Пришедшие издалека - Хват Лев Борисович. Страница 35

С веселыми шутками нагрузили трое саней — и марш навстречу буре!

Вот так дорога! Каждые полсотни метров — огромный сугроб, только и гляди, не опрокинулись бы сани. А между сугробами тащишься будто по песку.

Наконец-то путь выровнялся, но пурга лютует, каюры порой не различают свою шестерку собак. Местность снижается, иногда довольно круто. За день спустились на 150 метров. Неужели придется опять карабкаться по горам?

Попутный ветер подгоняет сани. Снова обмотали полозья веревками. Перебрались через сугроб — последний по дороге к полюсу.

Путь ровный, как пол, но этот мелкий снег — чистое наказание!

— Пожалуй, пустыня Сахара больше подходит для передвижения на санях, — пробурчал Амундсен.

Он и Хассель поочередно бегут впереди, проклиная плохую видимость. На юго-востоке показалась дикая черная вершина, но нависшие облака скрыли ее. Туман сгущается, воздух странно потемнел. Почему это? Проглянувшее солнце осветило группу гор. Амундсен называет их именами своих товарищей — Хансена, Вистинга, Бьолана и Хасселя. Нанеся на карту открытый в тот же день горный массив Нильсена с четырехкилометровой вершиной, начальник экспедиции увековечил имя капитана «Фрама».

Соорудив продовольственный склад, норвежцы двинулись по большому старому леднику, пересекавшему дорогу к югу. Положив лыжи на сани и связавшись альпийской веревкой, Амундсен и Хассель в густом тумане нащупывали путь, изредка разглядывая компас.

— Из этого лабиринта пропастей и трещин нелегко выбраться, лучше бы переждать, пока не прояснится, — робко предложил Хассель.

— Что?! Фрам!

Но через несколько минут пришлось остановиться всем: туман поднимался, обнажая белый хаос.

— Можно подумать, что тут сражались исполины, швыряя ледяные глыбы, — сказал Амундсен. — Пропасть на пропасти, торос на торосе — ступить некуда! Чертов ледник! А этот удивительный портал в белом хребте — не иначе, как врата ада…

Посветлело. Амундсен снова двинулся на разведку, ему сопутствовал Хансен. Вернулись они с невеселыми новостями.

— Бесконечные обходы и повороты! Чтобы продвинуться на шаг вперед, мы нередко делали крюк метров в десять. Дорога спускается. Наш лагерь расположен в 2400 метрах над уровнем моря. Шеклтон определил высоту антарктического плато в 3000 метров. Очевидно, нас ожидают новые подъемы.

— Но пройти можно?

— Да, хотя путь опасен.

— Выходит, зря мы оставили на Бойне ледовые кошки? — осклабился Бьолан и вздрогнул, увидев искаженное лицо Амундсена. Тот яростно ударил кулаком по ящику:

— Не прощу я себе этой оплошности!

Бьолан начал запинаясь объяснять, что и без кошек они пройдут, но Хансен двинул его локтем в бок: «Заткнись, Уле!» Не поднимая глаз, Бьолан выполз из палатки. Ушел и Хансен, он накинулся на друга:

— Какой дьявол дернул тебя полезть с идиотским вопросом?! Ты что, хотел вернуться на Бойню за кошками? Нет!.. Думалось мне, лучше ты знаешь Руала Амундсена! Случись это с любым из нас, начальник разделал бы виноватого и простил, а вот себя будет укорять до последнего дня… Ты не обижайся, Уле, а запомни: пошутить вовремя — милое дело, но пустых разговоров Амундсен не терпит.

«Чертов ледник» угостил норвежцев таким хаосом, какого они еще не видывали. По разведанной дороге двигались сравнительно легко, но дальше часами искали путь. Не раз брались они за топоры и вырубали лед. Прошли по мосту, до того узкому, что полозья едва не нависали над крутыми обрывами. Амундсену припомнился танец на канате, протянутом через Ниагарский водопад. «Хорошо, что никто из нас не страдает головокружением, а собаки, вероятно, не представляют себе, во что обойдется им неверный шаг», — размышлял полярник.

С трудом отыскали место для ночевки. Расположились на голом льду. Хассель пошел за снегом для котла. В двух шагах от палатки торчал снежный холмик, напоминавший небольшой стог сена. Хассель с размаху рубанул по нему топором, он ушел по самую рукоятку. Внутри холмик был пуст. Когда топор вытащили, вниз полетели куски льда и промерзшего снега.

— Темно, как в мешке, и дна не видать, — подмигнул Хассель, широко улыбаясь.

— А чего ты пасть разинул, словно акула? — удивился Вистинг.

— Приятное соседство, а?..

1 декабря, в шторм, осилили только четыре километра, но путешественники радовались: дорога по предательскому леднику кончается, можно будет снова встать на лыжи. Напоследок ледник-ветеран показал еще одно занятное местечко; Амундсен и ему подобрал прозвище: «Чертов танцевальный зал».

Жестокая пурга настигла отряд, закружились мириады снежинок, мельчайшие ледяные кристаллики больно били по лицу. «Хансен, пойдешь передовым!» — крикнул Амундсен. Лучший каюр повел собак вслепую сквозь метель и туман. За три дня норвежцы приблизились к цели на сто с лишним километров.

6 декабря пересекли 88-ю параллель и оказались в 3700 метрах над уровнем моря; это была наивысшая точка за весь поход. А на другой день отряд побил «рекорд» Шеклтона и прошел дальше достигнутого им южного предела. В эту торжественную минуту норвежцы остановились, на передних санях подняли национальный флаг. Слезы катились по исхудалому, морщинистому, кровоточащему лицу Амундсена, но, прежде чем подойти к товарищам и пожать им руки, он овладел собой. С изумленным выражением, будто после продолжительной разлуки, разглядывал начальник своих спутников. Что сделала с людьми пурга! Под ее ударами у Хансена, Вистинга, да и у него самого левая щека превратилась в изъязвленную лепешку, сочащуюся гноем и кровью. Вероятно, долгие недели пройдут, пока затянутся эти раны…

На ночевку устроились под широтой 88°25′. До полюса 176 километров, путь открыт. Амундсен забрался в палатку. Волнующий день! Да, мужество и воля творят чудеса. История исследований Антарктиды сохранит имя сэра Шеклтона, но мы уже прошли дальше!.. Норвежский полярник нахмурился: дорого бы он дал, чтобы узнать, где сейчас Скотт! Что впереди? Нетронутая целина, бесконечная равнина, которой еще не видел ничей глаз, где не ступала ничья нога? Или же… или?.. Нет, это невозможно, ведь они шли с рекордной скоростью! И все же…

«Туда, где есть хотя бы крошечная щелка, обязательно проберется сомнение и будет грызть», — раздумывал Амундсен. Норвежцы следили за собаками — казалось, будто они принюхиваются в южном направлении, что-то чуют.

Цель все ближе. Температура 28 градусов.

— Не мерзнете? — спросил Амундсен.

— Вот еще! Костюм греет, как печка, а легко в нем, точно на тебе ничего не надето.

Костюмы для участников экспедиции пошили из старых шерстяных одеял, служивших не одному поколению норвежских моряков. Хотя в красильне они приобрели довольно приличный синий цвет, найти портного было нелегко. «Костюмы из старых одеял?!» — заревел оскорбленный мастер. А в конечном счете идея, заимствованная Амундсеном из опыта зимовки «Бельжики», оказалась удачной.

Впрочем, холода стоят умеренные; со дня выхода из Фрамхейма температура ни разу не падала даже до 30 градусов. Дед Мороз определенно доброжелательствует норвежцам. Но начальник не сожалеет, что взял обильный запас обуви. Прежние полярные путешествия научили его: ноги надо особенно беречь; серьезное обморожение хотя бы одного пальца грозит смертельной гангреной, а, как известно, хирургической клиники в Антарктике нет. Амудсену вспоминается, что двадцать лет назад мать уговаривала его поступить на медицинский факультет, однако врачебная карьера не привлекала юношу. А вообще-то весьма полезно, если в полюсной партии есть человек с опытом хирурга. В первом походе Роберта Скотта участвовал доктор биологии Эдвард Уилсон, с Шеклтоном к полюсу шел врач Маршалл, да и сейчас Скотт пригласил своего старого друга. Где-то они теперь?..

14 декабря 1911 года Руал Амундсен проснулся с чувством взволнованного ожидания великой радости. Сегодня?! Да, сегодня свершится то, чему он в течение двух лет отдавал все силы своего разума, ради чего он и его товарищи боролись, переносили лишения, рисковали жизнью! Амундсен быстро выбрался из спального мешка, глянул в проем палатки. Солнце озаряло Великое плоскогорье. Ни облачка в небе, ни дуновения ветра, неправдоподобная тишина. Какое утро! Можно подумать, что стихии Южного полюса смилостивились и готовы встретить северян с достойным гостеприимством.