Падение Диссы (СИ) - Ткач Олег. Страница 27

В Трущобах его кое-как залечили и быстро выставили вон, чему он особо не сопротивлялся — матрасы, кишащие вшами и блохами, с миской похлебки, отдающей блевотиной, мало могли поспособствовать выздоровлению. К бывшему хозяину идти было бессмысленно, да и опасно. Прежние друзья брезгливо отворачивались от калеки. Хвала Всеединому, его тайник со второй половиной сбережений оказался не тронутым. С этими деньгами Дайбар действовал крайне осторожно — выждал несколько недель, блуждая по Трущобам и подыскивая тихий угол, а найдя, открыл маленький захудалый трактир рядом с трактом в Верхних Трущобах.

Со временем ветхое здание удалось отремонтировать и расширить. Дела постепенно наладились, и трактир вкупе с комнатами на втором этаже стал даже приносить прибыль, львиная доля которой шла на налоги, содержание и мзду Ночной гильдии, заправлявшей всеми Трущобами. Знакомые трактирщики-соседи советовали открыть на втором этаже бордель с дешевыми девками, способный втрое увеличить доход, но Дайбар не захотел.

— На жизнь хватает — и ладно, — отмахивался он от советчиков.

Постепенно за его «Печеным Гусем» закрепилась слава недорого и хорошего трактира без лишней грязи и шума. Цены, чуть выше соседских, отваживали местную шваль и головорезов из охраны мелких караванов и привлекали небогатых караванщиков и подмастерьев, обитающих в Трущобах по воле Богов. Соседей, не видящих в «Печеном Гусе» конкурента, такое положение дел вполне устраивало, Дайбара тоже.

В ранний час в трактире сидели двое мастеровых, закончивших ночную работу в городе и пропускающих по кружке пива перед домом, и четверо постояльцев — двое караванщиков, завтра собирающихся в путь к Радэну, и двое странников, приехавших посреди ночи. И если работяги и караванщики были обычным зрелищем, то странники невольно вызывали у Дайбара любопытство. Старик и юнец — скорее всего, дед и внук, а может, хозяин и служка, были одеты в невзрачную дорожную одежду, которую не сменили с дороги. Путники вошли в трактир среди ночи, когда он уже опустел, не считая тройки пьяных караванщиков, которых Дайбар уже собирался выгнать, чтобы прикрыть заведение до утра. То, что старик с юношей были путниками и пришли издалека, было ясно с первого взгляда по сапогам, вымазанным в грязи, и слою дорожной пыли на одежде. Дайбар заломил двойную цену, втайне надеясь, что это отпугнет парочку и сэкономит время, позволив поспать лишний час. Но старик, к его удивлению, согласился сразу, не торгуясь. Он даже не стал спорить, когда Дайбар пробурчал, что не будет готовить еду в столь поздний час.

— Кувшин воды, пара холодных лепешек и кусок сыра подойдут, — понимающе улыбнулся старик, — разбуди нас к завтраку, уважаемый.

С этими словами он положил на край стойки пару серебряных монет, которые тут же исчезли в огромном кулаке трактирщика, развернулся и стал подниматься по скрипучей лестнице наверх, поддерживаемый заботливым юнцом. Дайбару ничего не оставалось, как кликнуть дочку, дремавшую на кухне, чтобы принесла немудреной еды, а самому поплестись следом за путниками с фонарем в руке. Он распахнул крепкую дверь перед ними и первым шагнул внутрь.

— Не хоромы, но вам другого и не надо, — буркнул трактирщик, но уже более миролюбиво. — Фонарь оставлю вам, только не забудьте погасить его, как спать ляжете, — пожар нам ни к чему. На защитные заклинания лишних денег нет, сами понимаете. Дочка сейчас еды соберет и принесет. Утром разбужу, как завтрак поспеет.

— Благодарим, добрый хозяин, за приют, — старик скинул пыльный плащ и повесил на колышек у двери. Краем глаза Дайбар отметил старый потертый дуплет. Полное отсутствие на нем петель под ножи или кинжалы окончательно успокоило его. — Не изволь беспокоиться — мы люди мирные и богобоязненные.

Юнец все это время хранил молчание, но на его лице Дайбар заметил плохо скрываемое презрение, когда он увидел два больших соломенных тюфяка вместо кроватей. Подоспела дочка, примерно одного возраста с парнем, поднос со снедью перекочевал на стол к фонарю. Дайбар пожелал добрых снов и вышел, увлекая девчушку, откровенно засматривающуюся на смазливое лицо мальчишки, за собой.

Идала, так звали его дочку. Ее мать умерла от лихорадки, когда девочке еще не было и трех лет. Долгое время Идала жила в семье сестры матери, а Дайбар каждые полгода передавал необходимую сумму денег на ее содержание. Недавно их лавка разорилась, и все семейство уехало из столицы в поисках более спокойного места. Подросшую дочку пришлось забрать к себе, но Дайбар, уже приобретший к тому времени «Печеного Гуся», был только рад. Хотя он никогда не выказывал своей любви к дочери, так похожей на покойную мать, вслух.

Своенравный характер и острый язык дочери уже порядком извели стареющего наемника, который не упускал случая, чтобы не высказать Идале свои сожаления о том, что она не уехала с тетушкой разводить свиней и полоть грядки, и мечтал поскорее выдать бунтарку замуж, но все равно любил ее всем сердцем.

Идала и теперь не сводила глаз с мальчишки. Она все вертелась вокруг их стола по поводу и без, пока Дайбару это не надоело, и он не одернул бесстыдницу.

— Ты что ж, кобылка, позор навлекаешь? — дернул он ее за ухо — несильно, но больно — когда девушка проходила мимо со стопкой грязной посуды. — А ну, кончай юлить вокруг этого сопляка! Иль между ног засвербело? Так я те враз вожжами по заднице пройдусь — глядишь, почесун-то и отступит! Марш на кухню, и носа в зал не кажи без моего слова!

Девчонка покраснела, всхлипнула то ли от стыда, то ли от боли и исчезла за дверью кухни, где помогала пришлой поварихе, готовящей еду и иногда греющей кровать Дайбару. Путники меж тем вели неспешный разговор, наслаждаясь простым, но вкусным завтраком. Никто не мог приготовить такую вкусную похлебку на бобах, как Веля, а пареная репа со шкварками была причиной постоянных просьб знакомых трактирщиков с Нижних Трущоб уступить кухарку. На это Дайбар лишь смеялся и отмахивался рукой, зная, что Веля не бросит его. В последнее время он все чаще задумывался о том, чтобы переселить ее в трактир, а там и свадебку тихо сыграть, но все руки не доходили, а Вель не торопила. С этими мыслями Дайбар протирал пивные кружки за стойкой, вполглаза наблюдая за ночными постояльцами. Конечно, такие гости не были редкостью для «Печеного Гуся», но что-то в них настораживало старого наемника. Это ощущение жужжало в его голове, словно одна из десятка мух, кружащих под закопченным потолком. И оно было таким же назойливым и неприятным. Дайбар посмотрел на путников повнимательнее. Обычные люди — старик с внуком, мало ли чего им понадобилось в столице? Сотни таких простых людей ежедневно приходили в Диссу. Кто-то искал укрытие под крепкими городскими стенами, кто-то хотел купить место на торговом корабле и покинуть беспокойные края в надежде найти лучшую долю. Тень войны накрывала их всех, и каждый искал свое убежище. Сам Дайбар старался не думать об этом, но у него давно уже был план того, что он и его близкие будут делать, если кразорская армия все же перейдет Криллу и сумеет победить даворскую армию.

Тревожное предчувствие никак не покидало его, и Дайбар, словно ненароком, отставил кружку в ряд к другим и провел рукой по рукояти меча, закрепленного под стойкой, а затем подхватил следующую кружку. Это немного вернуло уверенности старому воину. Несмотря на прошедшие годы, оставшуюся сильную хромоту после лечения в трущобном лазарете и вылезший живот, он все еще сносно владел мечом и с легкостью мог зашибить случайного вора или перепившего наемника.

«Все равно с ними что-то не так, — подумал Дайбар, искоса продолжая смотреть на путников, — и лошадей они продали по приезду, словно знали, что конюшен не содержу».

Об этом ему шепнул служка, которого он отправил с рассветом разузнать что-то о приезжих. Так, на всякий случай.

«Сивонна Бачча! Да чтоб тебя! — мысленно ругнулся Дайбар сам на себя. — Ну, пришли люди, продали лошадок. Значит, уплыть хотят. Обычное дело».

Его взгляд в очередной раз скользнул по путникам, по их одежде, которую они не сменили с дороги, хоть у каждого и был при себе дорожный мешок за плечами. Крепкие потертые сапоги, свободные штаны, сорочка и дуплет — все простое и добротное. Грязные плащи путники оставили в своей комнате.