Швейцарец. Лучший мир - Злотников Роман. Страница 18

– Николай Иванович, я вам ничего не смог ответить и на половину уже заданных вами вопросов, а вы ещё и подробностей с меня требуете. Поймите, я – обычный человек, по образованию вообще химик, а не историк, не экономист, не социолог, не финансист, не специалист в области государственного управления, ваши же вопросы – в основном как раз из этих областей. Ну что я вам могу рассказать? Да только то, что узнал попутно, собирая материалы. Но в собранных материалах то, что вас интересует, представлено более подробно и в существенно больших объёмах. Так что вам будет куда полезнее потратить время на их изучение, нежели искать ответы в общении со мной. Я, увы, во многом дилетант. Это материалы по технологиям я ещё как-то более-менее читал. Потому что они были предназначены для непосвящённых и требовалось избавиться от «анахронизмов». А ту информацию, что шла напрямую Иосифу Виссарионовичу с Михаилом Васильевичем и Сергеем Мироновичем, я просматривал очень бегло. Так что и помню оттуда очень мало.

– Ну, не скажите, – улыбнулся Бухарин. – На мой взгляд, вы весьма компетентны во всём, о чём мы с вами разговаривали.

– Ага, – вздохнул Алекс. – Мне тоже так казалось. Вот только едва я позволяю себе хоть как-то влезть в эти сферы, как тут же всё сразу идёт кувырком и начинается такой трэш… – И он сокрушённо махнул рукой.

– Трэш? А, это по-английски… – Бухарин понимающе кивнул. – Я заметил, что у вас, в будущем, в речи много англицизмов.

Алекс пожал плечами. Собственно, не во всех из тех будущих, в которых он побывал, это был настолько выражено, как в его изначальном. Кое-где с англицизмами вполне конкурировали и «германизмы», и даже «русизмы». Но в его речи было именно так. Из-за этого его, кстати, регулярно принимали за выходца из Англии или САСШ, либо за человека, прожившего там достаточно долгое время. Впрочем, чаще всего ему это было только на пользу…

Через месяц, который Алекс по большей части провёл во всё том же Центральном институте труда, где дело наконец-то не только сдвинулось с места, но пошло весьма ходко, а частью в командировках по разным предприятиям, его опять вызвали в Кремль.

– Не знаю, что вы там рассказали Бухарчику, – усмехнувшись, заявил Иосиф Виссарионович. – Но более верного и деятельного соратника у меня, похоже, никогда не было. От «правой оппозиции» нынче только пух и перья летят, а «назначенцы» [29] уже, считай, распались.

Парень скромно усмехнулся.

– Рад, что всё так удачно получилось.

– Ладно, это наши внутрипартийные дела, – махнул рукой Сталин. – Я вот почему вас пригласил. Мы наладили производство оборудования для заводов по производству канистр. И готовы осуществить поставки для вашего предприятия. Так что вам нужно выехать в Швейцарию и заняться покупкой участка для строительства или уже готового производства для его перепрофилирования.

На информацию о таком вполне себе бытовом предмете, как обыкновенная канистра, Алекс наткнулся, ещё находясь в будущем. И понял, что нащупал золотое дно. Дело в том, что та самая канистра, к которой все так привыкли, на самом деле появилась не так давно. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году. И являлась итогом инициированной командованием вермахта специальной программы по улучшению логистики. Дело в том, что используемые в настоящее время типы и виды канистр, вполне выполняя свою главную функцию – хранения не слишком большого по сравнению со стандартными ста пятидесяти девяти (да-да, тот самый пресловутый баррель) или двухсотлитровыми бочками объёма топлива, со всем остальным справлялись не очень. Их весьма, на взгляд Алекса, экзотические формы в виде куба, трапеции, неправильного прямоугольника или треугольной призмы, во-первых, не позволяли эффективно использовать пространство хранения, во-вторых, были крайне неудобны при переноске, в-третьих, были тяжелы и трудоёмки в производстве вследствие большого количества сварных или чеканных швов и зачастую требовали специальных ключей для крышек. Чем, например, страдала ныне весьма распространённая англо-американская канистра под названием «flimsy»… С логистикой у вермахта всё получилось как надо. Несмотря на довольно тонкий металл, благодаря выштамповкам на боковинах новые канистры можно было укладывать довольно высокими штабелями. Хорошо просчитанная форма позволяла максимально эффективно использовать имеющиеся площади складирования. Тройная ручка для переноски позволяла удобно перетаскивать канистры в разных конфигурациях – по две полных одним человеком, то есть по одной в каждой руке, одну полную – двумя людьми (скажем, если надо тащить на большое расстояние), или переносить в одиночку четыре пустых. Что со всеми другими канистрами, выпускающимися в начале тридцатых, было весьма проблематично… Короче – это был товар, являющийся настоящим королём рынка. И Алекс решил его украсть. Дополнительной «вишенкой на торте» являлась возможность заметно подкузьмить вермахту, введя новую канистру в обиход в противостоящих немцам странах задолго до начала Второй мировой и ликвидировав тем самым существенное преимущество немцев в топливной логистике. Недаром немцы так старательно охраняли секрет новой канистры, что аж пустились вдогонку за американским инженером Полом Плейсом, который умудрился с помощью своего немецкого коллеги умыкнуть целых три штуки подобных канистр с секретного склада в аэропорту Темпельхоф. Ну, когда стартовал из Берлина в свой автопробег до Калькутты. Плейса не догнали, хотя очень пытались, а вот его немецкий коллега, судя по всему, нарвался по полной…

– Понятно. Как скоро надо выезжать?

– Как будете готовы – так и езжайте. До вашего перехода ведь не очень долго осталось? Так чего тянуть? Но у меня есть ещё один вопрос. Как вы смотрите на то, чтобы привлечь госпожу До’Урден к разработке наших новых образцов автомобильной и тракторной техники?

– М-м-м, что? – не понял Алекс.

– Как выяснилось, ваша жена – очень неплохой художник, – пояснил Сталин. – Она даже участвовала в нескольких выставках, причём одна из них была персональной.

– Вот как… – тупо отозвался парень, совершенно не понимая, как художественные таланты Эрики связаны с чисто инженерной задачей по разработке новых образцов тракторов и автомобилей.

– Дело в том, что госпожа До’Урден, похоже, насмотревшись тех альбомов, что вы привезли в прошлый и в этот раз, начала рисовать, как она это назвала, «картинки из будущего». Не такого отдалённого, как ваше, – лет на десять-пятнадцать. И эти её картинки углядели некоторые преподаватели и слушатели Промакадемии. Среди которых оказался и товарищ Дьяконов [30], которому они очень понравились. Более того, он утверждает, что просто влюбился в них.

– Хм. – Алекс задумался. Он видел, что Эрика явно несколько заскучала. Её деятельной натуре было недостаточно тихого семейного уюта и скромной должности редактора-переводчика. Ну да иначе бы она вряд ли заинтересовалась такими вещами, как мотоциклы, яхты и самолёты… Так что, возможно, новая деятельность придётся ей по нраву. Чем это им грозит? Да, в принципе, ничем серьёзным. Она же не собирается выезжать за пределы СССР? Да и кто ж её отпустит? После всего случившегося-то… И охрану ей точно выделят. А что – вариант!

– К тому же ваша жена – единственный из художников, который будет иметь полный доступ не только ко всем материалам и рисункам, что вы привезли, – с ехидной улыбочкой произнёс Сталин, – но и, так сказать, абсолютный доступ «к телу» самого главного консультанта.

Парень хмыкнул, оценив шутку, и согласно кивнул:

– Хорошо, согласен. Но два условия!

– Слушаю, – посерьёзнел хозяин кабинета.

– Во-первых, она будет не просто художником, а руководителем специальной студии, можно в составе НАТИ [31]. Назовём её Студией эстетики и цве… – Тут он запнулся… В голову пришла мысль, что Харли Эрл, возможно, уже вовсю работает на «Дженерал моторс». И зачем тогда так откровенно подчёркивать свою вторичность? – Нет! Лучше «Студией технического дизайна».