Гнев Тиамат (ЛП) - Кори Джеймс. Страница 55

– Я понимаю, что ты пытаешься сказать.

Принтер пару секунд прочирикал что-то сам себе.

– Я знаю, у тебя есть условия, – сказала Бобби. – И я их уважаю. Правда.

– Нет, не так, – начал Алекс. – Просто я...

– Я не хочу, чтобы ты лез в это, если не уверен. Нет, послушай. Это авантюра. «Буря» – самая смертоносная из машин, когда-либо построенных людьми. Мы оба видели, как она держится в бою. Даже если удастся доставить посылку, нельзя знать наверняка, что антивещества хватит, чтобы уничтожить её. У тебя ребёнок. А вскоре у него, видимо, родится свой. Холдена нет. Амоса нет. Наоми подалась в отшельники. Роси законсервирован. И... если это не сработает, «Шторм» тоже уйдёт. Если не хочешь участвовать, никто не осудит.

– Если не хочу участвовать?

– Если хочешь уйти в отставку. Мы сделаем тебе новую личность, или создадим легенду для старой. Найдем работу на Церере, Ганимеде, или здесь. Что угодно. Сможешь и вправду узнать Кита и его жену. Никто не станет думать о тебе хуже из-за того, что ты этого хочешь.

– Только я сам...

– Ты нужен мне на все сто процентов, или не нужен вообще.

Он почесал подбородок. Принтер звякнул, сообщая о завершении работы, но Алекс не спешил вытащить свою новую скобу.

– Ты говоришь, как капитан этого корабля, – сказал он. – И когда ты говоришь так официально, у тебя меняется дикция. Ты знала? Чуть-чуть, но заметно. И я понимаю, о чём ты говоришь, как капитан. И знаю, зачем ты это говоришь. Но мне нужно, чтобы ты сделала мне одолжение, как мой друг.

Никаких одолжений, никаких компромиссов, ты либо в деле, либо выходишь, – чуть не вырвалось у Бобби.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Расскажи Наоми. Если она скажет, что это неправильно, прислушайся. Но выслушай её обязательно.

Бобби чувствовала отторжение. Былая ссора узлом засела у неё в кишках, твёрдая, словно камень. Но...

– И если она согласится?

Алекс расправил плечи, чуть напружинился и любезно улыбнулся. Никто на корабле, кроме Бобби, не смог бы понять, что он подражает Амосу.

– Тогда мы разъебём это мудачьё в пух и прах, раз и навсегда.

Переведено: Kee 

Интерлюдия: Танцующий медведь

Холдена разбудил утренний свет, струящийся через высокое окно и отбрасывающий тени на потолок. Последние остатки сна – что-то о крокодилах, засевших в рециркуляторе воды, и о том, как они с Наоми пытаются выманить их оттуда солонкой – ускользнули. Он потянулся, зевнул и выбрался из широкой кровати с мягкими подушками и плюшевым одеялом. На минуту встал в ногах кровати, чтобы осмотреться. Цветы в вазе у окна. Тонкий узор на простынях. Пальцами ног он провел по мягкому теплому ковру. И молча повторил про себя то, что повторял всегда, каждое утро с самого начала.

Это клетка. Ты в тюрьме. Не забывай.

И довольно улыбнулся, ведь кто-то смотрел.

Душевая выложена речными камнями, гладкими и красивыми. Вода всегда теплая, мыло источает запах сандала и сирени. Полотенца пушистые и мягкие, белые, как свежевыпавший снег. Он побрился, глядя в зеркало, специально подогретое, чтобы не запотевало. Лаконианская форма – не переработанная бумага, а настоящая ткань, – сложена в ящичке, выглаженная и чистая. Одеваясь, он мурлыкал под нос легкую песенку из детства, ведь кто-то слушал.

В Лаконию он прибыл в гораздо менее приятной клетке. Допрашивали его в боксе. Били. А в первые дни грозили кое-чем похуже. Потом искушали свободой. Даже властью. Могло быть хуже, много хуже. В конце концов, он же причастен к атаке, покалечившей «Медину» и приведшей к тому, что по всем звездным системам империи рассеялись агенты подполья. А кто-то из них даже умудрился прихватить с собой один из первых эсминцев Лаконии. Холден многое знал о мединском подполье, знал, как оно работает и кто в нем состоит, знал, где их искать. А то, что жив он и с ногтями на пальцах – так это потому, знал он еще и о мертвом пространстве на «Буре», которое появилось, когда применили генератор магнитного поля. Знал, что такие же мертвые пространства есть во всех системах, кроме Солнечной. Он был единственным из всего человечества, кто, – в сопровождении порабощенных протомолекулой остатков детектива Миллера, – побывал внутри инопланетной станции и своими глазами увидел судьбу создателей протомолекулы. И как только лаконианцы дали шанс, он все это вывалил на них. Сказать, что он охотно взаимодействовал по данному вопросу, было бы преуменьшением, а его информация о подполье с каждой проходящей неделей все более устаревала. Его даже перестали расспрашивать о нем.

Дуарте человек вдумчивый, образованный, цивилизованный и убийца. Он обаятелен, забавен, пожалуй слегка меланхоличен и, насколько мог судить Холден, совершенно не осознавал своего чудовищного честолюбия. Подобно религиозным фанатикам консул искренне верил, что любые его деяния оправдываются целью. Даже свое личное бессмертие, как и грядущее бессмертие дочери, Дуарте, прежде чем захлопнуть эту дверь за собой, умудрился преподнести как необходимое бремя во благо человеческой расы. Прелестный маленький крысеныш – вот кто он такой. И хотя Холден уважал его, в чем-то этот человек даже нравился ему, он никогда не забывал, что это монстр.

На двери Холдена имелся замок, но управлял им не Холден. Сунув в карман выданный ему ручной компьютер, он вышел во двор, прикрыл дверь. Войти может любой, кто пожелает. Если по какой-то причине они решат запереть от него дверь или, наоборот, запереть его внутри – так и сделают. Он неторопливо, руки в карманах, прошагал по дорожке, которую с обеих сторон обрамляли колонны. Вазоны с папоротниками с Земли. Наверно, и почва оттуда. Прямо перед ним из столовой выскочил какой-то мелкий чиновник и понесся дальше, отвернувшись, как от пустого места. Как будто Холден папоротник. Декоративный.

Здешняя столовая просторней всей палубы «Росинанта». Светлые сводчатые потолки и открытая кухня, где в любое время дня и ночи дежурили три повара. Несколько столиков вдоль окон, еще десяток – сзади во дворе. Свежие фрукты. Свежие яйца. Свежее мясо, сыр и рис. Но без перебора. Элегантность проистекает из труда и уважения к людям, а не от демонстративного расточительства. Преданность ценится выше богатства. Удивительно, сколько можно узнать о человеке, просто спокойно просидев несколько месяцев внутри созданного им мира.

Как обычно он поставил себе на резной деревянный поднос тарелку с рисом и рыбой. И тарелочку поменьше с ягодами и дыней. Некрепкий кофе в белой керамической чашке размером с суповую миску. В нише в глубине зала одиноко сидел Кортазар, что-то просматривал на ручном терминале. Холден ухмыльнулся и, в нарушение всех правил, присел напротив профессионального вивисектора-социопата.

– Доброе утро, док, – поздоровался он. – Давненько не виделись. Вселенная все так же добра к вам?

Кортазар закрыл файл, который читал, но Холден успел заметить фразу «неопределенный гомеостаз». Непонятно, что это, а поискать в справочниках нельзя, узнают.

– Дела идут прекрасно, – ответил Кортазар, и блеск его глаз подтверждал, что так оно и есть. А значит, у кого-то, кто не Паоло Кортазар, дела совсем плохи. – Очень хорошо.

– Вот как? – вежливо поинтересовался Холден. – И чем же они так хороши?

На секунду Кортазар заколебался, не поделиться ли, но передумал. Как видно, был в хорошем настроении. А доктору нравилось, когда он знал больше, чем окружающие. Давало ощущение власти. Бдительность он терял, когда бывал зол или раздражен. Или пьян. Пьяный и ноющий на жизнь Кортазар – лучший Кортазар на свете.

– Чем бы ни были, рассказывать не собираюсь, – он взял со стола свою тарелку с едва тронутой едой и встал. – Прошу простить, задерживаться не могу. График.

– Если позже выкроите время, разыщите меня, сыграем в шахматы, – предложил Холден. Он проиграл Кортазару уйму шахматных партий. Даже не пришлось поддаваться. Парень был силен. – Меня всегда найдете дома.