Гнев Тиамат (ЛП) - Кори Джеймс. Страница 32

Вход находился в маленьком каньоне недалеко от полянки, где Тимоти и Тереза встретились впервые. Крыска знала дорогу лучше самой Терезы. Она шла по тропинке, прорезанной давно высохшей водой. Широкие сырые отпечатки лап лабрадора отмечали путь. Когда Тереза оставила позади последние чахлые деревья, собака уже стояла впереди на повороте, гавкая и виляя хвостом.

– Да иду, – сказала Тереза. – Достала ты.

Крыска пропустила грубость мимо ушей и поскакала вперед как щенок. И пока Тереза не прошла под чем-то, похожим на полку из песчаника, в глубину пещеры, собаку так и не увидела. Природный камень почти сразу уступил место мягкому сиянию пещеры. Сталактиты висели на потолке как яркие сосульки, а стены покрывало переплетение спиралей, словно морские раковины объединились с евклидовым доказательством, и все это превратилось в архитектуру. Здесь у Терезы всегда появлялось ощущение, что стены как-то меняются, когда она приходит, но ведь когда она была не здесь, то ее здесь и не было, так что точно вряд ли скажешь.

Рой мелких светящихся мошек протек мимо, как волна. Словно подводное течение. В воздухе стоял густой терпкий запах, а стены источали холод.

Впереди послышались мягкие ватные звуки. Шаги, но не человека и не Крыски. И не зверя. Не совсем. Ремонтных дронов, размером чуть меньше Крыски, с черными виноватыми глазами и многосуставчатыми ногами. Совершенно чужие, но из всех друзей Крыски они были чем-то самым близким к собачьему роду, и настоящая собака принялась скакать вокруг них, взволнованно повизгивая и обнюхивая их зады, словно надеясь найти там какой-нибудь собачий запах. Тереза покачала головой и двинулась дальше. Дроны начали издавать звуки с явно вопросительной интонацией, в попытке понять, чего же нужно Крыске. У дронов удивительно хорошо получалось угадывать по крайней мере основные человеческие желания. А вот настоящие собаки, казалось, сбивают их с толку.

Ремонтные дроны, светящаяся мошкара, медленные, ползающие как черви камнееды – все они занимали странное положение между живым и неживым. Порождения разума, который силы эволюции заставили пройти совершенно отличный от человеческого путь. Тереза вовсе не принимала их за экзотику. По ее мнению, они были здесь всегда, вот и все.

– Эй, – позвала Тереза, – ты здесь?

Слова эхом отозвались в глубине.

– Привет, Кроха. А я все гадаю, когда уже ты вернешься.

Часть пещеры, занятая Тимоти, походила на очередную смену фазы. Природа – чужие – человек, если не брать во внимание, что Тереза привыкла к немного другому виду человеческого жилья. От прислоненного к стене ранцевого реактора к деревянной стойке с аккуратными, ухоженными машинами тянулись желтые толстые кабели. Она узнала дрожжевой инкубатор и аварийный рециркулятор – ей показывали их на экскурсиях по ранним поселениям. Остальные устройства она не узнавала. Всех их хватило бы, чтобы Тимоти мог жить в своей горе, как монах и мудрец, дольше любой человеческой жизни. Кроватью служила стоящая у стены раскладушка с одеялом из текстильного поликарбоната, которому, казалось, сноса не было. Подушка отсутствовала.

Сам хозяин сидел рядом с куском дерева и ножом в крепкой мозолистой руке. Тонкие кучерявые стружки падали из-под ножа на пол в кучу меж его ног. Был он лыс и бледен, обладал густой, пышной белой бородой и широкими плечами, а мускулы на его руках напоминали канаты.

Тереза пересеклась с ним несколько месяцев назад во время одной из своих первых вылазок. Она пыталась забраться повыше на гору, чтобы увидеть оттуда Государственное Здание, а он сидел там, на горе, поедал ланч и запивал его из исцарапанного водяного очистителя. Выглядел прямо как старая карикатура на просветленного учителя, медитирующего на вершине скалы. Если бы в его улыбке была какая-то угроза, он бы, наверное, напугал Терезу. Но угрозы не было, она и не испугалась. Да и Крыске он моментально понравился.

– Извини, – сказала она, садясь на край раскладушки. – Была занята. Куча новых предметов по учебе. А ты чего делаешь?

Тимоти внимательно оглядел наполовину остроганную деревяшку.

– Собираюсь сделать циркуль. У меня один уже есть, но для тонкой работы он великоват.

– И слишком много инструмента не бывает, – сказала Тереза.

Фраза служила у них чем-то вроде шутки, и Тимоти заулыбался.

– Чертовски верно. Так что случилось?

Тереза подалась вперед. Тимоти нахмурился и положил дерево и нож. Она не знала, с чего начать, так что начала с плана отца по ее обучению.

Тимоти так умел проявлять внимание, что она чувствовала – ее действительно слушают, а не просто готовят в голове ответ и ждут, пока она замолчит. Он сосредоточился на ней так же, как до этого на деревяшке, а ещё до этого – на готовке своего ужина. Он не осуждал. Не расспрашивал. Она никогда не боялась, что его разочаруют ее слова.

Она представляла, что вот так мог бы слушать ее отец, не будь он ее отцом.

Перескакивая с темы на тему, она рассказала Тимоти про Коннора и Мюриел, про заседания и встречи, которые отец включил в ее расписание, про все повседневные заботы и мысли, возникшие без всякого ее желания, и закончила неловким разговором с Холденом о танцующем медведе и его странными словами «ты должна приглядывать за мной», в которых, казалось, скрывался еще какой-то смысл…

Когда она иссякла, Тимоти откинулся на спину и почесал бороду. Крыска свернулась клубком на полу между ними. Собака тихонько всхрапнула и задергала во сне лапой. Два дрона перекликнулись друг с другом, их голоса защелкали нисходящей трелью. Просто рассказав свою историю, Тереза почувствовала облегчение.

– Так, – сказал Тимоти, помолчав. – Знаешь, вообще ты не первая, кто почувствовал, что капитан – заноза, которую запросто не вытащишь. Он так на людей и действует. Но если он сказал, что тебе стоит за ним приглядывать, то тебе, наверное, стоит за ним приглядывать.

Тереза прислонилась к стене, подтянула к себе коленки.

– Хотелось бы просто понять, с чего он так обо мне беспокоится.

– Вряд ли он относится к тебе как к кому-то особенному.

– Это ты не относишься как к кому-то особенному. Мы друзья.

Тимоти задумался.

– Может, потому что он считает твоего старика мудаком?

– Папа не мудак. А Холден – убийца. Не ему судить о других.

– Твой отец вроде как мудак, – сказал Тимоти философски, просто констатируя факт. – А убил он гораздо больше народу, чем Холден за всю жизнь.

– Это другое. Война. Папе пришлось это сделать, иначе всех организовать не вышло бы. И в следующую схватку мы бы ввязались неподготовленными. Папа пытается этого избежать.

Тимоти поднял палец, как будто она высказала ему его же точку зрения.

– Ты сейчас рассказываешь, почему это нормально, что он мудак.

– Я не… – начала Тереза и замолчала.

Замечание Тимоти заставило ее вспомнить урок философии, на котором Илич рассказывал о консеквентализме. Намерения не имеют значения. Важны лишь результаты.

– Я никого не учу жить, – продолжал Тимоти. – Но если ты ищешь в своей семье моральное совершенство, готовься к разочарованию.

Тереза хихикнула. Если бы такое сказал кто-то еще, ее бы это разозлило, но Тимоти – это Тимоти. Так что все нормально. Она порадовалась, что нашла время выйти и повидаться с ним.

– А почему ты называешь его капитаном?

– Так он капитан и есть. Капитан Холден.

– Не твой же капитан.

Тимоти вдруг застыл с изумленным видом, как будто такая мысль ни разу не приходила ему в голову.

– Похоже, нет, – сказал он, и еще раз, медленнее: – Похоже, нет.

– Папа говорит, он боится, – сказала Тереза. – Холден, в смысле. Не папа.

– Да оба они боятся, – ответил Тимоти, снова поднимая нож. – Парни вроде них боятся всегда. Это люди вроде нас с тобой не знают страха.

– Ты никогда не боишься?

– Я свой страх потерял еще когда был моложе, чем ты сейчас, Кроха. Жизнь у меня начиналась непросто.

– Как и у меня. Мама умерла, когда я была еще ребенком. Думаю, отцу не нравится, когда меня окружают женщины, потому что ему кажется, что они ее заменяют. Все мои учителя были мужчинами.