Купчиха. Трилогия (СИ) - Стриковская Анна Артуровна. Страница 97

Сильван весело рассмеялся и чмокнул Регину в щёку.

— Я рад, что ты вовсе не размазня, — шепнул он, — Если мы окажемся родственниками, то такой сестрой я буду гордиться.

Обратная дорога из Балинара из обычных полутора часов растянулась на все четыре. Не успели скрыться за поворотом стены города, как Ули обнял Виолу и поцеловал. Не чмокнул, как школьник одноклассницу, а поцеловал как влюблённый мужчина: горячо, страстно.

Для Виолы поцелуй вышел головокружительным. Девушка выпустила из рук вожжи, сама обняла Ульриха и прижалась к нему всем телом. Не то, чтобы она этого сознательно хотела, но всё её существо сейчас тянулось к юноше и не позволяло включить голову. Был бы запряжён в шарабан настоящий конь, случилась бы неминуемая авария. Но умный Малыш, потеряв управление, просто остановился и стал щипать придорожную травку.

Так что Виола опомнилась только тогда, когда её кожи коснулся внезапно налетевший прохладный ветерок. Он подействовал отрезвляюще. Девушка вдруг осознала что происходит: Ули ухитрился развязать ленту, державшую горловину её блузки, и теперь увлечённо целует её обнажённую грудь, а сама она, закрыв глаза и откинув голову, самозабвенно перебирает его густые кудри. И это прямо на дороге! Хорошо, что пока она пустынна. А вдруг кто пойдёт или поедет?

Виола оттолкнула ничего не понимающего Ули и довольно чувствительно шлёпнула его по рукам.

— Ты что, совсем сбрендил? — зашипела она, — Другого места найти не мог?

Юноша поднял на неё обиженные щенячьи глаза, в которых стоял невысказанный вопрос: а что я такого сделал? Но Виола не прониклась. Сидела перед им злая-презлая и поправляла вырез своей блузки. Тогда Ули огляделся и усовестился.

— Прости, — пробормотал он, — Ты такая, такая Я вообще забыл, где нахожусь. Но ведь тебе не было неприятно?

Хотела Вилька сказать, что было, но под взглядом этих честных глаз цвета грозового неба не смогла соврать.

— Мне было приятно, — твёрдо произнесла она, — Но это не значит, что мы с тобой можем целоваться посреди дороги. Благодари богов, что за это время никто тут не прошёл и не проехал. Мало того, что нас могли увидеть чужие люди. Мы с тобой настолько голову потеряли, что нас могли обокрасть, увести пони, припасы, спереть кошелёк ничего бы не заметили. А случись такое мне с моим хозяином по гроб жизни не расплатиться.

Ульрих даже не представлял, что на ситуацию возможно взглянуть с этой точки зрения и малость опешил. Но, подумав немного, стал оправдываться.

— У меня всё было под контролем! Ничего же не случилось, правда?! И потом, если бы что-то украли, я бы возместил! Это ведь была бы моя вина. А даже если не моя, то всё равно! Я граф, содержание у меня такое не знаешь на что такие деньги потратить. Как бы я мог не помочь, отвернуться от тебя в беде!

Виола, упоминая про расплату, имела в виду скорее моральный, нежели материальный ущерб. Как бы она возместила потерю Малыша, который был не имуществом, а в большой степени членом семьи одинокого мага? Да и неприятностей она ему не желала. Но готовность Ули помогать тронула её сердце. Она потрепала его по и так растрёпанным волосам.

— Хорошо, хорошо, я тебе верю. Но всё же порядок должен быть и так подставляться не следует. Если ты хочешь меня поцеловать, то мог бы найти для этого место получше.

Ули воспринял эти слова как руководство к действию. Забрал вожжи себе и повёл недовольного пони по дороге, выискивая, где бы свернуть. Ближе к Балинару ничего подходящего не нашлось: поля и виноградники сменяли друг друга, а высаженные для ограждения деревья не давали ни тени, ни укрытия. Выбираться из-под платанов на солнцепёк желания не было. Но вот примерно на половине дороги виноградники сменились рощами. Ко многим из них вели дорожки, но Ули выбирал тщательно. Оливы и апельсиновые деревца его не устроили: давали мало тени. Наконец он нашел то, что нужно и направил пони под сень старых миндальных деревьев, доживавших свой век на заброшенном участке. Их высокие, корявые стволы и густая крона дарили тень, а трава под ними была на удивление мягкой и шелковистой.

Виола даже не попыталась возразить, когда Ульрих направил Малыша по боковой дорожке, только заметила:

— В шарабане есть продукты, которым на жаре долго находиться не полагается.

— Я всё же маг, милая, — улыбнулся Ули и сделал пасс над ящиками и корзинами, — Всё, теперь не пропадёт, я стазис наложил. Посмотришь: доедет свеженькое, как только что купленное.

Виола хотела было спросить, почему он раньше не догадался так сделать, но тут Ули остановил шарабан под высоким, раскидистым деревом и спрыгнул на траву, чтобы выпрячь Малыша.

— Зачем? — пискнула было девушка.

— Отдохнём и пусть скотинка тоже отдохнёт, — твёрдо ответил юноша, — Я с первой минуты как тебя увидел, мечтал о том, чтобы остаться с тобой наедине, а тут такой случай. Побудем здесь часок, поговорим. Ты же не станешь на меня ругаться?

— Надо бы, — усмехнулась Виола, — Но ты прав: не стану.

Ули отпустил Малыша побегать, хлопнув ладонью по крупу. Виола испугалась. Малыш скотина нравная, как потом его поймать, если ему тут понравится? Но Ульрих её успокоил:

— Он у меня на магической привязи. Свистну тут же прибежит.

Затем он вытащил из-под сиденья шарабана плащ и расстелил его на земле. Усадил на него Виолу, сам пристроился рядом и вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку. В таких продавались драгоценности. Щёлкнул замочек и перед глазами девушки засияли бриллианты. Не такие огромные как в королевской короне и не такие роскошные, чтобы подходить будущей супруге графа, но для скромной домоправительницы скромного городского мага просто великолепные. Колечко и пара серёжек. Ули вынул их из коробочки и спросил:

— Ты позволишь?

Но ответа дожидаться не стал, осторожно вдел серьги в ушки Виолы, а колечко пристроил ей на палец. Для безымянного оно оказалось великовато и он надел его на средний. Пояснил:

— Это, конечно, не то, что я хотел бы подарить тебе. Это то, на что хватило денег, — признался он, потупив взор, — Но это временно! Ты достойна всего самого лучшего. На помолвку в семье графа Эгона невесте надевают специальное кольцо-артефакт. Но оно, к сожалению, хранится в сокровищнице родового замка. Поэтому прими пока эти безделушки как символ того, что я собираюсь тебе подарить. Я имею в виду свои руку и сердце.

Виола рассмеялась и обняла Ули. Он был такой милый!

Наверное, этого делать не следовало, потому что юный граф тут же воспользовался ситуацией. Поцелуи, ласки сделали своё дело. Сознание Виолы заволокло туманом. Для неё больше не существовало действительности, где бедные служанки не становятся графинями. Да и не имело это никакого значения. Слова "будущее", "общественное положение", "долг", "брак" потеряли всякий смысл. Были только руки, губы, тела, горячее солнце и густая тень старых деревьев.

Когда Виола снова сумела опомниться и прийти в себя, она вдруг обнаружила, что на ней ничего, кроме подаренных Ульрихом украшений нет. На нём было и того меньше. Она было смутилась, но граф заметил, что она приподнялась и прижала руки к обнажённой груди, и тут же снова начал её целовать, приговаривая:

— Милая, бесценная, родная моя! Любовь моя единственная! Я знал, что ты чудо, но никогда не думал, что настолько. Ты как родник чистой воды в пустыне: пьёшь и напиться не можешь! Скажи тебе было хорошо со мной?

Виола попыталась включить мозг и как-то ответить на поставленный вопрос. Пусть не Ули, пусть самой себе. Было ли ей хорошо? Да! Она не ожидала, что будет так. Она вообще не могла себе представить, что близость с мужчиной это вот это. Но с Ули получилось именно то, о чём писали в романах и чему она упорно не верила. Самозабвенное блаженство. Регина оказалась права: даже если продолжения не будет, оно того стоило. Страх, который жил где-то в глубине и заставлял избегать мужского внимания, как губкой стёрло, наоборот, ей хочется ещё! Виола обследовала свои чувства и желания и убедилась: сейчас мысль о близости не вызывает неприятия. Правда, её интерсует близость только одного конкретного человека. Хорошо, что он сейчас рядом. Теперь она сможет подумать о замужестве и ребёнке. Кажется, милый мальчик именно это ей и предлагал? Хорошо бы, чтобы Ули сдержал слово: снова и снова улетать с ним в небеса от наслаждения было бы замечательно.