Чудовище Карнохельма (СИ) - Суржевская Марина. Страница 79

Я молчала. Понимание, что произошло, сдавливало горло. Слова командора звенели в голове. Он добился того, чего хотел — показал Конфедерации чудовищ фьордов. И я осознавала, каким оружием владеет Конфедерация. Лазерные установки, боевые истребители, обученные военные… Сегодня мы смогли уйти, но что будет дальше?

Ледышка тихо заурчал, словно ощущал мою панику и пытался утешить. Туман мы пересекли уже ночью, а утром опустились на зеленый холм фьордов. Дикая стая сделала над нами круг и с рычанием унеслась выше — к снегам вершин. Белорогий летел тяжело, его раненное брюхо истекало кровью. Но я надеялась, что хёгг сможет исцелиться.

И тут же меня схватил Рагнвальд, прижал к себе, жадно зарылся пальцами в волосы.

— Энни, Энни, Энни, — шептал Рагнвальд, покрывая мое лицо поцелуями. На его теле запеклась кровь, но он, кажется, этого не замечал. Он целовал снова и снова, трогал, прижимал к себе.

Я всхлипнула и улыбнулась сквозь слезы.

— Ну вот, стоило тебе появиться, и я снова грязная с ног до головы!

Ильх оторвался от меня, выдохнул.

— Я думал, что ты умерла. Что осталась в той горе. Что я потерял тебя. Я был ослеплен желанием уничтожить стаю. Одержим этой мыслью так сильно, что утратил разум. Я потерял тебя. Потерял!

Я прижала пальцы к губам Рагнвальда, не в силах видеть его отчаянный взгляд.

— Я жива. Я здесь.

— Со мной?

— Да.

Он втянул воздух. Я провела пальцем по его бритому виску, а потом — по шрамам, покрывающим щеку, плечо и руку. Мне было больно трогать их, словно я сама горела в огне.

— Они останутся навсегда, — тихо сказал Рагнвальд. — Не все можно исцелить.

— Это было хорошее сражение, — прошептала я.

И сколько их еще будет — сражений. За честь, за любовь, за фьорды. За наш дом.

Ильх снова прижал меня к себе.

— Рагнвальд, ты ранен, — я тронула разорванную кожу. — Надо вытащить пулю, пока рана не затянулась.

— Энни, ты наденешь пояс моей венлирии? — хрипло произнес Рагнвальд. — Я был так занят стаей, что лишил тебя многих вещей. Наряда, наречения, венца. Я забыл все наши обычаи. Я наплевал на них. Но хоть что-то сделаю правильно. Так ты примешь от меня пояс?

Я вздохнула. И ответила:

— Нет.

— Нет? — опешил он.

Я покачала головой.

— Я много думала, пока ползла в той горе. И потом — тоже… Я думала о Гунхильд, о ее сумасшествии. И поняла, что просто не смогу быть женой риара. Я не могу делить тебя с кем-то. Понимаешь? Если однажды к тебе придет дева и попросит ночь, а ты согласишься… я сойду с ума!

— Риар может отказаться, — тяжело выдохнуть Рагнвальд. Его глаза льдисто блестели. — Если у него есть любимая дева, он может отказаться.

— И все же… я не смогу так жить, — прошептала я.

— Я тоже, — неожиданно произнес ильх. — Но нам и не придется.

— Что?

Он смотрел на меня, не мигая. И у меня разрывалось сердце. Я не хотела покидать его. Но я сказала правду.

— Бенгт вернулся, — неожиданно сказал Рагнвальд. — Значит, я больше не риар. По закону он должен вызвать меня на поединок, чтобы мой Зов больше не влиял на город. Но Карнохельму достаточно смертей. Вот только выходит, что в Карнохельме мне больше нет места. Стая больше не угрожает городу. Эти хёгги освободились. А я… я должен уйти.

— И куда же?

Рагнвальд пожал плечами.

— А как же твой инстинкт гнездования? — прошептала я. — И то, что Карнохельм — лучшее место на земле?

Слабая улыбка тронула губы.

— Ты — мое гнездо, Энни. Мой дом. Моя дева. Я слишком долго жил сражениями. Знаешь, я ведь совсем не видел фьорды. Нероальдафе, Аурольхолл, Варисфольд, озерный город и Горлохум. Я хочу увидеть всё. Хочешь ли ты отправиться со мной? И знаешь…лучше бы тебе согласиться, иначе… Иначе придется тебя связать. И таскать за собой связанную, пока ты не привыкнешь.

— Что? — не веря, выдохнула я.

— Ты что же, думала, я так просто тебя отпущу, чужачка? Что одного твоего «нет» будет достаточно? — губы ильха дрогнули в насмешке. — Даже не мечтай.

Мне захотелось кричать от счастья. Но я лишь улыбнулась в ответ.

— И почему ты думаешь, что я на это соглашусь?

— А ты не согласишься? — Рагнвальд уже откровенно дразнил меня. — Ну и потом… я позволю тебе сесть на шею хёгга.

— Ого! — смех рвался из груди, булькал в горле. И счастье — огромное и прекрасное, как фьорды, разрывало сердце. — Даже так? Я буду первой девой, оседлавшей хёгга? Ты позволишь мне?

— Даже изготовлю для тебя седло, — усмехнулся Рагнвальд. — Осталось уговорить Строптивца.

— Ледышку, — буркнула я, с трудом сдерживая смех.

— Строптивца. А теперь… Теперь мне и правда стоит вытащить эту гадость из своего тела. Тебе придется мне помочь, Энни.

Я содрогнулась, понимая, что меня ждет. Рагнвальд осел на камень, и я поняла, как непросто ему дался этот день.

— Далеко-далеко, за Великим Туманом, в краю снега, воды и лесов, на высокой скале, жила девочка Энни. И был у нее хёгг, — вдруг хрипло сказал Рагнвальд. — Он принадлежал ей целиком. И зверь, и человек.

И, несмотря на рану, несмотря на весь ужас произошедшего, несмотря на угрозу, нависшую над фьордами, мы рассмеялись. Потому что мы наконец были вместе. Живые. Мы знали, что первым делом придется отправиться в Варисфольд, чтобы все рассказать совету ста хёггов, найти Оливию и убедиться, что красный дракон жив. Но это все утром. Эта ночь принадлежала лишь нам.

И сколько бы дней нам не отмерили великие перворожденные, мы будем ценить каждый.

ЭПИЛОГ

Командор Этан Грей заложил руки за спину. С высоты небоскреба столицы Конфедерации земли почти не было видно. Зато прямо перед глазами лежала тяжелая мрачная туча. И командора тянуло всмотреться в нее, чтобы убедиться, что внутри никого нет. А еще — тронуть заживший рубец на подбородке. Или… или посмотреть на левую руку, скрытую перчаткой. Под черной замшей на запястье цвел ледяной рисунок, который не смог вылечить ни один профессор. И никто не мог сказать, чем это грозит командору. Его рука становилась льдом. А перед глазами стояли солдаты, которые рассыпались от дыхания белой твари.

Подарок варвара.

Ярость снова окатила холодной волной, и командор сжал кулаки, пытаясь справиться с эмоциями.

И злорадно усмехнулся. Программу переселения приостановили. Но командору этого было мало. Ему нужны фьорды.

Он прикрыл глаза и втянул кондиционированный воздух. Слишком сухой. Он желал ощутить другой — влажный, соленный, травянистый. Воздух за Туманом. Воздух фьордов. Сердце ударило в клетку ребер, дернулось. И уже привычная злость растеклась на языке жгучим ядом.

Он уничтожит варваров. Уничтожит!

У говнюка Эриксона нашлись влиятельные друзья, и против командора выдвинули обвинение в превышении полномочий. Его обвинили в том, что он создал угрозу для мирного населения!

Разве он не сделал то, что должен был? Он показал Конфедерации жуткую, оскаленную морду фьордов! Пусть знают, что скрывается за Туманом!

Командор выдохнул и растянул губы в ядовитой усмешке.

Ничего. Это лишь начало.

Дверь за спиной открылась, впуская гостя, но Грей не стал оборачиваться. Гость не любил, когда ему смотрели в лицо. В отражении на стекле командор рассматривал визитера. Хотя на что там смотреть — лицо скрыто мятым капюшоном плаща. Гость стоял неподвижно и молча. И Грей по опыту знал, что может так стоять бесконечно долго.

— Ты отправишься за Туман, — резко произнес командор. — В мертвый город фьордов, Саленгвард. По моим данным, в скалах города сохранилось кольцо Горлохума, добудешь мне его. И вёльду из заповедного леса. Тайно привезешь груз в Конфедерацию. Задание засекреченное, отвечаешь лично передо мной. Все ясно?

Гость слегка наклонил голову.

Грей моргнул. А когда снова посмотрел на стекло — в отражении уже никого не было.

Черный хёгг забрался в расщелину между камней и пополз, обдирая крылья об острые камни. Он забирался все глубже и глубже, в самое сердце горы. Полз и полз, ведомый болью, тоской и золотой исцеляющей жилой, что пролегла в скалах.