Ермак. Телохранитель (СИ) - Валериев Игорь. Страница 48

"Грамотно. Хорошая фланговая засада получается, — подумал я, прикидывая, где разместить группы нападения, прикрытия, наблюдателей и зону полного огневого поражения. — Только, кто мне даст возможность командовать? Но своё мнение Головачеву обязательно доведу. Всё-таки мы с ним столько времени провели в училище, разрабатывая различные тактики действия малых групп казаков в тылу врага. И где Бургед такому научился?! На дорогах пошаливал?"

Действительность оказалась еще лучше. Балка была пологой, но глубокой. Шла не только до рощицы, но и дальше. На фланге можно было разместить двадцать пять человек с интервалами метров по пять, что позволяло организовать зону уверенного огневого поражения метров в сто пятьдесят — двести по тракту. Как раз на такое расстояние растянется обоз. До дороги от места засады было метро сто двадцать. И располагался тракт чуть ниже небольшого холма, за которым проходила балка. Стрелять сверху вниз всегда удобнее, чем наоборот. В общем, "молот" хоть и с одной стороны, но получался внушительным. "Наковальня", в которой оставалось ещё пятнадцать стрелков, считая отделение солдат, позволяла не пропустить бандитов вперёд по тракту. А заметить, что её, что "молот" будет проблематично. Я хотел предложить Головачеву накинуть сверху на папахи юнкеров и солдат куски белой материи.

По моему мнению, противник, попавший в такую засаду, может предпринять только следующие действия. Первый вариант — увеличить скорость движения, организовав огневой отпор, и попытать выйти из зоны сплошного поражения. В этом случае противник с ходу попадает под удар "наковальни", а разгром завершает "молот", нанося удары с фланга по противнику. Тем более, если поразить лошадей в санях, которые рванут на прорыв, то можно закупорить тракт. По снежной целине особо не ускачешь. А если поразить лошадей в конце обоза варнаков, то получится классический огневой мешок.

Второй вариант у бунтовщиков — организовать оборону, принять бой и попытаться уничтожить засаду с фланга. Второй вариант, обычно, имеет место при существенном перевесе противника в огневой мощи сил и средств, как в нашем случае, при этом свои боевые порядки противник организует в сторону "молота". В решающий момент, когда силы противника связаны "молотом", "наковальня" наносит сокрушительный и неожиданный удар в тыл боевых порядков противника. Бежать по целине в сторону от тракта, где нет засады, значит умереть уставшим. Пулю не обгонишь.

Сотник Головачев, которому я нарисовал на снегу схему засады и рассказал о возможных вариантах наших действий и противника, принял её без каких-либо изменений. Разместил юнкеров вдоль балки, обозначил каждому сектора обстрела. Я раздал куски материи и показал, как лучше всего разместить на голове. Командовать "наковальней" оставил унтер-офицера с его отделением и ещё пятёркой юнкеров, сам разместился в середине фланговой засады. Спутанные лошади остались на дне балки, пережёвывая овёс из подвешенных торб. Оставалось только ждать и молить Бога, чтобы бунтовщики не пошли по реке Иркут.

Лежу в первой ячейке, которую оборудовал в корнях деревца, выкопав небольшой окоп в снегу. С другой стороны вторая позиция. Ещё через три метра третья. До всех можно добраться ползком через прорытые траншеи. Перед выходом из Тункинского острога получил разрешение от сотника взять с собой мой "Гевер 88", сотню патронов в пачках и ранец. Свою казачью винтовку отдал Васильеву и патроны к ней. Его ствол остался в обозе. Дядька Игнат и остальные сверхсрочники училища, которые нас сопровождали, остались в Тунке.

Протёр холстиной затвор, убирая образовавшийся иней. Потом почистил все патроны, доставая их из пачек. Снарядил магазин. Остальные пачки сложил в подсумки. Холодновато, но полушубок, унты и тёплое бельё позволяло не стучать зубами. Тем более на дно ячеек положил нарубленного лопаткой лапника. Нашлась парочка низкорослых елей. Лежал и с легкой грустью вспоминал свой гибрид из шкур красного волка, который был у меня. Жалко всё сгорело на хуторе. В нём было бы куда теплее. Время тянулось медленно. Но, наконец-то вдали по тракту показалось пятно, которое, увеличиваясь в размерах, говорило о том, что идёт большой обоз.

"Кажется, нам повезло, — подумал я. — Сейчас наш длительный забег закончится. Надоела эта погоня. Надеюсь, что будем просто уничтожать этих зверей. Слава Богу, в это время толерантностью и не пахнет. А, насмотревшись всех тех ужасов, которые совершили бунтовщики, вряд ли у кого из юнкеров дрогнет рука. И сотник — наш человек! У него даже в мыслях не возникло, что надо выйти и предложить бунтовщика сдаться. Команда от него была — огонь на поражение".

Я через целик и мушку отслеживал проходящих мимо меня каторжан. Скоро первые сани достигнут отметки, после которой мы откроем огонь. "Даже головной дозор вперёд не отправили, — подумал я. — Совсем нюх потеряли ребята". Ещё чуть-чуть и можно стрелять. Я взял на мушку возницу десятых по счету спереди саней. Первые сани пересекли, обозначенную Головачевым линию открытия огня. Выстрел! Возницу снесло из саней. Его тело упало между оглоблей и сани остановились. Справа и слева от меня заговорили винтовки юнкеров. Огонь был убийственным.

Теперь будем выполнять поставленную Головачевым задачу — отстреливать наиболее активных каторжан. Если по моим утверждениям отстреливать офицеров в первую очередь при засадах в тылу врага, когда мы с ним разрабатывали тактику ведения боя в этих условиях, сотника корёжило, то по каторжанам он сам мне поставил такую задачу и разместил рядом с собой в цепи ячеек засады.

Смотрим, кто начал проявлять активность. Жаль, рядом нет корректировщика. Но отсутствие оптики на винтовке, позволяло самому оценивать ситуацию.

Ага, вот кто-то замахал руками, что-то выкрикивая. "Наш клиент!" — подумал я, навел мушку и мягко потянул на спуск. Выстрел. Одним руководителем стало меньше.

Кто ещё? Мой взгляд начал скользить вдоль обоза бунтовщиков. Ещё один стал что-то кричать и показывать рукой на наши огневые позиции. "Нет, организованной атаки нам не надо!" — успел подумать я, пока тело на автомате делало свою работу. Выстрел и каторжанин, получив пулю в лоб, разбрызгав затылком, слетел с обочины тракта, на который успел забраться.

А дальше понеслось. Каторжане через снежную целину попёрлись на нас по пояс в снегу, стреляя из всего, чем были вооружены. "Наковальня" сработала отвратительно. Десяток солдат и пятёрка юнкеров стреляли во фланг бунтовщикам, но их точность была нулевой.

Я слился со своей винтовкой в одно целое и долбил, как из пулемёта, пытаясь охватить, как можно больший сектор и, еле успевая менять пачки патронов, передёргивать затвор. Остановился только после того, как целей не осталось. Последних бил уже чуть ли не в упор, метрах в двадцати. Проверил подсумки. Осталось три пачки от двух десятков. "Семьдесят пять выстрелов. За тридцать убитых могу голову отдать. — Подумал я. — Сорок процентов пораженных целей. Обалденный для скоротечного боя результат".

Я, расслабившись, растянулся на лапнике и прижался горящей щекой и лбом к холодному прикладу винтовки, вдыхая запах сгоревшего пороха. Давно я так не стрелял. Спасибо, винтовочка, выручила. Могли нас смять каторжане. Ещё чуть-чуть и смяли бы. Очнулся от голоса сотника.

— Ермак, оглоблю тебе в…., - Головачев, застыв заиндевевшей фигурой надо мной, поперхнулся и продолжил. — Много видел хороших стрелков, но то, что творил сегодня ты…

Сотник снял с усов иней и лёд, откашлялся и продолжил:

— Теперь верю, что можешь, стреляя, буквы рисовать на мишенях. Спасибо, тебе. Если бы не ты, могли бы и потерпеть поражение.

— Ваше благородие, отбились и, слава Богу, — ответил я, вставая и попытавшись принять стойку смирно.

Сотник, ничего не говоря, сграбастал меня в объятия.

— На награду обязательно представлю, — прошептал мне на ухо Головачев. — Молодец! Спасибо тебе!