Молот ведьм (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна. Страница 12

Но больше всего Луиджи поражал кот Спазакамино: с появлением в доме нового господина шельмец просто преобразился, никого не поцарапал, целыми днями лежал в библиотеке на каминной полке, спал с хозяином, не разодрал ни одной портьеры и нигде не нагадил! Недавно его видели с мышью в зубах, вылезающим из подвала, а ведь раньше он туда и не заглядывал. Войдя, надо же, лапы о коврик вытер!

При этом кот, хоть и не задирал слуг и не царапался, ластился только к мессиру Джустиниани, тёрся о его ноги и преданно, как верный пёс, ждал его возвращения, когда господин уезжал куда-нибудь. Ну, не чудеса ли?

Джустиниани тем временем вытащил свои покупки и, распаковывая, рассказал Луиджи, что приобрёл на аукционе забавную безделушку, показав её камердинеру. Луиджи снова изумился: мессир Гвидо боялся и упоминания о смерти, нового же хозяина уже дважды видели на церковном кладбище, а теперь вот череп…

Джустиниани же со вздохом прибавил, что вечером едет к донне Поланти. Его костюмы доставили? Да, от портного приходили, сообщил слуга, всё привезли. На лице мессира застыло выражение тоскливое и недовольное. Он явно не хотел никуда идти.

«Sera difettosа, пропащий вечер», подтверждая догадку слуги, пробормотал Джустиниани. Винченцо приказал подать чёрную шёлковую рубашку и чёрный шейный шарф, рассчитывая траурным видом отпугнуть слишком навязчивых гостей в салоне Поланти. С удовольствием облачился в новый фрак, в котором чувствовал себя свободно. Нигде не жало и не давило. В семь пополудни выехал из дому. По дороге помолился, чтобы не встретить у герцогини ни Глории Монтекорато, ни её братца.

Господь услышал его. Членов семейства Салиньяно среди гостей не было. Но всё равно было немало тех, кого он предпочёл бы никогда не видеть. Оттавиано Берризи, Рафаэлло ди Рокальмуто и Умберто Убальдини приветствовали дам и, расфранчённые, с бутоньерками в петлицах, сновали по залам огромного дома герцогини Поланти. Заметив его, все они подошли и любезно поздоровались. Что ж, старые друзья, что тут скажешь.

Джустиниани заметил, что Оттавиано полинял за минувшие годы больше всех: шевелюра его совсем поредела, лоб стал выше — почти до макушки, заметна стала родинка у виска, превратившаяся в бородавку. Кожа вокруг глаз сильно погрубела. Ночные излишества даром не прошли, сделал вывод Винченцо.

Рафаэлло ди Рокальмуто, утончённый поэт, отличался красивым упадочным профилем, истончённые и чуть потрескавшиеся ноздри его длинного носа выдавали кокаиниста. Он окинул Винченцо мутным и сладким взором завзятого мужеложника, и Джустиниани поспешно перевёл взгляд на Убальдини.

Умберто, светловолосый и голубоглазый, сохранил лоск и в свои тридцать три выглядел, надо заметить, весьма респектабельно. Он слыл спортсменом и прекрасным фехтовальщиком.

Джустиниани вежливо раскланялся с ними и вступил в залу, при этом обратил внимание, что убранство дома герцогини богато, но нигде действительно нет ни портретов, ни зеркал.

Гизелла Поланти шумно поприветствовала его, глаза её хищно блеснули. Вирджилио ди Массерано, выглядевший всё так же убито, прибыл с женой Ипполитой, пышнотелой красавицей, чьих прелестей, весьма откровенно выставленных, не заметил бы только слепой, и чьим любовником не был только ленивый.

Елена Бруни, их племянница, на фоне тёти казалась тростинкой. Джустиниани услышал, как Ипполита тихо поинтересовалась у донны Поланти, кто этот красавец? Винченцо обернулся, желая понять, кого она имеет в виду, и вдруг понял, что речь о нём. Внутренне содрогнулся, ибо Ипполита с её обильной и сочной плотью, напоминавшей перезрелый персик, не возбуждала, но пугала его. Тем не менее, минуту спустя он был представлен графине Массерано, смотревшей на него со странной плотоядностью. Он ответил очень сдержанно и в ответ на призывную улыбку высказал комплимент её племяннице.

Он добился своей цели: графиня поджала губы и отошла от него.

Катарина Одескальки и Джованна Каэтани приехали поздно, Джустиниани отметил, что Берризи подошёл к Катарине и пригласил её танцевать, но девушка покачала головой. Джованна бросила на него самого быстрый взгляд, покраснела и торопливо отвела глаза. Заметил Винченцо и очень привлекательную светловолосую девушку с унылым и постным выражением на лице. Она казалась красивей всех девиц, но была или больной, или чем-то огорчённой. Винченцо стал лицом к ней и несколько минут разглядывал, пока не увидел, что к ней подошёл Умберто Убальдини и назвал Марией. Поняв, что это Мария Убальдини, сестра Умберто, Джустиниани резко отвернулся и прошёл в гостиную.

В углу гостиной сидел молодой Элизео ди Чиньоло, сегодня показавшийся Джустиниани старше, чем на кладбище. Он походил на больного бледной немочью, в глазах проступало что-то нездоровое. Винченцо заметил, что Элизео порой бросал взгляды на девиц, но не смог понять, на кого он смотрит. Ловил Джустиниани взгляд юнца и на себя — быстрый и вороватый.

Хозяйка повела знакомить его с теми, кто появился в обществе в последние годы. Ему представили двух знатоков антиквариата — Андреа Пинелло-Лючиани, которого он видел на кладбище, теперь украсившего шею не розовато-персиковым, но бирюзовым платком, и Альбино Нардолини, в коем Джустиниани узнал человека, с которым столкнулся в дверях аукциона.

Пинелло-Лючиани, пятидесятилетний неаполитанец с бледным выразительным лицом, теперь смотрел любезней, он рассказал о своей коллекции, предложил несколько обменов, а Нардолини, обаятельный смуглый человек лет сорока с кокетливой бородкой, посетовал, что опоздал на аукцион, и книга Корнелия Агриппы «De Occulta Philosophia» была куплена. Имя покупателя не скрывалось. Это он, не так ли?

Джустиниани вежливо кивнул. Он не интересовался оккультизмом, который был в большой моде, приобретённая книга лишь дополняла средневековый раздел его библиотеки.

— Я могу как-нибудь зайти посмотреть экземпляр?

Джустиниани кивнул и, скрывая удивление, смерил собеседника цепким взглядом. Купленный им трактат Корнелия Агриппы «О сокровенной философии», опубликованный в тысяча пятьсот тридцать третьем году, сугубой редкостью не был. Зачем он Нардолини.

Между тем мессир Альбино поторопился договориться о дне встречи, и они условились увидеться на следующий день, в пятницу.

— Это издание посвящено Иоганну Тритемию, не так ли? — оживлённо спросил Нардолини.

— Нет, это последнее издание, Тритемию посвящено первое, — спокойно заметил Винченцо.

Лицо Нардолини приобрело странное выражение. Казалось, он был удивлён, что Джустиниани знал это, при этом Винченцо показалось, что его знания ничуть не обрадовали собеседника: по приятному лицу Нардолини прошла какая-то болезненная гримаса. Что это с ним? Джустиниани положил себе дома внимательно изучить купленный экземпляр.

Тут его внимание ненадолго отвлекла Елена Бруни. Девица, облачённая в бледно-голубое платье, тихо и шутливо препиралась с Катариной Одескальки, надевшей розовое. Катарина, очень любившая танцевать, хотела заполучить лучшего танцора, которым слыл Умберто Убальдини, Елена же предостерегала её: это может не понравиться Джованне и раздражит Оттавиано Берризи.

— А мне и дела до того нет, — дерзко заявила Катарина, но тут же скорчила насмешливую рожицу. Оказалось, она опоздала: Умберто пригласил донну Массерано. Подруги переглянулись и рассмеялись, потом, заметив, что Винченцо смотрит на них, Елена взяла из вазы алое яблоко и с кокетливой улыбкой подала его Джустиниани.

— Хотите?

Губы Джустиниани чуть дрогнули. Он поднялся.

— Ни за что. Наша прародительница Ева уже однажды угостила мужчину подобным плодом. Ничего хорошего из этого не вышло. Но если одна из вас хочет танцевать, я ещё помню некоторые па и надеюсь, что не отдавлю партнёрше ноги, — он протянул ладонь девицам, приглашая ту, которая подаст ему руку.

На его ладонь, коснувшись друг друга пальцами, легли обе руки — Елены и Катарины, и обе девицы снова весело рассмеялись. Елена сквозь смех проронила, что, так и быть, уступает партнёра подруге, и скептически заметила, что заодно намерена посмотреть, какой из него танцор.