В чужом теле (СИ) - Кутукова Елена. Страница 7

За этим занятием меня, сидящую на полу, и застала Тамара Петровна. Наша соседка, которая судя по пакету в ее руках, скорее всего, собиралась в магазин. Увидев ее, я тут же вскочила на ноги и выпрямилась. Соседка когда-то работала в школе и даже год была у меня классным руководителем. Но потом сменила работу педагога на халат продавца.

— Вы не знаете, куда пропала Татьяна Сотникова? — я едва не сказала мама. — Весь день не могу дозвониться.

— Понятное дело, не можешь, — протянула женщина. — Тут у нее горе такое случилось, не до звонков ей сейчас. Ребенок у нее умер.

Казалось, земля ушла из-под ног, а сердце пропусти удар. Только не это, все что угодно только не это. Этого не могло произойти. Я же видела Ваню вчера утром, с ним все было хорошо, никаких следов надвигающегося приступа, даже румянец был на щеках. Он просил купить набор карандашей, и если получится альбом, но если не получится не страшно. Он всегда так говорил. В свои шесть лет брат отлично понимал, как нелегко семье и редко что-то просил. На глаза навалились слезы, я быстро смахнула их рукой, уже готовясь разреветься, поймала на себе взгляд соседки. Она все стояла, и чего — то ждала, будто хотела поддержать разговор.

— Такая была хорошая девочка. Семье помогала, — произнесла она, ожидая от меня хоть какого-нибудь ответа.

Но я была не в состоянии что-либо сказать. В ушах стояло «девочка, девочка». Не мальчик, не Ваня. Тело накрыла волна облегчения, казалось, я только сейчас смогла выдохнуть. Только одно было важно, что Ваня живой. И это выместило все остальные мысли, даже такую простую, что в нашей семье было двое детей.

— Алену машина сбила, когда она ночью возвращалась домой. Ее тело утром обнаружили, — рассказывала она. — Виновника не нашли, и вряд ли, похоже, найдут.

Дальше я не слушала, просто застыла в неверии, с трудом пытаясь осознать, что Леру мне уже не найти. Все. Назад дороги не будет. А Тамара Петровна все еще рассказывала мне про мою смерть, о которой я ничего не знала.

— А вы собственно кто? Дочь Таниной подруги? Или одна из приятельниц Алены? — спохватилась она, выложив немало подробностей о моей и маминой жизни, и этим вопросом. — Я вас раньше здесь не видела.

— Дочь подруги, — ответила я первое, что пришло в голову, сжимая кулаки настолько плотно, что ноги царапали кожу до крови, так что я ощущала боль.

— Татьяну сегодня не ждите, она к тетке вместе с Ваней поехала, чтобы хоть как-то в себя прийти, — сказала соседка и спросила, — На похороны-то придете?

— Когда они? — Было странно спрашивать о собственных похоронах, но сегодня все казалось чересчур странным.

— Завтра в десять на Алексеевском кладбище, — сказала соседка, и решив, наконец, отправиться по своим делам, медленно зашагала вниз по лестнице. А я застыла, отчаянно желая прийти в себя. Во всех смыслах.

Глава 4

Смерть всегда была рядом в моей жизни, готовя пациентов к операции, я всегда понимала, что есть риск, что они могут не вернуться, даже под скальпелем самого опытного хирурга, ведь иногда и врачи оказываются не в силах помочь. Я боялась смерти Вани с самого его рождения, даже раньше чем ему поставили диагноз, мне всегда он казался хрупким и эфемерным, я переживала за родителей, с которыми что-то могло вполне случиться на работе, но я никогда не думала о собственной смерти, да и некогда мне было об этом думать.

И вот теперь я мертва, меня нет. Я легко могла представить, как летящую на огромной скорости машину, как мое тело о столкновения подбрасывает в воздух протаскивает по автомобилю, и я падаю на серый асфальт, уже с переломанной шеей. Но не могла вспомнить, как это было, лишь прокручиваю слова соседки о том, как это случилось, но в моей памяти зияющая дыра.

И сейчас, как никогда, я ненавижу себя. Одно дурацкое банальное желание, загаданное в момент слабости, и это отняло у меня жизнь, мою жизнь со всеми ее проблемами. Но хуже было другое, как мои родители справятся без меня?

Нужно было ехать к тетке, быстрее прыгать в первый же автобус, который едет в пригород, добраться до дома тети, стучать в ворота и кричать, в надежде что мне откроют, и пустят незнакомого человека в дом, и я смогу все объяснить маме. Вот только знать бы что я ей скажу. Как, вообще, возможно это объяснить? И поверит ли мне мама? Последний вопрос отдавался глубокой болью в сердце. Я не знала ответа, и никак не могла найти в себе силы узнать, просто продолжала рассеянно брести по улицам, пока не стемнело, и единственным правильным ответом не осталось отправиться домой. Точнее, не домой, ключей от квартиры родителей у меня не было, зато были ключи от жилья Леры, куда я и отправилась. С трудом, немного поблуждав по району, я нашла нужный дом, вставила в замок ключ и открыла дверь. Квартира была пуста, скинув обувь, я прошла в спальню и рухнула на кровать. Хотелось плакать, но слез не было.

Внутри как будто все застыло, словно покрылось слоем льда, земля словно ушла у меня из-под ног все самое важное, все самое ценное, все, что раньше казалось таким нерушимым исчезло.

В дверь позвонили, и я неохотно попыталась встать. В дверь позвонили еще раз, Выходя из комнаты, я с ненавистью посмотрела на прекрасное лицо. Один раз в жизни я захотела быть красивой, захотела чужой жизни и вот получила результат.

Я подошла к двери, сердце бешено билось, пальцы рук дрожали. Меня обуревал страх. Казалось, сейчас я открою дверь, и там будет стоять Лера, настоящая хозяйка квартиры, решившая предъявить свои права и выгнать отсюда незваную самозванку.

Но вместо длинноногой модели в подъезде оказался улыбающийся во все зубы курьер.

— Это вам, — сказал он и протянул мне огромную корзину красных роз. — Распишитесь, пожалуйста, вручил он мне ручку, и блокнот.

Слегка растерявшись, я поставила несколько закорючек, после чего он тут же поспешил скрыться, желая мне приятного вечера.

Со странным чувством я занесла цветы в комнату. Вазы им не требовалась. Букет был огромным, такие я видела в основном на картинках. Я старалась не думать о том, что сколько он мог стоить. Вдохнула нежный цветочный запах, провела по нежным лепесткам и обнаружила маленькую открытку, в которой было написано: «Не скучай. Андрей».

Скучать мне действительно не приходилось. И скука по всему видимому не предвиделась. А мне ведь еще нужно решить, что делать с чужим женихом.

А еще бы лучше придумать, что собственно с этим делать?

Я никогда не любила кладбища, мне всегда на них было плохо, будто бы земля выжимала из меня все силы, будто бы здешний воздух давил в груди. И тем не менее сегодня я была здесь, на собственных похоронах, одетая, в самую неприметную одежду, которую смогла найти у Леры: джинсы и легкая коричневая толстовка, скрывающаяся фигуру.

Неприметная, словно тень, я смешалась с толпой, старалась не вглядываться в лица рядом, стоящих со мной людей, не смотреть, как ревущих подруг, которые, похоже, винили в произошедшем себя, на поднятую то и дела платок к глазам Марину Игоревну, облаченную в черное длинное платье, которое только подчеркивало бледность ее лица. Главное, было увидеть родителей и брата. Я сделала несколько шагов, чтобы подобраться ближе, и чуть не задела локтем нашу соседку, когда услышала:

— Мама, мама, Алена не умерла. Она живая, — кричал мой маленький брат.

И я сделала еще рывок, чтобы пробраться сквозь толпу, ведомая какой-то безумной дикой надеждой, рожденной словами шестилетнего ребенка.

Мама крепко держала Ваню за руку, и не пускала ревущего ребенка к гробу. Казалось, за последние два дня, она постарела на десяток лет, а глаза. всегда лучившиеся светом и теплом, погасли.

— Мама, она же просто спит. Я ее разбужу и мы будем опять играть.

Ваня знает, что такое смерть, когда-то мы с ним говорили об этом, именно он задал мне эти вопросы. Он знает, но не хочет верить, пытаясь хоть как-то защитить свой детский мир. А им все-таки не следовало брать его с собой.