше будет. — Элжерон вздохнул, причесываясь у большого туалетного зеркала. — Мне приходится каждый их шаг контролировать и говорить, что делать. Почему Алиса сама не хочет рационально распределять объемы работ, а пытается все делать самостоятельно, если в этом нет нужды, и я готов нанимать ей подмогу?
— Это она тебе так выказывает свою любовь, — подсказала Франческа.
— О, расскажи мне, большая паучиха, как ты разбираешься в людской любви, — фыркнул граф.
— Я могу запросто сказать, что ты ужасно не любишь ту, вторую женщину.
— Кстати, Филиппина ничего сегодня не делала? — поинтересовался Элжерон.
— Нет, она пролежала всю ночь и весь день в кровати. Никуда не ходила. К ней бегала еще одна чужая женщина. И Алиса.
— Значит, ничего подозрительного? — граф присел рядом с Франческой, ласково гладя ее чистый черный бок.
— Нет совершенно, — она покрутилась, подставляясь под его ладонь.
— Тогда пойдем ужинать?
— Да, да, ужинать! — обрадовалась паучиха. Она побежала по полу, резво вскочив на стену и дальше на потолок.
— Ты заслужила хороший ужин, — усмехнулся ей Элжерон.
Глава 16
Ночь неспешно опускалась на статный замок, одиноко возвышающийся на холме. Белые поля вокруг отражали тусклый свет звезд и молодой луны, уговаривая всех поскорее лечь спать и насладиться одной из последних зимних ночей, холодных, тихих и таких спокойных. Жители замка давно разбрелись по своим спальням, отдыхая после очередного дня, наполненного тревогами и ежедневной рутиной, и только его хозяин продолжал блуждать по коридорам, исполненный тревожного ожидания чего-то, чего он и сам не знал.