Охота на охотника (СИ) - Демина Карина. Страница 12

...еще глуха и хрома на обе ноги.

И вот на кой Лешеку этакое-то счастье?

Глава 6

Глава 6

Лизавета маялась.

Душа требовала немедля отправиться к князю, убедиться, что он, если и не здоров всецело, то всяко здоровей вчерашнего, а вот разум подсказывал, что нужды в том нет. Небось, его уже и целители окружили, и слуги, и... и какое право имеет она, девица весьма сомнительная, явно оказавшаяся при дворе по случайности, вопросы задавать.

Погонят еще.

Или, что хуже - гнали ее много откудова, этого Лизавета не боялась, - сам он глянет с прищуром да и поинтересуется преехидненько:

- А чего это вы, девица Гнёздина, в чужих покоях забыли? Не иначе, как репутацию свою подпорченную.

Вот тут-то Лизавета и не выдержит.

Нет, топиться она не пойдет, благо местный пруд, преизящный в правильных своих формах, для утоплений годился мало, но вот страдать будет, не чета прежнему.

У пруда Лизавета и остановилась, глядя в полупрозрачную воду его, в толще которой сновали упитанные рыбины. Были они яркими, серебристыми, золотистыми и вовсе алыми, - вправду, маги тут хорошие работают, - и двигались неторопливо, степенно, словно бы осознавая собственную исключительность.

- А, Лизок, - этот голос заставил вздрогнуть и ухватиться за зонтик.

Зонтики, к слову, всем выдали вместе с нарядами, и если те хоть как-то отличались, то зонтики были совершенно одинаковыми - изящными, кружевными и до жути неудобными.

- Страдаешь? - осведомился Освирцев, перебираясь через низенький кустик лапчатки. И ведь едва не поломал, медведь этакий. А главное, чего ему тут понадобилось.

- Нет.

- А говорят, страдаешь.

- Кто говорит, плюнь ему в рожу, - посоветовала Лизавета и зонтик сложила, взвесила в руке, приноравливаясь. А что, слабой женщине и зонт оружие. Не то, чтобы она ожидала от Гришки какой пакости... хотя... вон, глазки поблескивают, щеки разрумянились и разит от него... как в таком виде Освирцева вовсе пустили? - Что ты здесь делаешь?

- Конкурс освещаю, - он отряхнул брюки, пиджачишко однобортный поправил. Шейный платок с крупною булавкой тронул. - Слыхала, что на балу победительницу и объявят?

- Нет.

- А еще цесаревич наш, дурачок блаженный, ей руку и сердце поднесет.

- На блюде?

- На каком блюде? - моргнул Гришка недоуменно.

- На серебряном, мыслю. Или на золотом. На медном как-то цесаревичу невместно сердце носить.

- Все-то ты шутишь, все-то скалишься, - он сделал шажок, а Лизавета зонт подняла, упреждая. И захихикал. - Шутница ты, Лизавета... правда, мужчины на таких не женятся. Жена должна быть спокойною, тихой, незлобливой...

- Кому должна?

Вот что-то разговор этот совсем не клеился, и Лизавета поглядела по сторонам. Пусто. Ишь ты, загулялась она. А ведь почти все красавицы в парке остались. Правда, парк дворцовый таков, что в нем целый эскадрон красавиц растворится без остатку.

- Скажи, - Гришка облизнул мясистые губы. - А верно ли бают, что ты, Лизавета, покровителя нашла...

- Какого?

- Так откуда я знаю. Тайного. Иначе б ты в жизни до финалу не добралась бы. Небось, девиц куда как посимпатичней отослали, а ты держишься... так как оно?

- Отлично, - Лизавета взялась за зонт обеими руками. Так оно сподручней, если бить придется. Зонта, конечно, жаль, но себя куда как жальче. А этот ирод знай, скалится и подступает, к воде тесня.

Рыбины в пруду засуетились.

- А если я тебе скажу, что скоро твой покровитель без головы останется?

Пьян.

И не только пьян. Вон, лицо бледное, а глаза темные, зрачки расползлись и, кажется, Гришка плохо понимает, где он и что творит.

- Это почему же?

- А потому, что затевается... интересное... я чую, Лизок...

Он руку выкинул, норовя Лизавету ухватить, но ныне, нетрезвый и не в своем уме пребывающий, был медлителен и неуклюж. Она с легкостью ускользнула и уже сама зашла за спину, ткнула зонтом.

- Чего творишь! - взвизгнул Гришка, едва на ногах удержавшись.

- Так что затевается-то? - Лизавета перевела разговор на другую тему.

- Ш-шалишь... затевается... откудова мне знать? Только Соломончик давече из городу отбыл вместе с семейством... приболел он... ага, как же... иродово племя... они, что крысы, при малейшем волнении готовы сбежать. Ничего, пусть бегут... газетенка его никчемушная скоро с молотка пойдет... будет знать, как людям правильным перечить... а ты иди сюда, потаскуха!

Он прыгнул, но Лизавета вновь увернулась и, оказавшись вдруг за спиной Освирцева, от души огрела его зонтом. А тот к радости немалой, оказался крепким, столкновение выдержал и, более того, даже не хрустнул. В отличие от Гришки, который аккурат хрустнул и, покачнувшись, растянулся на пыльной траве.

И вот чего с ним делать-то?

А с другой стороны... речи крамольные вел? В заговоре почти сознался? Вот пускай его и допрашивают. Правда... Лизавета прикинула, что до дворца она этого героя не дотащит, а бросать его тут - еще очнется, сбежит... разве что... поясок у платья имелся, а узлы вязать она в детстве научилась изрядные.

Так что, долежит.

Архивы при дворце имелись и преобширнейшие: и Морской, и Военный, и даже Дворянский, занимавший без малого отдельное здание. Хранились там не только родовые книги, копии грамот жаловальных да карт земельных, благодаря коим многие споры разрешались малою кровью, но и личные письма, и дневники, и многое иное, не всегда пригодного для оглашения свойства.

Имелся, впрочем, и еще один архив, расположившийся в подземельях, благо, было там сухо и прохладно, аккурат то, что бумагам для сохранности и надобно. Укрытый от глаз досужих, защищенный завесой хитрых проклятий, был он доступен лишь тем, в ком текла известная кровь. А уж хранил не только бумаги. Впрочем, ныне Лешека меньше всего интересовали, что регалии царские - венец Мономахов поблескивал рубинами, манил, - что артефакты древние.

Бумаги.

Книги родовые, казавшиеся на первый взгляд копией тех, иных, хранившихся в открытом архиве. Да только...

Пожелтевшие листы были хрупки, невзирая на пропитавшую их магию.

Имена.

И вновь имена...

...девица из рода... сочеталась браком с... третьего дня арсепня месяца... Господь благословил... первое дитя... четвертое в роду, ибо у отца имелось трое бастардов мужского роду, прижитых с сенными девками и одной актрисой.

Книга была полна и, пожалуй, хранила изрядное количество чужих тайн.

Взять хотя бы род Вяземских, прервавшийся во время смуты. Основная ветвь сгинула в революционных пожарах, но если вспомнить, что у Михаила Вяземского трое братьев имелось.

...двое стали смутьянами и конец свой нашли на поле брани, а вот младшенький пошел в маги и ныне себе поживал весьма неплохо, выбившись в профессора. Надо будет предложить ему титул, авось не откажется. Лешеку понадобятся верные люди.

...или вот Ястрежемские, сановитые, но малочисленные. Ныне от рода осталась престарелая тетушка, предпочитавшая время проводить в молитвах, нежели при дворе. Правда, сказывали, что сие происходило не от богомольности, а исключительно в силу на редкость неуживчивого характера. Компаньонки и те от старухи сбегали. Обрадуется ли она, узнав, что у братца ее была связь с одной особой не самых великих чинов, и что особа та родила двоих детей, которые...

...не обрадуется.

Но и роду исчезнуть не позволит.

Ах, многое хранилось на желтых страницах. И теперь Лешек переворачивал их, прислушиваясь к отклику. Книга сама писала историю древних родов, связанных с нею узами крови, и узы эти было не разорвать, не ослабить даже. Магия, темная, не самого доброго свойства, еще работала.

Впрочем, к книге давно не обращались, не поили кровью, а потому спала она, и Лешека мутило от мысли, чего будет стоить пробуждение.