Гады. Старая кожа (СИ) - Сергеева Александра. Страница 36

— Ты им заплатила? — не слишком весело пошутил Дон, машинально перебирая пудовыми ногами.

— Пригрозила восточной угрозой, — хмыкнула политически грамотная гадина. — Теперь, думаю, можно и хвост обрубить. Тут такие шикарные вещдоки останутся, что залюбуешься. Ни малейшего признака вмешательства человека в природу — только зубы да когти.

Она глянула на солнце и поинтересовалась:

— А зачем мы загибаем к северу? Это по плану? Или ты заблудился?

— Ага! — почти искренно возмутился Дон. — Держи карман шире! Я из шкуры вылезу, чтоб заблудиться, так с закрытыми глазами в цель попаду, — бурчал он и рубил саблей кусты, ленясь их обходить.

— Всё. Спёкся наш Колумб, — констатировала продирающаяся следом Лэйра. — Америка останется индейской.

— Отстань от моего брата, — пыхтела раздражённая Паксая. — Лучше притормози и поймай собственную сестру. А то она сейчас слиняет с маршрута. Попрётся уговаривать волков не есть нашу погоню. Дон! Ты не хочешь чуток отдохнуть?!

— Отстань, старая крыса! — прилетело из авангарда. — Надоели свиристелки! Лучше бы Грассина пошёл мочить… А что? — оживился он. — Слышь, Лэйра? Перебили бы всех, кто подвернётся. А пока бы я насиловал пленниц, ты бы сделала из Грассиновых мозгов омлет.

— Донатик, ты груб и подл. И это вдохновляет. Но, что с маршрутом? — уточнила Лэйра.

— Скоро этот лесок кончится — денька этак через три. Мы выйдем к реке, что вытекает оттуда, откуда надо. По ней поднимемся в горы — она там почти прямая. Кстати, по нашей стороне вдоль реки стоят несколько посёлков. Я карту Аэгла загрузил. А по левому берегу на карте не отмечено ничего.

— Так привал будет у реки? — ехидно уточнила Паксая.

— У моей могилы, — жалобно пообещала Лэли.

— Никогда еще не гулял на такой трудоёмкой затейливой свадьбе, как ваша, — признался Дон, резко забирая вправо. — Обычно всё крутилось вокруг беззаботной пьянки с безобидным мордобоем. А тут прям вестерн. Всё, девки! Впереди ручей. Там меня и похороните. Но, сначала, накормите.

— Мы тебя? — переспросила сестрица.

— У львов охотятся самки, — тоном непререкаемого авторитета заявил Дон.

К реке они вышли ровно через три дня. Та оказалась неширокой резвушкой меж высокими подмытыми берегами — скатывалась с крутой возвышенности, как по маслу. Зверьё, распуганное двумя гадинами, к ним не совалось. Лес с каждым шагом становился все более путанным, угловатым и колким. Категорически непохожим на их южные мягкие, пышные и влажные джунгли. Его земля под ковром подложки била в натруженные ноги сухой каменистой твердью, а не принимала их в податливое рыхлое лоно, как толстый ковер. Зато в этих чащобах глазам не приходилось надрываться, ища просветы в месиве широких листьев — здесь просветов завались. А ещё превосходно слыхать потрескивание сухих ветвей под лапами той величины, которой уже стоило опасаться. Этот северный лес гораздо хуже хранил свои и чужие секреты, но давал больше возможности для манёвра.

Вскоре впереди меж стволов заметили несколько трухлявых крыш. Лэйра вздумала проявить себя на ниве военной разведки — Дон не стал торговаться. Система распознавания уже объявила: дохлый номер, мёртвые развалины, ни единой живой души. Он растянулся на траве, нагло взвалив охрану своей персоны на Лэли. И так провалялся, пожёвывая остатки вчерашнего ужина, пока не уловил мысленный призыв разведчицы. Неторопливо оценил её глазами картинки загубленной на корню сельской жизни: гуляющий во все стороны высокий частокол, полуразвалившиеся дома, пустынную улочку, разбитый сруб колодца. Но вот поток инфы забуксовал — Лэйра пялилась в одну точку, раздражая СС такой нерасторопностью. Потом доложила, что в раскуроченной деревеньке проживают старик со старушкой, да малый пацан. Но выколупывать их из-под земли она в одиночку не нанималась. Тем более что вокруг их убежища такие укрепления нагромоздили, что неизвестно, как у них там внутри.

Выколупывать и не пришлось. Лэли, как самая безопасная с виду особь, спустилась по узенькой лесенке в погреб около одного из домов. Затем вступила в увещевательные переговоры. Скорбная троица выползла на белый свет с видом обреченных на смерть. Успокоили их быстро и непререкаемо: Лэйра просто оглушила страдальцев заботливым насильственным внушением. Лэли между тем приманила из леса олешка, который так кстати приблудился к человечьему жилью. А Паксая достала из арбалета пару молодых лесных курочек — ещё почти цыплят. Горемычные селяне сразу оживились — наголодались они изрядно: кожа да кости. Казалось бы, лес рядом, река под боком, пацан не так уж и мал — лет десять, если мысленно облепить его мясом. Вряд ли деревенский мальчишка не учён ладить силки или удить рыбу — прицепился к горемыкам Дон.

Дедушка с щемящей душу бережливостью помогал пришлому воину разделывать тушу: каждую косточку скоблил добела и складывал в корзину про запас. При этом молчал, сжимаясь и горбясь. На трижды повторившего вопрос Дона он старался даже не коситься. Ковырялся в теплом мясе своим куцым ножичком, заметно оберегая этот корявый инструмент от резких движений. Бабушка тоже прятала глаза, бестолково суетясь в пустом полуразрушенном доме. Пацан, нахохлившись — но с заметной завистью поглядывая на Дона — также держал рот на замке. Только носом поводил, как крысёныш — принюхивался к первым полоскам мяса, которые подрумянивал собранный прямо во дворе костерок. Поначалу вид разведённого пришельцами костра едва не остановил и без того дряхлые сердечки хозяев. Лэйра уловила дикий ужас, исходивший от них, но не стала спешить с расспросами. Только погасила этот всплеск со всей возможной мягкостью. Дон тоже отстал от диковатых молчунов, решив, что непривычно сытый желудок развяжет им языки. А то и гадины подсуетятся — это их епархия.

Паксая, уже пристроила каны на сварганенный из камней очаг и залила водой. Как самая здравомыслящая, она запретила делиться с голодающими жареным мясом. Самолично взялась за изготовление легкого куриного бульона. Бабушка, смекнув, что она затеяла, выудила из подземного жилища подходящие корешки. И прилипла к странному котелку с тяжёлой деревянной ложкой. Паксая с лёгкостью уступила ей право мешать варево. Увидав недоеденные в дороге сухари, что наскребла по рюкзакам Лэли, старушка тихо беззвучно заплакала, часто смаргивая слёзы с морщинистых век. За всеми этими хлопотами незаметно наступила ночь. Более-менее нормально пережив первую дозу бульона, хозяева робко отведали первые кусочки разваренной курятины. Отслаивающиеся волоконца они трепетно отщипывали, обнюхивали и укладывали на язык, как какой-нибудь деликатес. Пацан со свойственной детству нетерпеливой жадностью проглотил первую порцию мяса почти целиком. Паксая изругала его в хвост и в гриву, пригрозив сорвать пирушку. Но иступлённый взгляд изнасилованных голодом детских глаз рвал ей сердце.

Сомлевший дедушка недолго мялся, прогибаясь под тяжестью вопроса: что ж их довело до такой жизни? И сопел не от упрямства, а в попытке отыскать подходящие слова для правды, о которой боялся даже заикаться. Лэйра предоставила почётную роль толкача сестре — Лэли была более мягкой в обращении со своим талантом. А здесь требовалась вся деликатность мира, чтобы старик не окочурился прежде времени, переползая через образованный кем-то или чем-то барьер. Конкретная такая преграда — оценил Дон, просканировав стариков вдоль и поперёк. Вросла в толщу прожитых лет и пережитого едва ли не до самого донышка. Старик приступил к нелёгкому восхождению на преграду осторожно. Инстинктивно сберегал свои малые силы, которые расчётливо сохранял ради внука.

— Да, жили здесь люди, — мямлил он, не сводя взгляда с огня, разгоняющего сумерки. — Много людей. Десять семей. Дети были. Свой кузнец был. Хороший кузнец. Сманивали его, да он не шёл. В большие деревни не шёл. И в город не подался, когда зазывали. Долго зазывали. А он не шёл. И сын его не шёл. Тоже хорошим кузнецом стал. Мы хорошо жили.

— И почему же тогда твои родичи ушли, дедушка? — подталкивала Лэли тягучий монолог, от которого клонило в сон.