Девятнадцать писем (ЛП) - Перри Джоди. Страница 35

Было бы логичнее просто спросить у Брэкстона, что он вырезал на дереве, но мне хочется увидеть это своими глазами. «Я вырезал своё сердце на том стволе. Мой глубочайший, темнейший секрет». Мне нужно знать, что это было.

Мои ногти впиваются в кору, пока я двигаюсь направо, прежде чем потянуться телом вверх. Поначалу я ничего не вижу, но затем замечаю сердце, которое за годы въелось в кору. Внутри этого сердца буквы и слово: «БС любит ДР». Один взгляд на это трогает меня до глубины души.

Он озвучил это вскоре после того, как я вышла из больницы, что заставило меня чувствовать себя крайне неудобно, но с тех пор между нами всё изменилось. Наша обновлённая дружба начинает расцветать.

Я не уверена, то ли это потому, что молодой Брэкстон не пожалел времени на это, несмотря на свой страх высоты. Или, может быть, я просто испугалась, что никогда не почувствую то, что раньше, и не испытаю снова ту незабываемую любовь. Тем не менее, я совершенно переполнена эмоциями. Я скольжу руками вокруг дерева, обхватывая его со всей силой, и делаю то, что не делала с тех пор, как очнулась от комы. Я рыдаю навзрыд.

* * *

— Привет, пап, — говорю я, когда он поднимается со своего кресла и целует меня в щёку. Он звонил мне прошлым вечером и пригласил на ланч. Всё получилось хорошо, потому что Брэкстон подвёз меня после физиотерапии, и я не хотела задевать чувства Стефана и говорить ему, что Кристин не хочет видеть его вблизи своего дома.

— Привет, тыковка. Хорошо выглядишь.

Я улыбаюсь от его клички для меня. Я бы не узнала этого, если бы не письма.

— Спасибо. Чувствую себя отлично.

Ну, в любом случае намного лучше, чем раньше. Теперь у меня есть желание жить, и как бы мне ни хотелось стать человеком, которым я когда-то была, я начинаю мириться с тем фактом, что этого может никогда не произойти. Но это не значит, что я должна перестать жить, или что я не могу насладиться будущим, которое лежит впереди. Я уже начинаю создавать новые воспоминания.

— Как идёт реабилитация?

— Довольно хорошо. Начиная со следующей недели, нужно будет ходить только два дня, а не пять.

— Это замечательные новости.

Это замечательные новости, но отчасти я разочарована, потому что это значит, что я могу перестать видеть Брэкстона каждый день.

— Как идут дела в банке?

— Отлично... много дел.

Я улыбаюсь, прежде чем заговорить снова.

— Можно попросить тебя об услуге?

— Конечно. Что угодно, — отвечает он.

Я тянусь в свою сумку и достаю конверт, в котором лежит мой браслет памяти и кулоны.

— Можешь прицепить мне это? — я открываю конверт и высыпаю всё себе на ладонь, чтобы показать ему.

— У меня нет инструментов, чтобы сделать это самой.

— Я определённо могу для тебя это сделать, — говорит он.

Я думала попросить Брэкстона это сделать, но хочу увидеть выражение его лица, когда он заметит браслет на моём запястье.

— В конверте есть список, где указан порядок, в котором они мне нужны. Надеюсь, к ним добавится ещё больше. Мы можем оставить для них место?

— Всё, что захочешь, тыковка, — и снова я улыбаюсь, когда он так меня называет. — Откуда эти подвески?

— От Брэкстона.

Он кивает, берёт конверт и кладёт его в карман своего пиджака.

— Готова сделать заказ?

— Да. Я проголодалась.

— Я тоже, — говорит он, улыбаясь. — Я взял продлённый обеденный перерыв, так что спешить некуда. Провести время с моей малышкой намного важнее.

Я беру со стола меню, и меня внезапно тревожит количество выбора.

— Здесь вкусные клубные сэндвичи, — добрым голосом говорит Стефан.

— Звучит отлично, — я кладу меню на стол. — Я возьму его.

Я понятия не имею, что такое клубный сэндвич, но рискну.

— Брэкстон на выходных возил меня на ферму, — говорю я, как только мы делаем заказ. — Спасибо, что поддерживаешь там порядок, это очень мило с твоей стороны.

— Нет ничего, что я не сделал бы ради твоей матери, — просто говорит он. — Или ради тебя.

Я опускаю взгляд на белую льняную скатерть, пока обдумываю свои следующие слова. Это кажется идеальной возможностью спросить о том, что я до смерти хотела узнать.

— Ты можешь сказать мне не лезть не в своё дело, но что между вами произошло?

Мой отец прочищает горло, пока его взгляд опускается на стол. Я внезапно становлюсь не уверенной, готова ли я к его ответу, но отчасти мне нужно знать. Я не понимаю, как вся эта горечь могла прийти на место когда-то замечательного брака.

— Полагаю, это сказать нелегко, — он делает паузу, затем вздыхает. — Я изменил твоей маме.

Я не могу контролировать вздох, который срывается с моих губ.

— Что ты сделал? — я чувствую, как мои глаза расширяются.

— Прости, что тебе приходится проходить через это снова. Было достаточно плохо, что я разбил сердце твоей матери, но я разбил и твоё. После этого ты не разговаривала со мной больше месяца. Последние несколько лет нам всем было тяжело.

— Что произошло?

— Нет оправдания тому, что я сделал, но чтобы ты полностью поняла, лучше я начну сначала.

У меня кружится голова, пока я жду от него продолжения. «Бедная Кристин».

Он тянет за галстук вокруг своей шеи, слегка ослабляя его.

— Твоя мама была опустошена после смерти её отца, и это правильно, но потерять обоих родителей за такой короткий промежуток времени было невообразимо, — я убираю руки со стола и кладу их на колени. — Когда мы приехали на ферму после смерти её матери, она была безутешна. До той степени, что её забрали в больницу и накачали успокоительными.

Я наблюдаю за ним, неуверенная, что могу сказать.

— Видеть такой любимую женщину было тяжело, — продолжает он. — Очень тяжело.

— Если ты так сильно её любил, как ты мог ей изменить?

Он опускает голову, прежде чем ответить.

— Последующие недели, месяцы — и год были тяжёлыми. Смерть твоих бабушки и дедушки изменили твою маму. Она погрузилась в глубокую депрессию. Она больше не улыбалась, едва ела или спала, раз на то пошло, и через время она полностью закрылась от меня. Она закрылась ото всех нас, — он делает паузу и проводит рукой по лицу. — Она отказывалась принять помощь. Я никогда не переставал любить её, но тебе нужно понимать, что мне тоже было тяжело. Ты уже жила с Брэкстоном. Я чувствовал себя невероятно одиноко.

— Значит, ты нашёл кого-то другого, кто даст тебе то, чего ты не получал дома? — мои слова звучат более агрессивно, чем я хотела, но кажется, что он бросил мою маму, когда она больше всего в нём нуждалась.

— Нет. Всё было не так. Карен была моим секретарём. Она работала на меня больше пятнадцати лет. Она заметила перемену во мне… Думаю, все заметили, я был ничтожен. После долгих убеждений, она, наконец, уговорила меня открыться. Правда в том, что мне нужно было с кем-то поговорить… Я определённо не мог поговорить с твоей мамой. В итоге между нами завязалась близкая дружба. И на этом всё. Пока однажды вечером мы не пошли выпить после работы, — он выдыхает, и мне не нравится, к чему это идёт. — Мы вместе поехали на такси домой. Водитель высадил её первой, так что я проводил её до двери… В итоге я поцеловал её на прощание. И это был не просто поцелуй в щёку.

— Понятно, — я не могу скрыть своего разочарования. — И?

— И на этом всё. Она пригласила меня зайти, и я отказался. Тот поцелуй был ошибкой. Я любил твою маму и по-прежнему люблю. Я сразу же уехал, и всю дорогу домой меня съедало чувство вины. Твоя мама перебралась из нашей спальни за несколько месяцев до этого. Она спала в твоей старой комнате. Той ночью я крутился и ворочался, а утром во всём признался. Твоя мама была расстроена, и не без причины. Она дала мне пощёчину, а затем сказала уходить.

Несколько мгновений я позволяю его словам впитаться.

— Значит, ты просто поцеловал её? И дальше этого не зашло?

— Нет. Но это было достаточно плохо, — когда его голос затихает, у меня болит сердце. Я не прощаю того, что он сделал, но в какой-то степени понимаю его. — Я допустил самую большую ошибку в своей жизни и потерял лучшее, что у меня когда-либо было.