Чудовище Карнохельма (СИ) - Суржевская Марина. Страница 37

Но уточнять — какая, не стала. Впрочем, и так понятно.

Я присела на лавку, размышляя о системе правосудия фьордов. И о том, что плыть в Варисфольд с местными уголовниками мне не слишком-то хочется! Может, есть другой корабль? Надо разузнать!

За несколько дней я узнала, что в башне проживает около сорока человек — прислужницы, кухарки и три дюжины воинов. Ильхи спали в общих комнатах на первом этаже, девы — по двое или трое. Питались здесь два раза в день — утром и вечером, в общем зале. Трапезы не слишком отличались друг от друга. В Карнохельме основой рациона были рыба и мясо — в отварном, печеном или сушеном виде, а еще «черный» хлеб, который готовили в золе, отчего он и получил такое название, коренья и птичьи яйца. Иногда подавали вересковый мёд, ягоды, орехи и сыр. Вся еды была простой, без специй и изысков, но сытной.

Обычно я присаживалась с краю стола и пыталась не привлекать к себе внимания, хотя это получалось плохо.

Оградить меня от чужого внимания Тофу не могла. Под разными предлогами ко мне без конца подходили то кухарки, то прислужницы, то ильхи, проживающие в башне. С последними было особенно сложно. Хотя вели они себя прилично, но меня смущали улыбки и взгляды воинов. Монументальная фигура и грозный взгляд Тофу отгоняли многих, но не всех. К счастью, основную часть дня мужчины проводили за стенами башни, занятые охраной города. И то меня подкарауливали в коридорах, пытаясь пообщаться! А вот женщины оставались в башне постоянно, и для них я была диковинкой и развлечением. Решив не упоминать Конфедерацию, я лишь говорила, что в Карнохельме временно и скоро вернусь в Варисфольд. И лишь улыбалась, когда девы охали, несмело прикасаясь к моим волосам. Да и я хотела поговорить, все же любопытство одолевало. Впервые с момента перехода Тумана я смогла просто общаться с жителями фьордов. На корабле плыли лишь мои соотечественницы-переселенки, а в Варисфольде я прожила слишком недолго и была слишком потрясена новыми землями и предстоящим обручением. Ну а про заточение в пещере и вовсе не хочется вспоминать. Так что именно здесь, в Карнохельме, я впервые начала постигать земли воды и скал.

И первое, что поняла — жители Карнохельма истово и бескомпромиссно любят свой дом. Когда я спросила Тофу, не хотела бы она повидать другие города, прислужница лишь недоуменно фыркнула.

— Зачем? — искренне удивилась она. — На всей земле нет места прекраснее Карнохельма!

И видя мое непонимание, смерила меня взглядом, полным сожаления и превосходства, словно я была неразумным ребенком.

— Люди, оторванные от своих корней и предков — несчастные люди! Дети фьордов ценят свои земли, чужачка. Я знаю, что нигде не смогла бы найти пристанища. Я родилась, живу и найду покой в Карнохельме!

Именно так считало большинство жителей фьордов. Ильхи привязывались к своим землям, словно деревья — корнями врастали. Исключением были водные хёгги и их потомки, тех, напротив, манили неизведанные воды и новые горизонты. Ну и девы-воины считались перелетными птицами, без дома и риара. Последние особенно интересовали меня, но после первой встречи я не видела в башне Трин-вёльд. Хотя порой мне казалось, что я ощущаю чужой взгляд, наблюдающий за мной.

— Большую часть времени вёльды живут в заповедных лесах. Это дикие земли, Энни, — разматывая пряжу, говорила мне Тофу. — Туда сбегают от злых мужей, от немилых женихов, от нежеланного обручения. Сбегают девы, которые не желают подчиняться мужчинам. Вёльды не признают власти мужчин, у них главенствует крылатая мать. И о своей жизни они не рассказывают. Я слышала, что вёльды устаивают себе жилища в пещерах на скалах или в дуплах тысячелетних буков… словно и правда они птицы, а не люди,— прислужница насупилась, о крылатых она говорила с явной неохотой. — Быть вёльдой — плохая судьба, Энни.

— Почему? — удивилась я, послушно подставляя руки для шерстяной петли.

— Вёльды не чтят перворожденных хёггов и риаров! — отрезала Тофу. — А значит, после смерти не видать им покоя, так и будут скитаться по незримому миру, дальше им путь не откроется! У вёльд свои законы, и нам их не понять! В Карнохельм они приносят ценные камни, редкие травы и шкуры, порой живут тут месяцами, наш риар к ним добр. А за доброту они каждый раз присылают кого-то для участия в Билтвейде.

Странное слово царапнуло слух.

— Что это такое — Билтвейд?

Женщина помрачнела.

— Молись, чтобы не знать, Энни, — сурово поджала она губы. И я решила сменить тему.

— Но разве родительница Рагнвальда была не вёльдой? Аста, так ведь ее звали.

— Аста была иной, — лицо Тофу в один миг смягчилось и осветилось любовью. — Она пришла в Карнохельм совсем юной и полюбила Саврон-хёгга. Аста приняла его власть и силу, она сняла свою птичью накидку. Хотя до самой смерти билась во всех сражениях наравне с воинами. Уж как берег ее наш риар, но Аста даже с сыном под сердцем — билась и сражалась, представляешь?! Дева-воин она была, но чистоты и красоты неимоверной. Да и силы крылатых у нее имелись в избытке.

— И что это за силы? — заинтересовалась я.

— Вёльды умеют то, что не умеют обычные люди, — задумчиво протянула моя собеседница. — Чем сильнее крылатая, тем больше перьев на ее плаще. Я помню день, когда Аста вошла в Карнохельм. Гордая, красивая, ясноглазая! И плащ ее был покрыт перьями до самой талии! Вот какая она была! Явилась прямо в башню и заявила: хочу от тебя дитя, риар! Саврон как увидел эту деву, так и пропал! Всех, кто был до нее, забыл!

Тофу тихонько рассмеялась, а потом вздохнула, и я вдруг подумала, что этой женщине немало лет. Хотя выглядела прислужница прекрасно, да и живости ее хватило бы на десятерых.

— Много людей погибло от снежных? — решилась я задать вопрос.

— В каждой семье есть о ком скорбеть. В память о ком сбривать волосы на левом виске, — поджала губы Тофу и отвернулась.

Я растерянно потёрла глаза. Что бы сделала прислужница, узнай она, что я спасла одного из ледяных хёггов? Не только спасла, но и в некотором смысле… подружилась? Уже не первый раз я слышу о том, что творит в Карнохельме стая диких драконов, но по-прежнему не могу представить, что во всех этих убийствах виноват и Лёд. И хотелось закричать: Ледышка не мог! Вы все ошибаетесь! Но я благоразумно молчала.

Три дня прошли вполне мирно, за работой и разговорами. Я ловила себя на том, что частенько думаю о Рагнвальде, ищу взглядом его высокую фигуру и белые волосы. И тут же одергивала себя. Этот ильх был словно снежная вершина — далекая, колючая и неприступная. А я всего лишь неуклюжая Энни. Я не гожусь для ледяных вершин.

После ужина обитатели башни оставались в зале и рассказывали истории. И этого момента я ждала целый день. Присаживалась в углу и слушала. О воинственных ильхах, хёггах и прекрасных девах. О риарах, способных повелевать камнем и железом, о древних правителях, о жутких северных йотунах и мертвом городе, о блуждающих хёггкарах, таинственных элвах и дранвирах — тех, кого не принял незримый мир. О Великом Тумане, предсказаниях и первых кольцах Горлохума, которые выковали в пламени вулкана перворождённые.

Лучшей рассказчицей оказалась та самая старушка Боргильда. И голос ее — удивительно сильный и мелодичный — создавал невероятно зримые образы.

Легенды фьордов завораживали меня. Сидя там, возле пылающих чаш, я ощущала себя дома. Мне было тепло и уютно, мне нравились рассказы и смех. Порой истории оказывались чересчур откровенными, например, про Темных Дев, что ждут воинов после смерти. Об их умениях и обязанностях я слушала, краснея от понимания, за кого меня принял при первой встрече Рагнвальд. Женщины от таких рассказов фыркали, а ильхи смеялись.

Я тоже улыбалась — тайком.

Я, чужачка, не ощущала себя чужой.

И потому надо скорее покинуть Карнохельм, пока я не успела врасти корнями в эти земли, как говорит Тофу.

Когда Рагнвальд вернется, сразу поговорю с ним! Ну где же он?..

— Это немыслимо! — вскричал Гуннар — огромный, грузный воин. Черные угли его глаз, казалось, прожигали Рагнвальда. — Надеть кольцо Горлохума в твоих летах? Да как это возможно? Плевок в законы перворожденных хёггов!