Паноптикум (СИ) - Лимова Александра. Страница 61

Когда не реагируешь на хлещущее говно, оно быстро иссякает. Я курила и немного прищурено всматривалась в тварь перед собой подмечая все большее сходство с теми, кого видела раньше. Кого душила. Они тоже тупо рассуждали и считали себя право имеющими. Ну, такими, типа самыми умными со своей жизненной философией базирующейся на извращенном понятии собственной морали, дарующей им право на всякий пиздец. Придумают себе основы мира, оттрахают их своим куриным мозгом работающим только в режиме дешевой второсортной порнухи и хуярят по жести, ломая людей. И вот да, у таких еще все вокруг всегда виноваты, тоже характерная отличительная черта.

Он злобно следил за мной исподлобья. Я почти подавила усмешку.

— Мальчик, ты из-за того, что твой папа потерял работу, человека хотел убить? — вкрадчиво уточнила я, внимательно глядя в тупые глаза.

Он назвал меня шлюхой, потаскухой, подстилкой, понес опять какой-то бред, что все вокруг виноваты, а те кто при деньгах особенно, что невинные люди от них страдают, от их жадности. Сказал что деньги с собой не унесешь в могилу, что от грехов не отмоешься, есть высшая справедливость… Я едва не прыснула, но сдержалась.

— И я знаю, что брата его чуть не кокнули! Вот этого, который еще осенью завод помог продать торгашу Сафронову! — выпалил он.

Не смей, дебил… Не смей…

— Надеюсь, они оба сдохнут! И этот, которого пырнул, и братик его! Пидоры! Все в жизни бумерангом возвращается, вот и им вернулось!

Мне показалось, что время остановилось. Нет, у меня не было ни ярости, ни злости, ни агрессии. Было решение. Моментально принятое решение.

Самое поганое у суки-жизни это то, что ты понимаешь, что тебе с этим жить. С тем, что ты сделаешь, с последствиями этого. Ты понимаешь, а твари нет. У них всегда там все оправдано, у них нет и не будет вот этого клейма за содеянное. Потому что ставить некуда. Нет в этих тушках того, где клеймо выжигается.

Если бы он убил Давида, он бы действительно считал это справедливым, а себя правым. Имеющим право. Мне за Нечая в аду гореть и я знаю, что когда острота сойдет, со временем, то ко мне придут мысли. Эмин не дал убить тварей в поле, чтобы эти мысли не пришли. Чтобы от рук не смердило, прежде всего для самой себя. Он знал, что это такое.

Но я дала Давиду нож и сделала это осознанно, с готовностью и без сожаления, потому что я понимала… мы оба с ним понимали и к этому были готовы. Я не считаю содеянное правильным, не считаю оправданным. Это мое решение и там все было очень просто — выбор сделан, последствия будут приняты, какие бы они не были. И даже когда мысли придут, даже когда клеймо начнет смердить, я не пожалею. Никогда не пожалею о выборе. Потому что… кровь за кровь. И я буду с этим жить.

А эти уебки… хуевы вершители судеб. Праведники ебанные. И ведь в голову-то со временем ничего не придет, потому что в тупой башке только вакуум и с возрастом еще хуже будет.

«Надеюсь, они оба сдохнут».

Тварь.

Мой взгляд остановился на раковине за его спиной. Я поднялась.

— Я руки помыть, касалась тут всего, — негромко сказала я, шагнувшему ко мне Аслану.

Вода вроде холодная была, я не чувствовала. На крючке над раковиной висело вафельное полотенце. Длина малая. Нарочито медленно вытирала руки, прикидывая, как бы поудобней перехватить. Жалко бинт сняла. Сейчас бы размотала и… Краткий взгляд на Аслана у дверей, чтобы оценить расстояние. Навскидку три с половиной метра. Уебок в шаге расстояния за спиной. Встала полубоком, якобы глядя в окно, скручивая полотенце, чтобы Аслан не понял, чтобы успеть. Полупетля. Усмешка. И спуск тормозов для мрака. Горячего и обжигающего, погрузившего разум в темные воды.

Быстрый шаг к уебку, удавка на шею, ногой в деревянную перекладину спинки стула, полупетля сомкнулась в петлю позади его шеи и рывок со всей силы на себя, одновременно толкая ногой стул. Его позвонки хрустнули, я почти было затянула полотенце и уже напрягла мышцы для еще одного рывка, но чертов Аслан тоже двигался быстро.

Мощный удар по сгибам моих локтей, тело подвело согнув руки, ослабив хват. Тварь рухнула на потертый линолеум, держась за горло, громко и сбито хрипя, в ужасе глядя на скрученную Асланом меня. Я нежно улыбнулась, тяжело дыша глядя на тварь торопливо отползающую.

Я знала, что его испугало. Что он увидел в моих глазах — полную и осознанную готовность. Печать клейма, делающую это особо пугающим, потому что блоки сняты и мрак клубится в глазах, обещая теменью, что если меня сейчас отпустят, то я не остановлюсь. Ибо это не безумие. Это выбор. Тварь поняла это интуитивно, на своих животных инстинктах и умоляюще посмотрела на держащего меня Аслана, а мне хотелось расхохотаться. Торжествующе. И горько.

* * *

Я забрала Линку из аэропорта. Мы молчали. Сказать было нечего. Потому что обе на грани и говорить сейчас нельзя. Почти сломало, когда отдавали гроб со Степанычем в морг. Почти сломало, когда я забирала Рима из квартиры Эмина и он, долго глядя на Линку, дымящую в окно положил ей голову на колено, а она задержала дыхание, дрожащими пальцами оглаживая морду, тронувшую языком кончики ее пальцев. Почти сломало, когда переступив порог родного дома, первое, что я поняла — я чувствую запах. У каждого человека и помещения есть свой особенный запах. Его описать трудно, он либо приятен, либо нет. Меня не было здесь, казалось бы, целую вечность, и когда я шагнула за Линкой в квартиру, обоняние уловило запах дома, стен, невысоких потолков, тесноты помещений. Таких родных, дышащих уютом и успокоением. В сознание просквозила мысль, что я никогда не чувствовала запаха Эмина. Ни от него, ни у него в квартире. Он просто и сразу под кожу, когда разум пытался остановить, так по глупому и не нужно. Так урезая нам время…



Почти сломало, когда постелив Аслану в спальне Линки, я с сестрой сидела на кухне, пыталась напитаться успокоением тесноты родного дома и близостью родного человека. Когда мы пытались. Пара стопок, нехитрая закуска. Сигаретный дым.

Слом.

Она закрыла лицо ладонями и сгорбилась на стуле. Я положила руки на стол и спрятала в них лицо. Сбитый всхлип с ее губ, задушенный скулеж с моих.

Я подняла голову и робко протянула руку через стол к ее руке. Мне было жизненно необходимо ощутить тепло родного, близкого человека в стуже кошмара, не желающего идти на убыль. Тепло близкого человека.

Линка посмотрела на мою руку, замершую в нерешительности в нескольких сантиметрах от ее локтя и встала со стула. Чтобы подойти ко мне и практически рухнуть у ног рядом. Чтобы положить голову мне на колени, крепко обнять как получалось. Я подалась вперед, сжала ее, зарылась лицом в ее волосы отравившиеся запахом лекарств и расплакалась. Изнутри шел яд, травивший кровь все это время, заслоненный пиздецовыми ситуациями, идущими одна за другой, травящими все сильнее. Все сильнее тем, что я дико замерзла. Ужасно замерзла, почти окоченела из-за отсутствия рядом тепла. Родных. Любимых. Самых дорогих. У которых случилось столько бед, отшвырнувших их от меня. И сейчас Линка рядом. А Эмин отделен пропастью, в которую готова шагнуть его мать, брат и я, но ближе он не станет…

Линка сжала мою руку с кольцом. Смотрела долго, подняла взгляд на меня.

— Пожалуйста, не спрашивай… — с мольбой прошептала я, со стороны ладони поддевая дрожащим большим пальцем ободок обручального кольца. — Пожалуйста… я уже не могу, Лин… я не смогу…

Говорят, что ценить начинаешь, когда теряешь. Это не так страшно. Страшнее когда ценишь и теряешь. И я грела, берегла то, что на дне уже разбитой души и очень боялась утратить и это.

Она хоронила мать, теперь черед хоронить отца. Нашего Степаныча нужно проводить…

Линка привстала и обняла меня за плечи. Она потеряла любимого человека и успокаивала меня. Так нельзя. Совсем.

С трудом взяв над собой подобие контроля, я просительно отстранила ее, глядя в заплаканные глаза сипло, сорвано сказала: