Бойня (СИ) - Панасенко Дмитрий. Страница 16

— Что? — Непонимающе моргнула девушка.

— Если не обделалась, а только проблевалась, значит, в следующий раз не сдрейфишь, — охотно пояснила наемница. — А вот если бы лужу напрудила, ну или в портки навалила, то повозиться бы с тобой пришлось долго… Закончила? Тогда пошли.

— Пошли… — сжимая в охапке сапоги и кобуру с оружием, кивнула бледная, как мел, Кити, — и Ллойс… спасибо…

— Пользуйся, — благодушно усмехнулась Элеум. — Не рефлексируй, принцесса. Просто с тебя вечером сказка. Что-нибудь позитивное. Мне вот про этих… как их… про хоботов понравилось. Продолжение, ведь, есть?

— Хоббитов… — Рефлекторно поправила девушка. — Есть…

— Ага… Их самых. Прикольные коротышки. — Неожиданно повернувшись к зарослям малины, Элеум уперла руки в боки. — А тебе, сладенький, что, особое приглашение нужно? Или желаешь пообщаться с рейдерами?

— Ллойс, ты чего, — удивилась было Кити, но тут заросли затрещали, и из них выбрался высокий, болезненно худой мужчина, держащий на плече громоздкий футляр.

— Зоркие глаза. — Слегка поклонился он. Худое морщинистое лицо незнакомца раскололось в широкой улыбке. — Рад встрече.

— Скорее, острый нюх. Воняешь гарью и смазкой, как будто в старом машинном масле выкупался. Кстати, спасибо, что не угнал мой грузовик, — пыхнула самокруткой Элеум, внимательно оглядывающая мужчину.

— Я бы не стал. Секретка в стартере и заложенная под бензобак фосфорная граната подсказали мне, что это будет… бесчестно.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что это все сюрпризы, — довольно ухмыльнувшись, наемница, как бы невзначай шагнула в сторону, закрывая собой застывшую от неожиданности Кити.

Глаза Ллойс внимательно прощупывали фигуру незнакомца. Неожиданно плечи её расслабились, развернувшись к монаху спиной, Элеум, сосредоточенно пыхтя папиросой, принялась подбирать брошенные на землю сапоги. Закинув их на плечо, наёмница повернулась к настороженно разглядывающей незнакомца девушке и заговорщически ей подмигнула.

— Пустоши учат нас быть осторожными. — Снова слегка поклонился мужчина и поправил весящий на плече массивный футляр. — Ты не думаешь, что запах твоего табака наведет на нас собак?

— Во-первых. Это не совсем табак. Во-вторых, не думаю, что у них есть собаки, но лучше давай обсудим это в дороге. — Фыркнула наемница, отбросив в сторону окурок, поправила слегка сбившуюся набок, висящую на поясе кобуру с обрезом.

— Мудрая мысль. — Кивнул мужчина и, неожиданно повернувшись к девушке, вновь склонил голову в поклоне. — Можешь звать меня Конрад Берг, дитя.

— Потом полюбезничаешь, святоша, — буркнула Элеум и, развернувшись, зашагала прочь. — И не лезь к кисоньке.

— Сколько боли, — покачал головой, провожая взглядом удаляющуюся Элеум, незнакомец. — Именем Его, сколько боли.

— Вы… монах? — С удивлением посмотрела на мужчину Кити.

— Милостью Его, дитя. — Кивнул мужчина, и буквально, выдернув из рук девушки куль одежды, поспешил вслед за Элеум. — Но твоя сердитая подруга совершенно права, не стоит здесь оставаться. Небо не любит, когда проливается лишняя кровь.

*****

— Ну почему так всегда, а? — Обратился к пустоте, задумчиво постукивая по торчащей из расстегнутой поясной кобуры тюнингованой, анатомической рукояти «Twenty Eleven» [15] Ставро.

Еще раз обойдя кругом еле заметно курящийся дымом остов грузовика, молодой человек присел на корточки и поднял с земли обожженный кусок пластикового пакета. Брезгливо стряхнул с полупрозрачной пленки остатки тут же унесенного ветром, пахнущего кислой гарью желтоватого порошка, и расплылся в широкой улыбке. С измятого, деформированного обрывка пластика на наемника смотрела перечеркнутая стилизованной под кинжал буквой «Ф» оскаленная морда волка. Символ арены Финка. Если честно, Эрик был слегка озадачен. С одной стороны, данная Финком работа была наполовину выполнена, с другой — Ставро очень не любил, когда у него отнимают возможность хорошенько развлечься. Наемник облизнул губы. Развлечения. В них-то и была его основная проблема. Некоторым при виде результатов его шуток становилось плохо, некоторые пытались его убить, но реакцией большинства были отвращение и страх. По мнению охотника за головами окружающие просто не понимали всей глубины и тонкого юмора его игр. Полета мысли, вырезанного в кости и плоти. Точность и изящество каждого разреза, каждого перелома, каждой пролитой капли крови. По большому счету, Эрик давно наплевал бы на их реакцию, но, к сожалению, его семья тоже не одобряла пристрастий своего отпрыска. Сначала его мягко журили, мол, негоже столь перспективному и талантливому молодому человеку заниматься подобной ерундой. Потом начали коситься и потихоньку оттирать от бизнеса, отговариваясь, что, мол, из-за его утех в товаре потом слишком большой процент «брака», и что Дом терпит убытки. А потом попросту сослали в эту несусветную глушь, к «другу» — жирному борову Финку. Мало того, перед отъездом ему вполне доходчиво дали понять, что этого самого Финка впредь следует считать боссом. И слушаться его, как босса. Они думали, что подобное положение вещей его расстроит или заденет. Заставит поменять жизненные приоритеты. Жалкие снобы. Именно в этой дыре он впервые за много лет почувствовал себя почти свободным. Пусть его и лишили многих привилегий, пусть он больше не видит всего величия большой арены Сити. Пусть он сейчас не прожигает жизнь в закрытых клубах, не устраивает грандиозных попоек с друзьями, не может, разогнавшись по проспекту на своей любимой машине, бросаться серебром в вытянувшиеся от зависти морды бродяг, пусть сейчас у него иногда недостаточно денег даже для того, чтобы обновить гардероб и заказать новый костюм, но только здесь он понял, что на самом деле человеку нужно не так много. Пригоршню серебра на покупку патронов. Еще немного на кое-какие шмотки, не такие шикарные, как он покупал в Сити, но достаточно приличные, чтобы чувствовать себя тем, кто он сесть. И совсем чуть-чуть на то, чтобы раз в пару-тройку недель подпоить, спровоцировать драку и, не торопясь, разделать на части какого-нибудь несчастного приезжего, не знающего, кто подсел к нему в баре.

К сожалению, люди не ценили его искусства. Блевали, ругались и требовали убрать «вонючую падаль». И только Финк молча усмехался, глядя на то, что оставалось от очередного задиры. Ставро подозревал, что на самом деле, жирдяю нравятся его шутки. Возможно, толстяк даже получал от них какое-то удовлетворение. Хотя… толстому хряку, наверняка, было просто наплевать. Джебедайя мог искренне радоваться только трем вещам: жратве, выпивке и монетам. А ненавидел только одну — убытки… Именно поэтому Эрик почти никогда не использовал для своих развлечений его рабов. Слишком большую неустойку потом приходилось платить устроителю боев.

— Мышка, мышка… — выдохнул Ставро и задумчиво прищелкнул пальцами. — Тебе крышка…

Губы охотника за головами изогнулись в кровожадной ухмылке. Если одна задача разрешилась сама собой, надо заняться остальными. А потом он найдет опередившего его шутника. Найдет и поговорит. Хорошо поговорит.

Легко разогнувшись, мужчина еще раз оглядел место происшествия, аккуратно сложил обрывок пакета, бережно положив его во внутренний карман блестящей новизной и смазкой кожаной, щедро отороченной серебряными шипами-накладками куртки, бодро зашагал по наполовину заросшей колее. Заполнившая следы от колес тяжелого грузовика, не успевшая еще просохнуть после недавнего дождя грязь, злорадно захлюпав, попыталась было обхватить начищенные до блеска остроносые, окованные гравированными серебряными накладками яловые сапоги, зацепиться за тисненую кожу расшитых штанов, осесть на белоснежно-белых полах выбивающейся из-под куртки шелковой рубахи, но в скором времени оставила бесплодные попытки. Через некоторое время молодой человек, чуть сбавив шаг, заложил руки за спину и принялся мелодично насвистывать разудалый мотивчик недавно услышанной в баре похабной песенки. Грязная жижа продолжала чавкать под ребристыми подошвами, но следов за Эриком не оставалось.