Рождество в Лондоне, Новый Год в Москве (СИ) - Хаан Ашира. Страница 10

Алекс шел молча и задумчиво. Наверное, в Гайд-Парке и Кенсингтонских садах для него было слишком мало метро. Но шутить я не стала. Зато заметила странное – когда Колька был с нами рядом, Алекс брал меня за руку, приобнимал за талию, якобы отодвигая с дороги, наклонялся поближе. Когда я присела на корточки и протянула горсть орехов жирной серой белке, которые тут водились в диком количестве, он наклонился надо мной так, что практически обнимал.

Но стоило Петрову в очередной раз умчаться за кофе, в туалет или чтобы сфотографировать раскидистый дуб с семи новых ракурсов, меня тут же оставляли в покое и почти в одиночестве. Я не понимала его сигналов. Искристая ирония в глазах загоралась, пока мой бывший одноклассник смотрел на нас, а едва отворачивался – меня встречала туманная сталь.

Традиция была нарушена только однажды – мы выползли на подозрительно зеленую в декабре траву на солнечном холме Кенсингтонских садов, и я просто физически ощущала эту непреодолимую пропасть между нами и ними. Когда в Москве ты в декабре можешь только залезть по колено в сугроб, здесь ты сидишь на зеленой траве под теплым солнцем и даже раздеваешься до футболки, потому что жарковато!

Петров усвистел за мороженым, я только и успела пожелать соленой карамели, а я осталась наедине с Алексом.

Я щурилась на зимнее солнце и спокойно ждала свое мороженое и даже не подозревала о его намерениях, когда он потянул меня за руку. Подумала – хочет что-то спросить. И моментально оказалась опрокинутой на траву, а сам Алекс нависал сверху и смотрел очень-очень серьезно.

– Что ты… – я не договорила.

Он провел кончиками пальцев по моим губам. Так нежно, так щемяще и всерьез, что перехватило горло.

– Почему ты вчера убежала от меня? – тихо спросил Алекс.

– Не знаю… – честно ответила я. – Ты такой странный с самого начала. Я не знаю, что и думать.

– Я странный? – он поднял бровь, продолжая поглаживать мое лицо и любоваться им. – Почему?

– Ты…

Я не знала, что сказать. Мне очень хотелось поверить в то, что я ему нравлюсь, но он как будто дразнил меня, а не ухаживал. Вот и сейчас, вместо того, чтобы просто поцеловать, задает провокационные вопросы.

Он будто услышал мои мысли. Пальцы замерли на щеке, а потом он наклонился и накрыл губами мои губы. Поцелуй был неуверенный, словно он сам не понимал, что хочет этого, но я хотела. Я так сильно хотела его поцеловать и оказывается так давно, что перехватила инициативу, запустила пальцы в его медовые волосы, на ощупь оказавшиеся невозможно мягкими, как у ребенка, и сама провела кончиком языка между его губ, умоляя впустить. Он опомнился, резко вздохнул и уже вполне уверенно атаковал мой рот. А потом перекатился на спину, заставляя меня лечь сверху.

– Холодная земля, – прошептал он.

– И мороженое тоже холодное, но может растаять, – раздался голос Кольки, стоявшего над нами. – Я не хотел вам мешать, но тогда надо было просить хотя бы кофе!

Я моментально скатилась с груди Алекса, села на травку и даже поправила волосы. И получила свою соленую карамель. Почему-то было стыдно, как тогда, когда…

– Коркина, а помнишь, нас в домике застукала соседка? Она думала, мы там пластмасску жгли, а мы целовались! Вот это был эпично неловкий момент! – расхохотался Петров.

– Семенова, – сжав зубы, поправила я.

– Так вы в младшей школе уже целовались? – изумился Алекс. Он ел свое мороженое с пьяной вишней и при каждом взгляде на него мне казалось, что он как-то особенно со значением его облизывает.

– Мы… просто губами прижались, – пробормотала я.

– Ну да, про французские поцелуи мы еще не знали. Мне бабушка глаза закрывала, когда в телевизоре начинали целоваться, – Петров, должно быть, довольно долго выжидал прежде чем нас окликнуть, потому что его мороженое кончилось быстрее всех. Мог бы и пораньше прервать.

Хотя… тогда бы я не узнала, какие невероятно мягкие у Алекса волосы и какие требовательные губы…

– Кстати, извини, я сегодня не к тебе, у меня кое-какие дела есть, – вдруг сказал Алекс.

– Серьезно? Что такое?

– Ну, представь себе, не только у тебя на работе перед Рождеством бардак, – он вытер руки салфеткой и поднялся с травы. – Надеюсь, вы без меня не заскучаете.

Я проводила его взглядом. Ему никто не звонил и не писал. И про дела он утром не говорил. Откуда они вдруг нарисовались за минуту с момента как мы поцеловались?

– Даже и не собирались скучать, – ткнул меня в плечо кулаком Петров. – У меня есть гениальная идея. Знаю одно роскошное новое хипстерское местечко. Там классные рестораны, магазины несетевых британских марок и вообще очень модно. Пойдем, я посмотрю подарки, а потом поужинаем нормальной едой, что-то фастфуд меня утомил. Я угощаю, конечно!

Место оказалось довольно забавным и действительно похожим то ли на Новую Голландию в Питере, то ли на какой-нибудь Винзавод в Москве. Старые кирпичные здания, когда служившие складами на канале, по которому доставляли грузы, переделанные в симпатичные магазинчики, каждый из которых старался выделиться интересным дизайнерским решением витрины.

– Во, слушай, тут же магазин этого модного дизайнера… как его? – Коля пощелкал пальцами. Не помогло. – Блин, не помню. Ну, в общем, сейчас увижу его лампы, вспомню. У меня партнер по нему с ума сходит. Пойдем, я закажу их и сегодняшний день будет прожит не зря.

Здесь, в общем, все выглядело так, будто модный дизайнер расписывал ручку. И скульптуры, и непонятные светящиеся штуки, которые висели под крышей, связывающей старые склады и новые магазины. Я только надеялась, что еда будет нормальной, а не какой-нибудь молекулярной кухней.

– Кстати, видишь вон то здание? Это Сент-Мартинс, там где Донна училась.

– Угу, – послушно кивнула я. Очень рада за Донну.

Петров пытливо посмотрел мне в лицо.

– То есть ты не знаешь, что такое Сент-Мартинс? – удивился он.

– Нет, а должна? – с подозрением спросила я. Кембридж знаю, Оксфорд знаю, а Сент-Мартинс…

– Это самый знаменитый колледж дизайна. Его закончили Джон Галиано, Стелла Маккарни, Александр Маккуин… Ты же вроде творческая личность, как ты можешь не знать?

Мне было очень стыдно, но я не знала. Потом украдкой погуглила этот Сент-Мартинс и тогда уже впечатлилась по полной. Мое маленькое воображаемое преимущество перед женой бывшего одноклассника и моей детской любви растаяло без следа. Даже образование у меня ничуть не лучше, а уж внешность…

– Кстати, два дня до Рождества, Донна завтра приезжает, – сказал он вечером. Алекс так и не пришел и мое настроение испортилось еще сильнее.

Донна оказалась совсем не такой, как я ее себе представляла. На фотографиях, которые стояли в кабинете Петрова, это была очень светлая позитивная рыжая девушка с яркой улыбкой и ямочками на щеках. А в дом вошла… принцесса. Свежая как роза, с чистейшей кожей, медовыми волосами и чистыми светлыми глазами, в белом свитере крупной вязки и песочного цвета джинсах. Если женщина на фото была очень теплой и домашней, эта была слишком красивой и слишком совершенной.

Пугающе.

На ее фоне я… я посмотрела на себя. Джинсы из черити-шопа, этот самый дурацкий свитер с оленями, грубые ботинки. Серые мышиные волосы – знаете, госпожа, у нас в России это называется «русый» и мы им гордимся, ага… Обкусанные ногти и серый цвет лица. На ее фоне я была замарашкой из страны третьего мира, которую из милости пустили переночевать.

А когда сверху бегом спустился Алекс, который успел переодеться снова в белоснежную футболку и простые синие джинсы, которые стоили наверное дороже всего моего гардероба, включая московский, я вдруг поняла одну штуку. Нет, две. Нет, три.

Во-первых, они с Алексом близнецы.

Во-вторых, теперь мне ясно, почему Алекс мне не пара.