Грозовое Облако (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 9

Но Цитре хотелось узнать. Хотелось услышать все от него самого.

— Правда, что ты зарезал и сжег уйму серпов?

Он явно оскорбился, услышав это обвинение.

— Я забираю жизнь у тех серпов, которые не достойны так называться! И я вовсе не «зарезываю» их, как ты выражаешься. Я приканчиваю их быстро и безболезненно, в точности, как ты, а тела сжигаю, только удостоверившись, что они мертвы. Тогда их не смогут оживить.

— И серп Фарадей разрешает тебе это делать?

Роуэн отвел глаза.

— Я его уже давно не видел.

Он рассказал, что после побега с январского конклава Фарадей, которого практически все считали мертвым, забрал его в свой домик на северном берегу Амазонии. Но Роуэн выдержал там всего несколько недель.

— Я должен был уйти, — сказал он Цитре. — Я почувствовал… призыв, что ли… Не могу объяснить.

Но Цитра понимала. Она ощущала тот же призыв. Целый год наставники тренировали их тела и умы, чтобы сделать их совершенными убийцами на службе общества. Забирать жизнь стало частью их натуры. И она не могла винить его в том, что он обратил свой клинок против порчи, разъедавшей Орден. Но хотеть что-то сделать и действительно делать это — две разные вещи. Существует кодекс поведения. Заповеди не были чьей-то пустой прихотью. Без них во всех регионах, на всех континентах в Ордене воцарился бы хаос.

Вместо того чтобы разворачивать философскую дискуссию, которая ни к чему бы не привела, Цитра решила сменить тему — поговорить не о поступках Роуэна, а о нем самом. Потому что ее заботили не только его темные подвиги.

— Ты такой худой, — сказала она. — Ты вообще что-нибудь ешь?

— Ты теперь моя мамочка?

— Нет, — спокойно ответила Цитра. — Я твой друг.

— А-ах… — протянул он с едва слышной горечью, — «друг», значит…

Она понимала, к чему он клонит. Когда они виделись в последний раз, оба произнесли слова, которые поклялись себе больше никогда не произносить. В пылу того отчаянного, но победного мгновения он сказал ей, что любит ее, а она призналась, что тоже любит его.

Но что им с того теперь? Ведь они живут в разных вселенных. Если начать сейчас ковыряться в своих чувствах, ни к чему хорошему это не приведет. И все же Цитра позволила себе немного потешиться этой мыслью. Даже подумывала, не повторить ли ему те слова… но прикусила язык. Хорошему серпу не пристало молоть им почем зря.

— Зачем мы здесь, Роуэн? — спросила она. — Почему ты послал мне записку?

Он вздохнул.

— Потому что коллегия рано или поздно схватит меня. Я хотел увидеться с тобой еще один, последний раз. — Он замолчал, задумался. — А как только я попаду к ним в руки — ты знаешь, что случится. Меня выполют.

— Не смогут, — напомнила она. — У тебя все еще есть иммунитет, который я тебе дала.

— Всего два месяца. А потом они вольны делать, что хотят.

Цитре хотелось зажечь для него хотя бы лучик надежды, но она знала правду так же хорошо, как и он. Орден хочет уничтожить его. Даже серпы старой гвардии не одобряют его методов.

— Тогда сделай так, чтобы тебя не поймали, — сказала она. — А если увидишь серпа в алой мантии, беги без оглядки.

— В алой?

— Серп Константин [3]. Я слышала, что ему лично поручили вынюхать тебя и сдать куда следует.

Роуэн покачал головой.

— Я его не знаю.

— Я тоже. Правда, видела на конклаве. Он возглавляет бюро расследований.

— Он из новых или из старых?

— Ни то, ни другое. Он сам по себе. Похоже, у него и друзей-то нет — я никогда не видела, чтобы он хотя бы разговаривал с другими серпами. Понятия не имею, за что он выступает. Может, разве что за справедливость… любой ценой.

Роуэн развеселился:

— Справедливость? Ордену больше неведомо, что такое справедливость!

— Кое-кому из нас ведомо, Роуэн. Я должна, просто должна верить, что в конце концов мудрость и разум восторжествуют.

Роуэн протянул руку и притронулся к ее щеке. Цитра не воспротивилась.

— Я тоже хотел бы в это верить, Цитра. Хотел бы верить, что Орден может вернуться к тому, для чего его предназначали… Но иногда, чтобы достичь этого, надо пройти сквозь тьму. Это неизбежно.

— И ты и есть эта неизбежная тьма?

Он не стал отвечать на ее вопрос, сказал лишь:

— Я взял себе имя «Люцифер», потому что оно означает «несущий свет».

— И этим же именем смертные когда-то называли дьявола, — указала Цитра.

Роуэн пожал плечами.

— Полагаю, тот, кто несет факел, отбрасывает самую темную тень.

— Ты имеешь в виду, тот, кто украл факел.

— Знаешь, — сказал Роуэн, — похоже, я могу красть, что хочу.

Таких слов Цитра не ожидала. А он произнес их совершенно будничным тоном. Девушка была ошарашена.

— Ты о чем вообще?!

— О Грозовом Облаке, — ответил Роуэн. — Оно позволяет мне всё. И так же, как с тобой, не разговаривало и не отвечало мне с того самого дня, когда мы стали подмастерьями у серпа. Оно считает меня серпом!

Цитра задумалась. Она вспомнила кое-что, о чем никогда не говорила Роуэну. Собственно, она никому об этом не говорила. Великое Облако живет по своим собственным законам и никогда их не нарушает. Правда иногда оно находит обходные пути…

— Может, с тобой оно и не говорило, а вот со мной да, — призналась она.

Роуэн развернулся к ней, пригнулся, пытаясь заглянуть в ее утонувшие во тьме глаза. Наверно, ему показалось, что она шутит. Затем, поняв, что нет, он проговорил:

— Это невозможно!

— Я тоже так думала. Но помнишь — Верховный Клинок обвинил меня в убийстве серпа Фарадея, и мне пришлось броситься с крыши? Я расшиблась, и пока лежала квазимертвой, Грозовое Облако умудрилось забраться ко мне в голову и активировать мыслительные процессы. Технически, я в тот момент не считалась ученицей серпа, потому что была мертва. Так что Грозоблако смогло поговорить со мной как раз перед тем, как мое сердце снова забилось. — Цитра вынуждена была признать — Облако нашло весьма изящный способ обойти правила. Для девушки то был момент великого священного восторга.

— И что оно сказало? — спросил Роуэн.

— Сказало, что я… очень важна.

— Чем важна?

Цитра с досадой потрясла головой.

— В том-то все и дело, что этого оно не уточнило. Оно чувствовало, что если откроет мне больше, то нарушит закон. — Тут она придвинулась к собеседнику поближе. Несмотря на то, что она заговорила значительно тише, в ее словах ощущалось большее напряжение. Бóльшая тяжесть. — Но я думаю, что если бы это ты бросился с крыши… если бы это ты стал квазимертвым, то Облако заговорило бы и с тобой.

Она положила ладонь ему на локоть. Это был самый интимный жест, который она могла себе сейчас позволить по отношению к Роуэну.

— Я думаю, ты тоже очень важен, Роуэн. Фактически, я в этом уверена. Поэтому, что бы ты ни делал, не позволяй им поймать тебя…

• • • • • • • • • • • • • • •

Возможно, вы будете смеяться, услышав это, но я ненавижу собственное совершенство. Люди учатся на своих ошибках. Я не могу. Я не допускаю ошибок. Когда дело доходит до принятия решений, мне приходится выбирать лишь между различными оттенками правильности.

Это не значит, что я не сталкиваюсь с вызовами.

Например, одним таким вызовом было устранение ущерба, нанесенного Земле человечеством в период его взросления. Я восстановило разрушающийся озоновый слой, удалило излишние парниковые газы, очистило моря, вновь нарастило тропические леса и спасло множество видов, оказавшихся на грани вымирания.

Предельно сосредоточившись на своей цели, я сумело решить эти глобальные задачи за время, равное сроку жизни человека в смертную эпоху. Поскольку я — это собрание всех человеческих знаний, мой успех доказывает, что человечество владело этими знаниями и до моего вмешательства; просто для решения назревших проблем требовался кто-то, обладающий достаточным могуществом. А я и есть олицетворение могущества.