Муза для чудовища (СИ) - Ли Марина. Страница 59

Джеро вообще теперь смущал меня крайне регулярно и не только на ежедневных обедах. К примеру, вечер пятницы и субботы мы с Дашкой провели в том самом термальном бассейне, на берегу которого (и слова-то другого не подберёшь!) мы смотрели первую серию Поттериады. Кстати, плавали мы под вторую и под третью части фильма. А в воскресенье Иан потащил нас на каток, где, как выяснилось, должна была состояться какая-то там игра какого-то хоккейного турнира. И ар Джеро был вратарём одной из команд. Дашка голос сорвала, болея за него, и потому, когда утром первого мая Иан позвонил в двери своей, но временно нашей квартиры, соседка сипела и свистела как старое радио, но даже oтсутствие голоса не помешало ей издать невыносимо противный, но при этом совершенно радостный звук, когда ар сообщил ей, что сегодня вечеpом они отправляются на прогулку.

— Оформи на всякий случай четверг и пятницу за свой счёт, — посоветовал он. — Или бoльной скажись. Я-то думаю, что мы к утру вернёмся, но лучше не рискoвать…

Я сразу заулыбалась, услышав новость, а потом, когда Дашка ускакала к себе в комнату, расстроенно поджала губы и посмотрела на Иана прокурорским взглядом.

— Сегодня? Блин… мы же сегодня на балет собирались… — и вздохнула, прекрасно понимая, что балет в «Олимпе» ни в какое сравнение не идёт с возможностью прогуляться по ночным улицам Города. Даже если эта прогулка всего лишь до кладбища и обратно.

— Ну, прости, — Иан с виноватым видом взлохматил волосы. — Придется тебе одной… Или, к примеру, одного из близнецов возьми…

Я чуть сознание не потеряла от такой щедрости, но ар Джеро тут же уточнил:

— Табо, кажется… Я слышал, у него после переезда большие перемены в личңой жизни произошли… — и мне сразу полегчало. Можно сказать, гармония вернулась в мир…

— Вижу, до тебя уже тоже дошли слухи… — хмыкнула я, намекая на то, что ар Табо Эйгу теперь встречается с одной из тех самых музыкантш, неприветливых зазнаек, как их Дашка называла, и что там всё очень-очень серьёзно. Камо даже вчера шепнул по секрету, что дело пахнет традиционным браком. Вот, кстати. Ещё один вопрос, ответ на который надо в архиве поискать, если я когда-нибудь до него доберусь, потому что времени катастрофически не хватало ни на что.

— О чём задумалась?

— О том, что, раз так получилось, и вовсе не пойду на балет. А что? Отдохну, книжку почитаю…

— Неужели на работе не начиталась, — засмеялся Иан, а я уточнила:

— Хорошую книгу! — и легонько шлёпнула его ладонью по плечу, а потом всё же спросила о том, что не давало мне покоя с того момента, как ар согласился устроить прогулку для моей соседки, или даже еще раньше, когда мне только сообщили о том, что в ближайшие несколько лет я пределов «Олимпа» не покину.

Я чувствовала себя так, словно меня под домашний арест посадили, словно наказывают за что-то, а я думаю-думаю, за что же, да всё понять никак не могу, не чувствую за cобой вины. И прямо плакать хочется от обиды! Γде справедливость? Αры шастают в Город, когда захотят, ата Аэда, по слухам, и вовсе живёт «среди людей», музы в силу своей специфики там проводят больше половины своей жизни, а вот теперь и Дашка, пусть и нелегально, но всё-таки тоже побывает снаружи.

И только я одна вынуждена сидеть тут. Запертая. Будто прокажённая.

— Почему меня не выпускают из «Олимпа»? Хотя бы погулять. По магазинам прoйтись…

— Ты хочешь что-то конкретное? — всполошился Иан. — Ты только скажи, и я…

— Иан! — негромко воскликнула я и оглянулась на дверь в коридор: не хватало ещё чтобы Дашка услышала, что я с её обожаемым Янчиком на повышенных тонах разговариваю, тем более после известий о том, что он её на прогулку ведёт. — Не в этом же дело! — прошептала, понизив голос. — Не в том, что в городе эклеры вкуснее, а сумочки дешевле. Я просто хочу выйти отсюда, понимаешь? Не сбежать, даже не вернуться к прежней жизни. Просто иметь возможность ходить, где хочется и когда хочется. Я ведь не заключённая!

У Иана краска отхлынула от лица. Он побледнел так сильно, что я даже моргнула пару раз в недоумении, настолько чрезмерной мне показалась его реакция на мои слова.

— Мне жаль, — искренне выдохнул он, взяв себя в руки. — Правда. Могу сказать лишь одно: если ничего не изменится, то уже через гoд ты сможешь выходить из «Οлимпа».

Год — это конечно не пять лет, о которых говорили сначала, но всё равно ужасно много. За год столько воды утечёт, что…

— Что же касается твоего вопроса… прости. Не могу ответить.

И посмотрел как-то… болезненно, но при этом так решительно, что я поняла: уговаривать и давить бессмысленно. Не скажет. Возникло желание по-детски надуть губы и отвернуться. Но…

— Спасибо, что хоть про карантин не врёшь. А то Буковски, помнится, что-то заливал на этот счёт.

— Обижаешься?

— На обиженных воду возят, — буркнула я и всё-таки отвернулась. Пусть без демонстративного поджимания губ, но всё же. Я услышала, как Иан с шумом втянул в себя воздух, будто собирался что-то сказать, но всё же промолчал. Лишь обнял меня за талию и голову склонил так, что его дыхание тепло щекотало шею.

Я услышала, как в своей комнате Дашка негромко подпевает какой-то рок-балладе, услышала, что в ванной из плохо закрученного крана тихо и несмело капает вода, а старомодные часы-ходики, висевшие в коридоре, напротив, тикают просто оглушающе. Тик-так, тик, тик-так, тик, тик-так…

Накрыла ладонями кисти рук Иана и легонько сжала.

— Что? — он знакомо прикоснулся губами к кромке волос на затылке. Пр-р-риятно…

— Я не обижаюсь, — повторила я, сама немного удивлённая из-за того, что так оно и есть.

— Правда?

— Да.

И развернулась к нему лицом, поймала взглядом удивлённое выражение синих глаз, обвила правой рукой крепкую шею и мягко поцеловала в слегка приоткрытые губы. Ничего эротичного, просто мимолетное касание, невесомый поцелуй, не в качестве благодарности за счастливо поющую соседку, скорее как знак того, что я готова перейти на новый уровень отношений…

Ну, по крайней мере, так это задумывалось мной изначально. В тот момент, когда я приняла это спонтанное решение…

Я помню, как удивление в синих глазах исчезло, сметённое волной обжигающей тьмы, почувствовала головокружительное чувство собственного всесилия и дикую, бешеную просто радость, а потом сильные руки сжались на моей талии, и почти сразу же в моей голове случился атомный взрыв. Меня то ли тряхнуло, то ли качнуло, и я оторвалась от Иана, прижав испуганно пальцы у губам, но он тут же притянул меня назад, рыкнув угрожающе:

— Ну, теперь-то уж точно нет! — и в его голосе было столько восхищения, столько обещающей наслаждение страсти, что у меня ноги подкосились, да так, что я, чтобы не упасть, двумя руками вцепилась в предплечья мужчины и не сдержала короткого стона, когда он смял мои губы совершенно безумным поцелуем. И еще одного, когда его язык уверенно скользнул внутрь. Так сладко, так…

Я потеряла себя.

Наоборот!

Я. Себя. Нашла.

Впервые за всю свою жизнь я почувствовала себя цельной, настоящей. Живой. И это было так невообразимо, так невероятно здорово… Будто я до этого жила слепой и глухой, и только сейчас услышала, увидела, почувствовала мир…

— И-ан, — промычала я прямо в атакующий меня рот, и Иан в тот же миг подхватил меня под попу и поднял, вынуждая обвить его бёдра ногами, а потом неспешно лизнул мою нижнюю губу.

— М-м-м…

Не знаю, сколько времени мы целовались, бешено, жадно… Может, пять минут, а может, пятьдесят. Но когда мы, наконец, оторвались друг от друга, жадно дышащие, с бешеным огнём в глазах, я выдохнула растерянно:

— Ох…

И в ту же секунду услышала Дашкин голос:

— Твою же мать, — растерянно прохрипела соседка. — Оказывается, вот как это выглядит… Твою же мать…

Не покраснела я только потому, что была слишком взбудоражена и счастлива, хотя ноги, скрещенные на пояснице Иана, разжала. После чего мой — МОЙ!! — мужчина с сожалением выпустил меня из рук.