Дорога к Зверю (СИ) - Дарман Марина. Страница 42

– Будят-то часто. Да все не по делу. Эх, темнота…

– А если не по делу, ты спать ложишься? – простодушно поинтересовалась Нюра, придирчиво оглядывая поросячью ножку. Вроде, пахнет вкусно, а подозрительная, жуть!

Гунька заржала так, что плошки с полок попадали.

– Ой, звериная простота! – молвила она, когда успокоилась и вытерла вступившие слезы. – Кто же тебя к Зверю-то пустил? Ты, небось? – она обернулась и сурово глянула на Игидара.

– Сама пошла, – насупилась Нюра, отодвигая еще более подозрительную ножку. Может, и не поросячью вовсе. – Там мой чародей сгинул. Он, мне, о как, нужен.

– Твой ли? – прищурилась Гунька. – Чародеи – народец ушлый. Они свои собственные только бывают.

– Нет, этот точно мой.

– Это он тебе так сказал?

– Это сердце мое сказало. Оно у нас одно на двоих!

– Вот, даже как! – привратница прекратила жевать и вперила в Нюру пронзительные глаза, словно иглами насквозь прошила. – Сам позвал, аль просил кого?

– А он позвать мог? – лютая округлила глаза и тут же загрустила: – Нет. Он только пугает да гонит. Помочь и то не хочет.

– Хороший чародей. Умный, – Гунька навалила полную миску ячменной каши и схватилась за ложку. – Правильно делает. И правда твой. Иначе не гнал бы.

– Ты меня не пустишь теперь, да?

– Чаво не пущу-то? Сама пришла. Свеча при тебе. Право на вход у ящера есть. Коли справитесь, котитесь в пасть к Зверю. Ваша судьба, вам и решать.

– А меня? У меня нету права на вход?

– А зачем оно тебе? Ящер с собой кого одного провести может. Тебя и проведет, – добродушно отозвалась привратница, чье настроение улучшалось по мере насыщения. – А ты чего не ешь-то? – спохватилась она и подозрительно посмотрела на Нюру.

– Да я… не голодна… как-то, – пролепетала та и, прикусив губу, робко уточнила: – А ты что делаешь с теми, кто зря разбудил?

– Ах, вот оно что?! – в этот раз Гунька гоготала не так долго, зато заливисто. А когда успокоилась, с хитринкой уточнила: – А ты точно знать хочешь? – Нюра побледнела и не смогла кивнуть. Так и смотрела, боясь дышать. – Да, порося это. Порося. Я деликатесы на пришлых не трачу! – заржала привратница, а лютая побоялась спросить: шутка то, аль нет.

– Не бойся, – улыбнулся Игидар, щедро наливая себе перцовое варево из кувшина. – Это съедобно и даже вкусно.

– Ты ешь-ешь, ягодная, – поддержала Гунька и прибавила веский довод: – К Зверю без моего кушанья ходу нет. Так что не кочевряжься.

– А почему нет? – Нюра осторожно положила в рот ложку каши и замерла от удивления. Обычная каша: сладкая и развалистая. Только тут она вспомнила, что сама ее и варила. Хотя, продукты хозяйские, да.

– Учуют, потому что, – Гунька встала из-за стола и выглянула во двор. – Ешь быстрее. Вода закипает. Ща, париться будете.

– Кто учует? – к допросу подобревшей привратницы присоединился Игидар.

– Стражи моста. Вам же мимо них пройти надо. А коли учуют, сожрут как есть.

– А обратно этим же мостом идти?

– Ты войди сперва, – охолонула князя Гунька. – А уж потом планы строй. Войдешь, сам поймешь.

Нюра еще ела, когда Игидар вышел во двор. Тот преобразился до неузнаваемости. Поваленные деревья исчезли. Бурелом и горы сухих листьев тоже. У крыльца стояла чистая деревянная лавка, а за углом избы притаилась низенькая постройка. Клетушка здорово напоминала поминальный короб, в котором провожали ушедших к Зверю. Только Гунька зачем-то разметила ее стоймя на узеньком основании. Да и дверца в постройки тоже весьма характерная, словно крышка короба. Впустит-то точно, а вот выпустит ли?

– Чего ждешь, князюшка? – развеселилась привратница. – Заробел, никак?

– Банька у тебя уж больно необычная, – хмыкнул Игидар. – Помещусь ли? Мелковатой кажется.

– Банька у меня одна на всех. Любимая! Все помещались, и ты поместишься. Главное стой ровно и не шевелись. А то ошпарю ненароком. Будет у меня ящерка варенная, экзотическая.

Князь хмыкнул и потянулся к кушаку. Выбора-то все равно нет. Правила устанавливает привратница. Хочешь – подчиняйся. Хочешь – обратно иди, коли сбежать силенок хватит.

– Куды? Так иди! – Гунька аж подпрыгнула от возмущения. – Тряпок на вас не напасешься. Мало того, что жрут все как олени, так еще и раздеться норовят.

– Кафтан дай, хоть, сниму. Испортится же.

– Я те сниму! Я те сниму! Ниче не будет твоим цацкам. Лучше прежнего станут. Топай так, я сказала. Да дверцу прихлопни хорошенько.

Игидар пожал плечами и… пошел. С одеждой он мысленно попрощался, но волновался на удивление мало. Знал на что шел, что уж теперь роптать.

В баньку он поместился, пусть и с трудом. Пришлось сгорбиться, согнуть плечи и ноги, но ведь влез. Стоило закрыть дверцу, как ощущение близкой дороги к Зверю усилилось. Но раз он к нему и идет, значит, все в порядке.

Пар повалил неожиданно. Он скатывался сверху вниз, вопреки всякой логике, и густо опутывал, мешая дышать. Воздух сделался до того тяжелым, что князь вдыхал неглубоко и часто. Через шерстинок пятнадцать к пару прибавилась вода. Кипяток обжигал кожу, отчего Игидар заподозрил, что привратница не так уж и шутила. Чуть погорячее и терпеть станет возможно. Однако он молчал, стиснув зубы, и часто-часто дышал. Больше себя беспокоила лютая: справится ли? Он уже привык к говорливой спутнице.

Пар сгущался, кипяток лил все сильнее. Когда князь совсем уж приготовился ко встрече со Зверем, все резко закончилось. Жар стих так же внезапно, как и возник. А затем и дверь распахнулась, точно сама собой. За порогом обнаружилась веселящаяся Гунька.

– Никак понравилось?! Выходи-выходи. Купанье окончено. – Из-за ее плеча робко выглядывала Нюра. Лицо ее ярко белело в сумерках, а руки подрагивали. – А ты заходи, – прикрикнула на нее привратница. – Твой черед!

Лютая сглотнула, но вошла молча. И только взгляд стал до того умаляющим, что Игидару захотелось сломать к бесам проклятущий короб.

Со стороны это выглядело еще страннее, чем изнутри. Гунька сидела верхом на коробе и держала ладони прижатыми к его бокам. Котлы стояли на земле, над огнем. Она к ним даже не притронулась. Но один уже был пуст, а во втором вода стремительно убывала. Со всех щелей короба валил пар, отчего остро пахло чем-то пряным. Знакомый запах вызывал нехорошие ассоциации. Князь не сразу сообразил, что тем же самым пахнет и ладанка шамана, провожающего ушедшего к Зверю. Не успел Игидар как следует осмыслить это, как Гунька спрыгнула вниз и дернула дверцу.

Нюра вышла-выпала изнутри, но выглядела при этом на удивление бодрой и румяной. Запылившаяся одежда очистилась и приобрела такой вид, словно надели только что. Да и сама лютая казалась похорошевшей и помолодевшей. Хотя, куда уж младше?!

– Ой, а молодой какой?! – воскликнула она, глядя на Игидара сияющими глазами. В чародействе она участвовала не впервой потому и успокоилась быстрее.

Игидар наклонился: его одежда тоже восстановилась. Так может, и он того этого?

– Чу! После любоваться будете! Считайте это подарком от Гуньки. А сейчас спать. Все остальное завтра.

Чересчур бодрая хозяйка, посмеиваясь, выделила им печь да ларь, подле оной.

– А как же вы? – чего Нюра не любила, так это мешать. Занимать чужое ложе – неправильно это, даже, если оно единственное.

– А мне оно не скоро понадобится, – хохотнула та, расстилая шкуру на полу. – Я ж коль усну, дважды не разбудите. Уйдете, ох, отосплюсь.

Игидар благородно уступил печь женщине, готовой сражаться за право отдать князю лучшее место. Стоя друг на против друга, они напоминали быков, чьи рога застряли в воротах. Разве что землю не роют, да и то потому, что деревянный пол не шибко-то и взрыхлишь.

– Ты на печь ложись! Тебе по рангу положено.

– Нечего из меня кисейную барышню делать. Сама ложись.

Нюра насупилась и отодвинулась от мерзкой теплой печи подальше. Чтобы точно не закинул силком. Ящер гаденько улыбнулся и рявкнул:

– Это приказ!

– Так нечестно! Ты жульничаешь, – в самом деле, какой нормальный князь уступит место. Это же кошмарное неуважение к честной хуторянке.