Комбатанты (СИ) - "Майский День". Страница 25

Люди поначалу следили за моими художествами как за вознёй ребёнка в песочнице. Должно быть, происходящее казалось им несерьёзным. Первой ухватила что-то знакомое в создаваемом мной хаосе Дилси. Она насторожилась, пересела ближе, обменялась короткими фразами с подругой. Потом и Михаил склонился над рисунком заинтересованно, теребя нижнюю губу.

— Посмотри, это похоже? — спросил он, достав небольшой планшет и выводя на экран схему какого-то устройства.

— Да, очень, — ответил я.

Теперь, когда я видел, как нужно рисовать эту вещь правильно, сразу определил отличия, да и ракурс, который будет понятен людям. Я мигом изобразил всё что надо, и на меня едва ли не впервые посмотрели с уважением.

— Универсальное орудие — так это называется у нас, — пояснила Дилси, словно я мог её понять. — Преобразователь и накопитель иные, но похоже, что принцип действия тот же. Уничтожить их довольно сложно, но если…

— Нельзя! — перебил Аргус. — Акт агрессии приведёт к войне и взаимному уничтожению.

— А то, что они делают, это не война? — сердито осведомилась Ланка.

— Нет. Это неблаговидные действия.

— То есть, если мы попробуем их захватить и обратить в рабство, это тоже прокатит как мирное преобразование? — спросил Михаил.

— Не совсем. Важно, что ваши руководители дали согласие стать под руку чужих, насколько оно было свободным доказать сложно, по сути дела происходящее можно охарактеризовать как добровольную ассимиляцию.

Вот хорошо, что я ничему не учился, а то сейчас тоже бредятину бы нёс, и компрометировал перед смертными весь наш вечный род. Пусть он светлый, а я тёмный — людям всё равно. Они видят крылья. Я кашлянул, чтобы переключить внимание аудитории на себя и сказал то, что считал важным.

— Прибить этих чужаков по отдельности или вместе с их пушками — труда не составит, но припечатают нас за это по полной программе, а у их богов тогда руки окажутся развязаны, а они пока сильнее нас с Ари. Действовать можно только хитростью. Надлежит придумать план, который поможет вышвырнуть этих ребят на их историческую родину или куда-нибудь ещё дальше.

— И так, чтобы это выглядело поступком доброй воли?

— Верно, Михаил! Они могучи, потому мы должны быть умны.

Вот это проняло, я видел, как заблестели глаза. Когда люди надеются на себя, а не на других они жуть как изобретательны, я в них верил. Теперь все трое склонились надо моими каракулями и принялись вникать, иногда соглашаясь друг с другом, а иногда ожесточённо споря. Пошла работа, а не пустая болтовня о том, кто прав, а кто виноват. Проблема эта ведь в принципе неразрешима, потому что нет во вселенной единого мерила добра.

Я любовался этими представителями моего народа, больше, конечно, девушками, но и мужчина будил симпатию. Они не испугались ни нас с Аргусом, ни угрозы и смело поднялись на защиту своего имущества, простив своим богам то, что они этого не сумели. В сущности, человек — сам себе отличный бог, надо лишь напоминать ему об этом время от времени.

— Не так всё это просто, и уходить надолго мы не можем, — сказал Михаил вскоре, я не следил за часами, увлечённый происходящим, — но мы обязательно что-нибудь придумаем!

Девчонки разом кивнули. Славные они были, я не отказался бы от обеих, но считал недипломатичным крутить амуры направо и налево. Уверен, что люди способны оценить любвеобильное божество, но не в годину бедствий. Вот потом, когда воцарится с честью завоёванный мир…

От сладких дум меня опять отвлекли, Михаил, требовательно заглядывая в глаза, спросил:

— Данных, скорее всего, недостаточно. Мерцур, ты сможешь вновь проникнуть на судно и разведать подробно то, на что мы тебе укажем?

Ну и претензии у него! Я не рискнул ответить сразу. Пробраться на корабль, я конечно, смогу без больших усилий, вот только когда меня там поймают, плохо придётся оставшемуся без души телу, а проникать целиком, вместе с ним — значит оставить след. Эти с пушками, конечно, ничего не заметят, а вот парочка лосей безрогих, славных выпускников нашей замечательной академии, быстро сложат два и два. И что бы у них там не получилось в итоге: три или пять, прилетит за это мне и только мне.

Допустим, на аттестационную комиссию можно наплевать, на что я только не забивал в своей феерической жизни, но родная шкура дорога, а что от неё останется, когда за меня примутся оба чужих куратора? Ари не помощник в благородном деле мордобоя, справлюсь ли я один?

Душа встрепенулась, устав играть в прятки с изобретательным разумом, собственные колебания показались нечестными. Люди ждали от меня помощи, а не бредней о том, во что им верить и как тратить свободно время, когда оно появится.

Да что за глупые вопросы я тут себе задаю с умным видом? Я обязан одолеть противников. Их ограничительные барьеры слабее моих, но если серьёзно припечёт я ведь свой могу и совсем снять, а кто мне тогда противник? Да, это делать нельзя, мне засветит тысяча-другая лет каторжных работ за самоуправство и нарушение всех законов, ну и пусть, разве я испугаюсь? Мозгов на это у меня точно не хватит. Мама бы мне сказала.

— Я постараюсь, — сообщил осторожно. — Меня там могут выследить, и тогда поздно окажется строить планы, так что подготовьте всё, что только можно, продумайте каждый шаг, чтобы я с первого раза попал в десятку. Время назад не отмотаешь, то есть и это возможно, но в итоге получится катаклизм, а не тонкая работа интеллекта.

— Мы сделаем! — сказала Ланка.

Люди поднялись и начали прощаться. Ари всем старательно пожал руки, а я девушек так и обнял, не считая это дипломатической ошибкой. Дилси, не удержавшись, погладила мои жёсткие перья. Мне показалось, что она не прочь бы и вырвать одно — на память — как сувенир, потому я благоразумно отступил, убрав крылья повыше. Не то чтобы мне пера было жалко, но улик оставлять не хотел.

Мы остались, люди ушли. Томный день шёл к вечеру. Я всё ещё тревожился о здоровье Сирень, но запах её, который принесли на себе девушки, показался здоровым и достаточно бодрым. Она там не одна, у неё есть друзья, а мне сейчас вмешиваться небезопасно. Кто знает удержусь ли я в рамках политкорректности, когда мерзавец окажется в пределах досягаемости кулаков и крыльев. Пришибить такого, конечно, святое дело эволюции, но прежде нужно вывести из-под удара остальных, а пока терпеть и ждать.

Я побродил под деревом, потом отломал ветку и принялся трудолюбиво её грызть. Аргус грустно размышлял о каких-то материях, не обращая на меня внимания. Когда он заговорил, я не сразу понял, о чём идёт речь:

— Мерцур, научи меня драться.

— Что, прости?

Розовая заря опять окрасила белые щёки. Когда он отвыкнет смущаться?

— Я стараюсь поделиться всем, что знаю сам, хотя иногда думаю, что тебе это не слишком нужно, передай и ты мне свои умения. Если придётся принимать бой, а такую возможность исключить нельзя, я хочу быть помощником, а не обузой.

— Ари, это ведь не книжки читать. Знания мы способны впитывать как губка воду, а вот физический навык требует изрядных тренировок.

— Я понимаю.

Он выглядел таким серьёзным, что я не счёл возможным отказать, хотя и сомневался в благоприятном результате упражнений. Бой — это ведь не только технический навык и физическое развитие, это ещё готовность ударить противника. Помнится, когда я заехал этому светлому по физиономии (как давно это было!) он и не попытался дать сдачи. Предвечерних воспитывают в большей благости, чем нас, они чаще мягки и гибки, чем тверды и упорны. Хотя вот приятель нашего Горелого ещё форы даст тёмному напарнику, поймёшь сразу эту истину, если внимательно на него посмотреть. Никогда нельзя сбрасывать со счетов порыв и прилежание, вместе они способны на чудо.

— По рукам! — сказал я. — Не могу похвалиться навыком преподавания, зато сам неплохо обучен. Давай приступим к занятиям, если ты уже поел.

— Это ты грызёшь ветку, словно у тебя режется очередная пара клыков, а я сыт светом.

— Да, жаль, что разум ваше сияние не просветляет, другая для этого потребна энергия, и сейчас я её тебе покажу!