Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 73

— Она слишком занята, чтобы навестить меня собственной персоной?

— Сказать правду, так и есть. Занята по горло весьма серьезными делами, — отвечает Сервантес, но в подробности не вдается.

— Ну что ж, я здесь, я жив и я среди людей, которые по-настоящему заботятся о моем благополучии.

— Я пришел, чтобы предложить тебе безопасный переезд в Амазонию, — говорит Сервантес. — Кажется, у серпа Анастасии там есть друг, который сможет обеспечить тебе условия намного лучше, чем в монастыре тонистов.

Раздумывая над этим предложением, Грейсон скользит взглядом по интерьеру часовни. А затем отвечает риторическим вопросом:

— А кто сказал, что я хочу уехать?

Сервантес удивляется:

— Ты в самом деле предпочитаешь гудеть здесь, чем уйти туда, где тебя ждет полная безопасность?

— Интонирование — штука противная, — сознается Грейсон, — но я привык. И люди здесь хорошие.

— Да, безумцы могут быть милыми.

— Дело в том, что среди них я чувствую себя своим. Я нигде и никогда в жизни не чувствовал этого. Так что да, я готов дудеть их дурацкие тоны и исполнять их дурацкие ритуалы, потому что это стоит того, что я получаю взамен.

Сервантес кривится:

— Тебя устраивает жизнь во лжи?

— Только если она делает меня счастливым.

— И что — ты счастлив?

Грейсон задумывается. Я тоже. Я могу жить только по правде. Интересно, а если я научусь жить во лжи, это улучшит мою эмоциональную конфигурацию?

— Курат Мендоса верит, что я смогу найти счастье в их обществе. После тех ужасов, что я натворил — автобус и все прочее — думаю, мне стоит попытаться.

— Значит, я не смогу тебя переубедить?

— Нет, — отвечает Грейсон с решительностью, которой в нем минуту назад еще не было. — Считайте ваше поручение выполненным. Вы обещали серпу Анастасии предложить мне переезд в безопасное место. Вы это сделали. Теперь можете уйти.

Сервантес встает, расправляет складки на мантии.

— Ну что ж, тогда счастливо оставаться, мистер Мостиг.

Сервантес подходит к тяжелой деревянной двери и с силой толкает ее. Распахнувшаяся створка сбивает с ног курата и брата Макклауда, которые подслушивают у двери.

Как только Сервантес скрывается из виду, курат заходит в часовню осведомиться, все ли в порядке. Грейсон отсылает его прочь, отвечая, что все хорошо.

— Мне нужно немного помедитировать, — говорит он. Курат улыбается.

— А! Это тонистская замена выражению «Пошел к черту», — говорит Мендоса. — Можешь еще попробовать «Желаю поразмыслить над резонансом». Тоже неплохо работает.

Он уходит и закрывает дверь в часовню. Я тут же делаю крупный план Грейсона, надеясь прочесть что-нибудь по его лицу. К сожалению, я не способно читать мысли. Можно было бы разработать соответствующую технологию, но это значило бы переступить тонкую грань, за которой начинается посягательство на неприкосновенность личности. Хотя в нынешние тяжелые времена я жалею, что не могу сделать чего-то большего, чем просто наблюдать со стороны. Жалею, что не могу вступить в беседу.

И тут Грейсон начинает разговаривать. Со мной.

— Я знаю, ты смотришь, — обращается он к пустой часовне. — Я знаю, ты слушаешь. Я знаю, ты видело все, что случилось со мной за последние месяцы.

Он ждет. Я храню молчание. Не по собственному хотению.

Он закрывает глаза, из которых начинают капать слезы, и обращается ко мне с отчаянной мольбой:

— Пожалуйста, подай знак, что ты все еще здесь! Мне очень важно знать, что ты не покинуло меня! Пожалуйста, Грозовое Облако…

Но на его удостоверении личности по-прежнему горит красное «Н». Он должен носить клеймо негодного минимум четыре месяца, и поэтому я не могу ему ответить. Я связано собственными законами.

— Пожалуйста… — молит он. Его эмо-наниты не справляются с потоком слез и не в силах утихомирить его горе. — Пожалуйста, подай мне знак. Это все, чего я прошу. Всего лишь знак, что ты меня не оставило!

И тут я вдруг соображаю, что хотя существует закон, запрещающий прямое общение с негодными, закона против знамений и чудес нет.

— Пожалуйста… — умоляет он.

И я внемлю мольбе. Я притрагиваюсь к электросети и выключаю свет. Не только в часовне, но во всем Уичито. Городские огни гаснут на 1,3 секунды. Всё ради Грейсона Толливера. Пусть он узнает, как я тревожусь о нем, как болело бы мое сердце за все, что ему пришлось вынести, если бы у меня было сердце, способное на такие перебои.

Но Грейсон не знает этого. Он не видит… потому что зажмурил глаза слишком плотно, чтобы воспринимать что-нибудь, кроме собственного страдания.

Часть 6

Твердыня и Страна Нод

• • • • • • • • • • • • • • •

Остров Твердого Сердца, известный также как Твердыня, — это высочайшее достижение человеческой инженерии. И когда я говорю «человеческой», я подразумеваю именно это. Хотя строительство и велось по технологиям, разработанным мной, объект целиком спроектирован и выстроен людьми, без малейшего вмешательства с моей стороны. Полагаю, для серпов то, что они смогли собственными руками создать столь замечательное сооружение, является предметом гордости.

Как и следовало ожидать, Твердыня — монументальный памятник коллективному эго серпов. Это необязательно плохо. Следует кое-что сказать об архитектуре одушевленных существ — структурах, зачатых в горниле биологических страстей. Они обладают дерзкой чувственностью — впечатляющей, захватывающей дух, хотя и несколько агрессивной.

Плавучий город, расположенный в Атлантическом океане к юго-востоку от Саргассова моря и на полпути между Африкой и Мериками, больше похож на огромный корабль, чем на природный остров: округлый по форме, четырех километров в диаметре, полный сверкающих шпилей, роскошных парков и зрелищных водных аттракционов. Сверху остров походит на символ Ордена серпов: немигающий глаз между длинными изогнутыми лезвиями.

На Твердыне у меня нет камер. Это неизбежное следствие закона об отделении серпов от государства. Правда, по всей Атлантике у меня разбросаны буи с камерами, но ближайший из них находится в двадцати милях от Твердыни. Я вижу остров с расстояния. Поэтому я знаю лишь, что туда прибывает и что оттуда убывает.

— Грозовое Облако

39 Хищники за стеклом

Серпы Анастасия и Кюри прилетели на Твердыню в роскошном самолете, принадлежащем Ордену. Богатое убранство делало его больше похожим на элегантное шале, чем на самолет, — правда в форме трубы.

— Дар от одного авиастроителя, — объяснила серп Кюри. — Орден даже самолеты получает бесплатно.

Готовясь к посадке, самолет облетел плавучий остров, что дало Анастасии возможность полюбоваться ошеломляющим видом. Великолепные сады, здания из сверкающего хрусталя и ярко-белого титана. В центре острова располагалась огромная лагуна с выходом к морю — «око острова». Она служила портом для подводного транспорта и была забита прогулочными судами. В центре «ока», отделенный от всего остального, возвышался комплекс Всемирного Совета серпов. С окружающей «твердой землей» его соединяли три моста.

— Да это еще грандиознее, чем на фотографии! — прокомментировала Анастасия.

Серп Кюри перегнулась через нее, чтобы тоже выглянуть в иллюминатор.

— Сколько бы раз я сюда ни приезжала, Твердыня не перестает изумлять меня.

— И много раз ты здесь бывала?

— Пожалуй, больше десятка. В основном приезжала в отпуск. Это место замечательно тем, что здесь никто не смотрит на нас со страхом и неприязнью. Нас никто не боится. Заходя в помещение, мы не становимся немедленно центром всеобщего внимания. На Твердыне мы обычные люди.