Лицом на ветер (СИ) - Турлякова Александра Николаевна. Страница 69

И всему этому его научила она — Рианн. Она сделала это за год. Даже Дикс за все эти годы службы здесь не сделал этого! Может, потому, что он уже не свен? А она нет! Она — настоящая истинная свенка, рождённая свободной, попавшая ему в руки из этих болот и лесов.

Он считал её варваркой, он всегда смотрел на неё свысока, а теперь понял, что она тоже человек. Она проявляла те же человеческие чувства, творила поступки, за которые её ожно было уважать.

Много ли людей, подобных ей, он нашёл бы среди знакомых римлян, среди римских офицеров и солдат, всех, кого знал? Одни были гражданами Рима, некоторые не были, многие умели читать и писать, знали законы, но были ли они настоящими людьми?

Многими двигала корысть и злоба, кто-то жил с завистью и ложью, и все охвачены пороками. Да и он сам был не лучше…

А она проявляла качества, за которые он невольно начал её уважать. Она с самого начала их знакомства пыталась противостоять ему, сопротивлялась, не мирилась с ним никогда, всё старалась делать по-своему. Она ненавидела и не скрывала своих чувств. Попыталась совершить самоубийство, не давала ему свободно трогать себя, её постоянно надо было завоёвывать, подчинять себе. Любая бы уже смирилась, все женщины так делают, подчиняются сильному. Но не она. Она сделала это только тогда, когда сама решила, уже весной, когда и он уже изменил к ней отношение.

Когда ей представился случай, и он лежал беспомощный, она могла бы сбежать от него, могла бы убить, но она не сделала этого, она осталась с ним, помогала ему, ухаживала. На её деньги они жили все эти дни…

Нет, конечно же, она не прошла через его жизнь незаметно, она, эта свенка, изменила его.

Он мечтал, что вернётся в крепость и снова станет центурионом, но будет ли он им таким же, как прежде был? Будет ли он служить римским орлам с прежним рвением?

Марк вздохнул и так и ничего не ответил свенке. Пока он думал обо всём этом, ему показалось, что она уже заснула, и он не стал её будить своими идеями, от усталости прожитого дня заснул и сам.

Часть 33

Проснулся резко: во сне невольно дёрнул правой рукой и от внезапной боли в поломанной кости вернулся к реальности. О, Юпитер! Как больно, как же больно… О-хо-хо… Хрипло дышал через стиснутые зубы, баюкая больную руку на груди. Сколько дней ещё пройдёт, пока она заживёт, да и заживёт ли она ещё без последствий? В армии он нагляделся на подобное сплошь и рядом, сколько толковых ребят вылетало из легионов после того, как получали подобные травмы.

Вот Квинт, например, осенью ещё упал с коня и сломал ногу, и парень молодой и неглупый, вроде, а пришлось ему уйти со службы. Нога как будто зажила, а хромота осталась серьёзная, где он сможет так на марше идти, или в строю нагрузки выдерживать? И где он теперь, этот Квинт? И не видно его и не знаешь, куда и кем подался. Вот тебе и жизнь простого легионера, можно и до боя не дожить и ни одного врага лицом к лицу не встретить, а уже отслужиться. И ветерана не дадут…

— Нет! Нет… нет… нет… не надо… только не так… не так… О, Фрейя…

Это неожиданно забилась во сне свенка, первое слово выкрикнула, а потом, не просыпаясь, шептала в кошмарном бреду. Что-то, видно, снилось ей страшное, она, по голосу слышно было, даже начала плакать, шептала и шептала без умолку.

Марк подобрался к ней на голос, прижал к себе к левому боку и обнял левой здоровой рукой, шептал, успокаивая:

— Тихо, тихо, спи, всё нормально, это просто плохой сон… Кошмар, наверное… Спи… Всё хорошо.

Дождь перестал, слышно было только, как тяжёлые капли падали с листьев то тут, то там в темноте наступившей ночи. Свенка успокоилась и, угревшись на груди центуриона, заснула крепко. От тёплого прикосновения к женскому телу согрелся весь левый бок, стало как-то хорошо вдруг и спокойно, несмотря на всё, что окружало со всех сторон. Мокрый лес, болото, какие-то ночные звуки и шорохи, усталость и боль во всём теле после утомительного дневного перехода, многодневного плена, тоски и одиночества.

Сколько месяцев он был совсем один, его окружали лишь враги, ненавидящие его свены, желающие ему смерти, стремящиеся принести только боль и страдание. Он не слышал латинской речи, носил чужую одежду, постоянно ждал удара со всех сторон, боялся заснуть, подпустить кого-нибудь слишком близко, прямо взглянуть кому-нибудь в глаза, боялся вызвать приступ внезапной ярости или вспышку гнева у всякого, кто был рядом.

Он забыл, как это просто прикоснуться к кому-нибудь, и не получить за это удар под рёбра, просто заснуть простым сном, а не дремать в полглаза, ожидая пинка. Он был один среди всех. Кругом — одни враги. И сейчас, обнимая за плечи молодую свенку, он вспоминал прошлое и улыбался с грустью.

Именно она, эта самая Рианн, сейчас казалась ему самым близким человеком. Да, она не была римлянкой, она была соплеменницей этих злых свенов, она никогда не умела читать и писать, она сама натерпелась от него боли и страданий, как от хозяина, но именно она — одна на всём белом свете! — решилась помочь ему. Переступила через себя, через своё племя, через свои страхи и неприятие, через свою германскую сущность.

Когда он увидел её в первый раз, когда понял, что она рядом, в душе затеплилась надежда: она, эта свенка, поможет ему, спасёт его. Это была только искорка этой надежды. Конечно, кто мог дать гарантии, что она решится пойти против всех? Пойти даже против самой себя…

Она всегда злилась на него, и в ту, первую встречу тут, она тоже не скрывала своих чувств, каким резким был тон её голоса, она предрекала ему смерть на Самайн, ритуальное убийство, жертвоприношение, поклонение его голове — голове центуриона. Проклятые германцы! Но именно тогда она и не позволила сыну Крикса избить его, мстить ему за прошлые боль, унижение и насилие в её жизни. Почему? Она остановила этого Галена. Не дала ему делать больно.

И вот тогда-то он и поверил в неё, в сердце что-то дрогнуло с болью, со слезами, и появилась эта крохотная надежда, маленькая-маленькая светлая точка надежды.

И он не ошибся. Здесь он не ошибся, Рианн помогла ему ценой своих денег, своей земли, своего будущего… И он в благодарность за всё должен убедить её уйти с ним, оставить этот посёлок и уйти в крепость. Она должна быть рядом с ним, она — его амулет, его талисман, приносящий удачу, она должна быть рядом всегда.

Он даст ей вольную, будет относиться к ней, как к равной, он женится на ней, он будет служить до пенсии, чтобы заработать ей гражданство, чтобы она стала равной ему во всём. Она выучит язык, она научится читать и писать… Она же умница, она очень терпеливая и старательная. «Моя Рианн… Моя свенка Рианн…»

Он даже мечтательно улыбнулся, думая об этом. Смотрел в глухую темноту, слушая шелест мокрых листьев над головой, и мечтал. Далеко послышался вой волка. Вот тебе и болото, кто сказал, что волков на болоте не бывает? Оказывается, бывают… А может, это знак свыше? Бог Марс подаёт ему знак, ведь волк — это его животное. О чём этот знак? Что предвещает этот одинокий волчий вой ему и этой свенке, что спит рядом, тихая и такая тёплая?

Будет ли всё хорошо или будет всё плохо?..

Рианн проснулась первой и резко вскинулась, когда поняла, что рядом с ней, безмятежно обнимая её, спит римкий центурион. Что? Это ещё что такое? Чего он себе позволяет? Удумал тоже!

Она резко отстранилась и поднялась на ноги. Когда это он успел подобраться к ней? Лезет со своими объятьями! Не хватало ещё каких вшей от него набраться… В порыве злости Рианн еле сдержалась, чтобы не пнуть его полусонного. Да что б тебя!

— Вы чего это лезете ко мне? Кто вам позволил? С чего это вы решили, что можете лапать меня? Я — не ваша рабыня! Прекратите это! Слышите, вы? Чего вы ещё не поняли? Держите свои руки при себе!

— Ты кричала ночью… — негромко начал оправдываться центурион, прогонял сон, растирая лицо ладонью, — по-моему, ты даже плакала… Прости, если я обидел тебя… Я не знал, что ты так на это посмотришь… Если бы я знал… Мне просто хотелось утешить тебя, помочь…