Бойцовский клуб - Паланик Чак. Страница 3

Короткая дорожка к раку, вздохнул Боб. Потом он обанкротился. Двое его взрослых детей не отвечали на звонки.

Лечение вымени заключалось в том, что врач подрезал грудные мышцы и выкачивал жидкость.

Больше я ничего не запомнил, потому что Боб начал сжимать меня своими ручищами, а сверху опустилась его голова. Я очутился в небытии, темном, безмолвном и абсолютном, а когда наконец оторвался от мягкой груди Боба, на его рубашке отпечаталось мое мокрое лицо.

Это было два года назад, в мой первый вечер с «Останемся мужчинами вместе». И с тех пор почти каждый раз Большой Боб доводил меня до слез.

Я не вернулся к врачу. И не стал жевать корень валерианы.

Это была свобода. Полная утрата надежды являлась свободой. Если я молчал, то люди в группе предполагали самое худшее. И плакали сильнее. Я тоже плакал сильнее. Взгляни на звезды – и ты пропал.

Возвращаясь домой из группы поддержки, я ощущал себя более живым, чем прежде. Я не был добычей рака или кровяных паразитов; я был маленьким теплым центром сосредоточения всей жизни мира.

И я спал. Младенцы не спят так крепко.

Каждый вечер я умирал – и каждый вечер рождался вновь.

Воскрешенный.

Два успешных года – до нынешнего вечера. До нынешнего вечера, потому что я не могу плакать, когда эта женщина смотрит на меня. Не могу достичь дна, не могу спастись. Мой язык уже считает, будто обзавелся тиснеными обоями, так сильно я искусал рот изнутри. Я не спал четыре дня.

Когда она смотрит, я – лжец. Она – фальшивка. Она – лгунья. Сегодня во время знакомства мы называли свои имена: я Боб, я Пол, я Терри, я Дэвид.

Я никогда не называю своего настоящего имени.

– Это рак, верно? – спросила она. И добавила: – Привет, я Марла Сингер.

Никто не сообщил Марле, какой именно рак. Мы все нянчились со своим внутренним ребенком.

Мужчина по-прежнему плачет ей в шею, а Марла делает очередную затяжку.

Я слежу за ней из-под сотрясающихся сисек Боба.

Для Марлы я – фальшивка. Увидев ее во второй раз, я потерял сон. Но первая фальшивка – я сам, если только все эти люди не выдумали свои болячки, сопли и опухоли, даже Большой Боб. Лосина. Сырная Лепешка.

Взгляните на его «смоделированные» волосы.

Марла курит и закатывает глаза.

В это мгновение ложь Марлы отражает мою собственную, и вокруг я вижу одну ложь. Посреди их правды. Все цепляются друг за друга и рискуют поделиться худшими страхами: что смерть у порога, что у них во рту – пистолетное дуло. Марла курит и закатывает глаза, а я погребен под всхлипывающим ковром, и внезапно даже смерть и умирание становятся скучной дешевкой, искусственными цветами на видео.

– Боб, ты меня раздавишь, – говорю я. Сперва пытаюсь шептать, потом уже не пытаюсь. – Боб. – Стараюсь говорить тише, затем кричу: – Боб, мне нужно в сортир!

Над раковиной в туалете висит зеркало. Если так пойдет, я встречу Марлу Сингер в «Выше и дальше», группе мозговых паразитов. Разумеется, Марла будет там, и я сяду рядом с ней. После знакомства и направленной медитации – семи дворцовых дверей, белого шара целительного света, – после того, как мы откроем чакры, когда придет пора обниматься, я схвачу сучку.

Прижав ее руки к телу, а свои губы – к ее уху, я скажу: Марла, ты – притворщица, убирайся.

Это единственная стоящая вещь в моей жизни, и ты ее рушишь.

Ты лгунья.

При следующей встрече я скажу: Марла, я не могу спать, когда ты здесь. Мне это нужно. Убирайся.

3

Просыпаешься в международном аэропорту.

При каждом взлете и посадке, когда самолет сильно кренился набок, я молился о катастрофе. Это мгновение, когда мы, беспомощный человечий табак, набитый в фюзеляж, могли погибнуть, исцеляло мою бессонницу нарколепсией.

Так я встретил Тайлера Дердана.

Просыпаешься в О’Харе [1].

Просыпаешься в Ла-Гуардиа [2].

Просыпаешься в Логане [3].

Тайлер подрабатывал киномехаником. Из-за своей натуры он мог работать только по ночам. Если киномеханик сказывался больным, профсоюз звонил Тайлеру.

Есть ночные люди. Есть люди дневные. Я могу работать только днем.

Просыпаешься в Даллесе [4].

Страхование жизни выплачивается в тройном размере, если умираешь в командировке. Я молился о сдвиге ветра, о засасываемых в двигатели пеликанах, и ослабленных болтах, и обледенелых крыльях. При взлете, когда самолет разгонялся по полосе, с поднятыми закрылками, спинками кресел, приведенными в вертикальное положение, закрытыми откидными столиками и ручной кладью, спрятанной в багажные отделения наверху, когда конец полосы несся нам навстречу, а мы даже не могли закурить, я молился о катастрофе.

Просыпаешься в Лав-Филд [5].

В киноаппаратной старых кинотеатров Тайлер переключал бобины. Когда нужно переключать бобины, в аппаратной стоит два проектора, и один из них работает.

Я знаю об этом, потому что знает Тайлер.

Второй проектор заряжен следующей бобиной фильма. Большинство фильмов занимают шесть или семь маленьких бобин пленки, которые располагают в определенном порядке. В новых кинотеатрах из маленьких бобин делают одну пятифутовую. В таком случае не нужно иметь два проектора и переключать бобины туда-сюда: бобина один – переключение – бобина два на другом проекторе – переключение – бобина три на первом проекторе.

Переключение.

Просыпаешься в СиТаке [6].

Изучаю людей на ламинированной карточке в кармане сиденья. Женщина плавает в океане, каштановые волосы разметались по воде, подушка сиденья прижата к груди. Глаза широко раскрыты, но женщина не улыбается и не хмурится. На другой картинке люди, спокойные, как индийские коровы, тянутся со своих сидений к выпавшим из потолка кислородным маскам.

Очевидно, это чрезвычайная ситуация.

Разгерметизация кабины.

Просыпаешься – и ты в Уиллоу-Ран [7].

Старый кинотеатр, новый кинотеатр. Чтобы переправить фильм в следующий кинотеатр, Тайлеру приходится вновь разбивать его на исходные шесть или семь бобин. Маленькие бобины кладутся в два восьмиугольных стальных чемоданчика. У каждого есть ручка. Подними такой чемоданчик – и вывих плеча обеспечен. Настолько они тяжелые.

Тайлер – банкетный официант, обслуживает столики в отеле в центре города, и Тайлер – киномеханик, состоит в профсоюзе киномехаников. Не знаю, сколько моих бессонных ночей проработал Тайлер.

В старых кинотеатрах с двумя проекторами киномеханику приходится стоять в будке и в нужный момент менять проекторы так, чтобы зрители не заметили, когда закончилась одна бобина и началась другая. Необходимо следить за белыми точками в правом верхнем углу экрана. Это предупреждение. Смотри фильм – и увидишь две точки в конце бобины.

Сигаретные ожоги, так их называют киношники.

Первая белая точка – двухминутное предупреждение. Надо запустить второй проектор, чтобы он разогрелся.

Вторая белая точка – пятисекундное предупреждение. Возбуждение. Ты стоишь между двумя проекторами, в будке – настоящая парилка от ксеноновых ламп, на которые нельзя смотреть, иначе ослепнешь. На экране мелькает первая точка. Звук к фильму поступает из большой колонки за экраном. Будка киномеханика звуконепроницаема, потому что внутри стрекочут пулеметами зубчатые барабаны, протягивающие пленку перед объективом со скоростью шесть футов в секунду, десять кадров на фут, шестьдесят кадров в секунду. Ты стоишь между двумя работающими проекторами и держишь рукоятку затвора на каждом. Совсем старые проекторы оснащены сигнализацией на ступице подающей бобины.