Пришедшие издалека - Хват Лев Борисович. Страница 2
Моряк извлек массивный дедовский брегет. Пора! Он остановил кеб, назвал адрес и вскочил в экипаж. Пересекая Пикадилли, офицер заметил вывеску, явно сделанную наспех: «Главный вербовочный пункт».
У входа переминались трое юнцов. Вероятно, будущие волонтеры в нерешительности: страшатся войны и в то же время жаждут мчаться на лихом скакуне и поражать буров… А все ли они вернутся домой?.. Кебмен свернул на тихую улицу, но и сюда доносились визгливые, пронзительные голоса газетчиков: «Экстренный выпуск! Войска Робертса наступают, взято в плен шестьдесят буров…» Молодой моряк поморщился. Неприятно изо дня в день слушать сенсации, наскоро придуманные в лондонских редакциях. Публика возбуждена, ждет известий о ходе войны. Почему бы не сказать правдиво, что в Африке мы завязли?!
— Извините, сэр, — обернулся к седоку кебмен, — как вы думаете, скоро эта штука кончится?
— Кто знает, старина… Надо надеяться на лучшее…
— Моего сына и племянника отправили в самое пекло — Трансвааль.
Офицер не ответил. Молчание, даже невежливое, предпочтительнее пустых слов, которыми он только что пытался отделаться. В этот весенний день, когда расцветающая природа призывает радоваться каждой минуте жизни, меньше всего хочется вспоминать, что где-то в Южной Африке цивилизованные люди с остервенением убивают друг друга.
Воспитанный в традициях британского военно-морского флота, примерный службист, гордящийся принадлежностью к своему сословию, офицер не интересовался первопричинами международных конфликтов и не позволял себе критиковать действия правительства ее величества королевы Виктории, «доброй старой Викки», но и не мог примириться с систематическими чудовищными кровопусканиями. Войны почти не прерываются, багровым пламенем вспыхивают они в разных частях света. Лишь недавно закончилась схватка в бассейне Карибского моря, и Соединенные Штаты, разгромив испанскую армию и флот, утвердились на Кубе, как в колонии. И вот уже назревают серьезные события на Дальнем Востоке, где обнажились противоречия между крупнейшими державами: любая из них готова вцепиться в горло соперника из-за раздела Китая на сферы влияния. А теперь еще заварилась каша с бурами! Против скотоводов и земледельцев, жалких бедняков, отстаивающих свою независимость, брошена мощь империи…
Допустим, иначе нельзя: отступить или хотя бы уступить не позволяет престиж. Но если подумать, что сын этого старика кебмена, какой-нибудь Том или Дик, интересы которого вряд ли выходят далеко за пределы отцовской конюшни, уже валяется бездыханным на горячем песке, среди колючих кустарников?.. Есть тут ужасающая несправедливость, оскорбительная для человеческого достоинства, несовместимая с моралью и этикой джентльмена… Однако ему ли, военному моряку, разбираться в дикой нелепице кровопролитий! Он офицер, его священная обязанность служить британскому флоту, как служили ему верой и правдой предки, мужчины многих поколений старинной английской фамилии, честь которой он поддерживает. Добросовестное исполнение долга, соблюдение дисциплины, постоянная готовность отдать свою жизнь — вот в чем его призвание…
Экипаж остановился у двухэтажного особняка. Моряк сунул кебмену монету, шагнул к двери, на которой висел медный молоток с изображением львиной головы, и ударил им. Знакомый звук вызвал воспоминания. Офицер оглядел зеленые подтеки фасада, выщербленную штукатурку, покосившуюся водосточную трубу. Так и не удалось сэру Маркему отремонтировать дом; денежные затруднения, видимо, продолжаются, добряк, конечно, и сейчас помогает родне…
Дверь открыл худощавый слуга с сизыми баками.
— Здравствуйте, Джеркинс, как здоровье? Ваша дочь, говорят, делает успехи на сцене?
— Благодарю, сэр. Все у нас хорошо, сэр, а Милли действительно утешение моей старости, — заговорил польщенный слуга, снимая с моряка пальто. — Давненько же вы не показывались, сэр!
— С прошлого столетия, Джеркинс.
Не сразу поняв, слуга сдержанно засмеялся.
— Приказано отвести вас в кабинет, сэр Клементс просил немного подождать — к нам пожаловали гости.
Оправив мундир, офицер вынул из тонкого бумажника визитную карточку.
— Возьмите, Джеркинс, так сказать, для порядка.
На карточке было напечатано: Роберт Фалькон Скотт, лейтенант Британского королевского флота.
Вдоль двух стен большого кабинета тянулись книжные полки, верхние ряды достигали потолка. В углу стояла легкая лесенка. С юных лет Клементс Маркем пополнял драгоценную библиотеку, эта страсть поглощала все его сбережения. Труды великих ученых, путешественников, мореплавателей разных времен и народов, редчайшие издания, купленные на аукционах, у букинистов, обедневших библиофилов Лондона, Парижа, Рима, Берлина, Петербурга, Мадрида, Лиссабона, соседствовали на полках. Роберт Скотт улыбнулся старым знакомцам.
В кабинет известного географа, исследователя дальних стран, организатора и участника многих экспедиций, Скотт впервые попал двенадцати лет. Отец представил его Маркему. Трепетное волнение, испытанное им тогда в этой комнате с тяжелыми портьерами, плотными оконными шторами и мягким турецким ковром, поглощавшим звуки шагов, вспоминалось Роберту Скотту каждый раз, когда он переступал порог кабинета ученого. Бывать у Маркема ему доводилось не раз, а одним летом, во время каникул, он появлялся здесь почти ежедневно. Сэр Клементс поручил подростку составить каталог книг, собранных за несколько лет. Юный Скотт взялся за дело горячо, но довольно скоро остыл: скучно было лазить по лесенке, переписывать наименования толстых фолиантов. Его тянуло на воздух, к сверстникам, погонять мяч на зеленой лужайке, и он старался освободиться пораньше.
Вспомнив об этом, лейтенант задумался, лицо осветилось солнечной улыбкой, очень привлекательной, украшавшей его.
Юность — прекраснейшая пора! Вряд ли заслуживает укора подросток, который предпочел, скажем, теннис однообразному занятию в библиотеке. Но надо быть справедливым: его допустили в сокровищницу ученого, к собранию книг, воплотившим разум человечества за сотни, за тысячи лет, а он, поглядывая на высокий ящик с часами, регулярно издававшими мелодичный звон, торопился и записывал названия томов столь же равнодушно, как если бы то были ящики с мылом, картофель, соленая рыба…
Все же он порадовал Маркема, доведя работу до конца. Ученый хотел отблагодарить подростка деньгами, но тот вспыхнул и отвернулся. «Правильно, мальчик! — одобрил сэр Клементс. — Жду завтра в обычное время». Наутро он вручил юному библиотекарю стопу книг с дарственной надписью. Там было полное собрание работ знаменитого английского мореплавателя Джемса Кука, описания походов Виллема Баренца, именем которого названо самое большое из морей Северного Ледовитого океана, и лондонское издание трудов Фаддея Беллинсгаузена, начальника русской южнополярной экспедиции на шлюпах «Восток» и «Мирный», открывшей Антарктиду.
«Придет время, когда Роберт Фалькон Скотт, бесстрашный моряк-исследователь, будет зачитываться книгами прославленных путешественников, и я хочу, чтобы мой юный друг походил на них, лучшего пожелания у меня нет», — сказал Маркем. «О сэр Клементс, никогда я не забуду вашей доброты!» — вырвалось у подростка. Джеркинс, еще не старый тогда человек, помог ему отнести домой дары ученого. Они и послужили фундаментом личной библиотеки флотского офицера.
Предсказание Маркема сбылось наполовину: Скотт стал военным моряком; восемнадцати лет он мичманом ходил на корабле «Бадиша», спустя два года был произведен в младшие лейтенанты. В дальних походах формировался искусный моряк и зрелый командир. Перечитывая книги первооткрывателей, он чувствовал, как растет в нем жажда познать неведомое, стремление к поискам. Но ни разу не выпадало ему счастье уйти в плавание с научной экспедицией, проверить свои силы и способности в самостоятельных исследованиях.
Стоя у письменного стола, лейтенант медленно поворачивал большой глобус. Тонкие извилистые и прямые линии показывали маршруты Маркема. Завидная судьба! Сэр Клементс в свои семьдесят лет сохранил жизнелюбие юности, страсть к путешествиям, он и сейчас полон проектами новых исканий, неизменно борется за смелые планы исследований. А почетный пост президента Географического общества трижды заслужен им!