Белла (ЛП) - Грэм Уинстон. Страница 86

Валентин присел и немного поболтал с малышом. Затем поднял взгляд и сказал:

— Мальчик добился больших успехов. Он хорошо говорит для своих лет. Ты сама его учила?

— Папу! Папу! Папу!

— Очень прошу, говори, что хотел, и убирайся.

Валентин сел и скрестил ноги. Джорджи обиженно посмотрел на Генриетту и уткнулся головой в отцовские колени. Валентин погладил темные вьющиеся волосы сына.

— Селина, зачем ты вернулась в Корнуолл?

— Я так решила.

— При поддержке моего отца?

Селина не ответила.

— Зачем тогда жить в такой лачуге? Если можно остановиться в доме, который когда-то был твоим и по сравнению с этим выглядит дворцом?

— Я с удовольствием так и поступлю, если ты оттуда уедешь.

Воцарилась тишина.

— Генри, вас не затруднит оставить нас на несколько минут? И возьми Джорджи с собой. Не годится, чтобы ребенок присутствовал при ссоре родителей. Я в детстве пережил много такого и поклялся, что мой сын с этим не столкнется.

Генриетта зыркнула на него и посмотрела на Селину.

— Хорошо, хорошо, ступай, — сказала Селина. — Я не боюсь оставаться наедине с этим... с этим человеком. Я позвоню, если понадобишься.

Когда Генриетта взяла Джорджи на руки, он расплакался. Наконец, супруги остались одни.

— Так-то лучше, — сказал Валентин, — а теперь рассказывай, о чем вы там договорились с моим отцом?

Она уставилась на его длинные ноги, сосредоточив взгляд на кривой ноге, словно сам вид этого легкого уродства мог укрепить ее и помочь отвергнуть все его предложения.

— Твой отец предложил мне этот дом и ежемесячное пособие, при условии, что я больше не имею с тобой ничего общего.

— Щедрая сумма?

— Достаточная, чтобы жить дальше. Не такая щедрая, как то состояние, которое я принесла тебе после замужества, а ты растратил.

Он пожал плечами.

— Это наша общая ошибка. Но не все потеряно. Я прибыльно продал шахту, сохранив при этом часть доходов. И ясное дело, я обожаю малыша Джорджи, а он — меня.

— К несчастью.

— Ты не имеешь исключительного права опеки над моим сыном. Если я подам иск, одновременно предложив тебе и сыну дом и семейную жизнь, суд будет на моей стороне.

— Хороша семейная жизнь! Когда в дом то и дело шляются всякие пьяницы и шлюхи! Где бесится дикая обезьяна! Твой отец направит все свой влияние против тебя. Человек с его репутацией — против человека с твоей репутацией! И непременно предложит взять на себя воспитание маленького Джорджи...

— Ах вот как. Мне следовало догадаться о его планах. Он постепенно получит опеку над моим сыном и попытается воспитать его по своему банкирскому образу и подобию. Плавильщик Джордж и маленький Плавильщик Джорджи! Селина, в самом деле! Мне не верится, что ты не видишь насквозь его лицемерные ухищрения!

— Разумеется, вижу! — крикнула она, и нежное лицо исказила гримаса. — И я приветствую их! По сравнению с твоей распутной жизнью! Жизнью во лжи и обмане! Ты хочешь, чтобы он вырос таким, как ты? Какой пример для подражания! Какое будущее для ребенка!

Часы пробили четыре. Время поджимало.

— Мне следовало давно тебе рассказать кое о чем. Не знаю, возможно, до тебя доходили слухи. Разве ты не понимаешь, почему Джордж так меня ненавидит?

— Прекрасно понимаю.

— Но ты не знаешь всего. Многие годы в глубине души он подозревал, что я не его сын.

Селина достала платок и промокнула разгоряченное лицо.

— Ты давно намекал, еще до нашей женитьбы. Ну и что с того?

— Для него это важно.

— Ну конечно, важно. И для тебя, если ты в это веришь. Но все равно, ты изменил мне с добрым десятком женщин, а когда последняя отказалась быть брошенной, ты убил ее или подговорил кого-то ее убить. Превратил наш дом в бордель и игровой притон.

Валентин медленно сел, положив руки на колени, и пристально посмотрел на нее.

— Мои приятели не опускаются до убийства. Они приходят и уходят по моему приглашению, чтобы оживить жизнь, которую я нахожу все более скучной. Сейчас я живу один, с Дэвидом Лейком и обезьяной для компании. Если ты считаешь, что я убиваю женщин, с которыми занимаюсь любовью, то я могу и тебя убить, верно? Ты понимаешь, в какой опасности находишься?

— Тебя никогда больше не пустят в этот дом!

Вдруг задребезжала дверная ручка. Селина подошла к двери и открыла ее. Маленький Джорджи прошмыгнул внутрь.

— Папу! Папу! Папу!

Валентин сгреб малыша в охапку и внимательно на него посмотрел.

— Какой отличный парень! Я так и вижу, что он вырастет полной копией своего деда!

Погруженный в размышления, Валентин ехал обратно в Плейс-хаус. Он остановился рядом с шахтой и полчаса изучал процесс установки нового небольшого насоса, потом вошел в дом и, игнорируя приветственные вопли Батто, отправился на кухню, где застал Дэвида Лейка за разделкой охотничьих трофеев.

С веревок свисала пара диких уток, шесть кроликов и три мешка сушеного инжира. Заметив, наконец, взгляд Валентина, Дэвид произнес:

— Не смог их пристрелить, пришлось купить у того соседского парня, что к нам заходит.

Валентин сел на край стола и свесил ногу.

— Пытаешься выслужиться перед Батто?

— Еще бы! Вот бы он любил меня так же, как тебя!

— Он тебя терпит. Но не торопись. Дорога к его сердцу идет как раз через желудок.

Дэвид разглядывал ствол пистолета.

— И как там твоя малышка?

— Все так же плохо. А прежде я думал, что люблю ее.

— Но больше не любишь?

— Малыш Джорджи отлично выглядит! Боже, как он вырос!

— Он тебя узнал?

— Ну ты и дурак! Разумеется, узнал!

— Не стоит принимать это как должное. Мальчики в его возрасте, как правило, цепляются за мам и забывают своего старика, если его нет рядом.

Валентин пожевал палец перчатки для верховой езды.

— Сколько уже времени ты здесь, Дэвид?

Тот поднял голову.

— Где здесь? В этом доме? Шесть или семь месяцев, то тут, то там. А что, я тебе надоел?

— Нет... в последнее время ты моя единственная компания. Оставайся. Однако ты ничем особенно не занят. Это совершенно бесплодный уголок Англии... Интересно, что тебя здесь привлекает?

— Просто мне нравится такой образ жизни. В сущности, я лентяй. Мне нравится солнце, ветер, море, песок и все эти запахи — морских водорослей, соленой воды, ракитника, кроликов, собак, диких обезьян, диких людей...

— Достаточно.

— Если я вернусь в Лестершир, отец заставит меня учиться на адво...

— Я думал, ты уже выучился.

— Более или менее. Но я предпочитаю жизнь, полную пьяных и развратных праздников, устроенных пьяным и развратным приятелем из Итона, у которого всегда найдется подходящее место в доме, вино в подвалах и талант развеселить общество. Хочешь, чтобы я заплатил за постой? Или уехал?

— Не надо. Успокойся.

— Я и не волновался. Я начинаю волноваться, только когда кто-то советует мне сесть на диету.

— Странно, — после некоторого раздумья произнес Валентин, — я ем и пью без всякой меры и все равно не прибавляю ни одной унции веса. Каждая съеденная или выпитая тобой унция превращается в жир. И все же мы оба одинаково слабы по сравнению, скажем, с Батто, который отрастил огромное брюхо, но все же намного сильнее нас.

— В таком случае, вероятно, нам стоит полностью перейти на корешки, побеги и орехи?

— Не уверен, что он такой уж вегетарианец, — задумчиво сказал Валентин, — на днях я наблюдал, как он поймал и съел дрозда.

— Будем надеяться, что он не готовится попробовать человечинку.

Дэвид взял ружье и повесил его на гвоздь на стене.

— Дэвид!

— Что?

— Я тут подумал...

— Это заметно...

— Может, сейчас ты никуда не годен, но ведь ты был когда-то военным. Ты кое-чему обучен. На стену залезть сможешь?

— Какой высоты?

— Не хотел бы ты поучаствовать со мной в небольшом приключении? Не сейчас, но через некоторое время.

— Продолжай!

Валентин поковырялся в зубах.