Каникулы в стране сказок - Казакова Алла Григорьевна "Составитель". Страница 16

С тех пор как пояс пропал, он не читал газет. Зачем? Могут напечатать, что награжден кто-нибудь, чего доброго, или что дела вообще идут хорошо. Нет уж, бог с ними! Но радио он иногда все-таки слушал.

И вот однажды в последних известиях сообщили, что на днях в Большом Зале Мастеров открывается выставка. Это было бы еще полбеды. Но на этой выставке все картины принадлежали Таниному отцу. Вот это уже была настоящая подлость! Мало того, на выставке — Великий Завистник почувствовал, что ему нечем дышать, — будет присутствовать сам Художник, выздоровевший после тяжелой болезни.

Возможно, что Великий Завистник тут же свалился бы в сильнейшем сердечном припадке, если бы не раздался звонок. Кто-то пришел к нему, и, наскоро проглотив микстуру от зависти, Великий Завистник подошел к двери:

— Кто там?

— Га-га.

Это был Гусь, тот самый, о котором говорили: «Хорош Гусь». Он был обманщик, но глупый, и ему удавалось обмануть только тех, кто был еще глупее, чем он.

Великий Завистник посылал его разузнать, куда убежал Лекарь-Аптекарь.

— Ах, это ты, старина? Как дела?

— Я нашел их, — торжественно сказал Гусь. — Они скрываются в поселке Любителей Свежего Воздуха, в доме Ученого Садовода.

— Ах так! Отлично!

— Отлично, да не совсем. Вы их там не найдете.

— Почему?

— Потому что вчера расцвели тополя.

— Ну и что же?

— Пух от тополей летает, и каждая пушинка немедленно сообщит Лекарю-Аптекарю о вашем приближении. Так приказал Ученый Садовод, а его даже столетние дубы не смеют ослушаться, не то что какой-то там пух. Тут нужна хитрость. Например, я надену платочек и пойду к ним с лукошком продавать грибы. А вы спрячетесь под грибы. Вам ведь ничего не стоит. Или иначе: накинуть на домик сеть, чтобы они все попались, а потом вынимать по очереди Лекаря-Аптекаря, Лошадь и Петьку.

Великий Завистник поморщился: он не любил дураков.

— Да, это мысль, — сказал он. — Но понимаешь, старина, возня. Уж если плести сеть, она мне для других дел пригодится. Кстати, ты не заметил случайно, не валяется ли там где-нибудь ремешок? Ну, просто такой старенький ремешок с пряжкой?

— Видел. Он на Петьке.

— Что?!

— То, что вы слышите. А зачем вам ремешок? Я лично предпочитаю подтяжки.

— Конечно, конечно, — волнуясь, сказал Великий Завистник. — Значит, так: прежде всего нужно выбрать ветреный день. Пух легко уносится ветром. Если ветер дует северный, а ты явишься тоже с севера, они тебя не заметят. Во-вторых, надо надеть не платочек, а бантик на шею — в бантике у тебя представительный вид. Ты войдешь, вежливо поздороваешься и скажешь: «Не могу ли я видеть Лекаря-Аптекаря из аптеки „Голубые Шары“?» Он спросит: «А что?» — «К вам едет знаменитый астроном». — «Зачем?» — «Соринка попала ему в глаз, и теперь он не может отличить Большую Медведицу от Малой. Не будете ли вы добры принять его?» А вместо астронома приеду я. Понятно?

А нужно вам сказать, что Лора была в соседней комнате и слышала, этот разговор. Она сидела на Петькином стуле и читала Петькину книгу, ту самую, которую он не успел дочитать. На полях она рисовала чертиков, и чертики получались совсем как Петькины — с длинными изогнутыми хвостами. А чтение не получалось. Может быть, потому, что Петьке было интересно, что будет дальше, а ей все равно.

Когда Гусь уходил, она догнала его на лестнице и попросила передать Петьке записку. Записка была коротенькая: «Берегись».

Она волновалась: а вдруг Гусь не возьмет? Но Гусь взял. Может быть, если бы он умел читать, записка мигом оказалась бы в руках Великого Завистника. Он не умел. Ему и в голову не пришло, какую неприятность может причинить ему эта записка.

…И нужно же было, чтобы именно в этот день с Крайнего Севера прилетел Северный Ветер! Раздувая щеки, он принялся за работу — срывать крыши, ломать деревья, раскачивать дома, свистеть в дымоходах. Тополевый пух он в одно мгновение унес туда, где даже и не растут тополя. И Гусь, приодевшийся, в отглаженных брюках, в новеньких подтяжках, с черным бантиком на шее, никем не замеченный, пришел к Ученому Садоводу.

Все были дома. Лекарь-Аптекарь, Ученый Садовод и Петька пили чай на открытой веранде, а Лошадь бродила вокруг, пощипывая траву, которая казалась ей сладкой, как сахар.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Гусь.

— Здравствуйте. Милости просим.

— Благодарю вас.

И Гусь рассказал Лекарю-Аптекарю о знаменитом астрономе, которому в глаз попала соринка. Кое-что он напутал. Но Лекарь-Аптекарь все-таки понял.

— Пусть приезжает, — сказал он, — Конечно, астроному нужны глаза.

Еще не было случая, чтобы он отказал больному.

— Благодарю вас, — сказал Гусь и откланялся, шаркнув ножками в отглаженных брюках.

Но тут он вспомнил о записке, которую Лора просила передать Петьке.

— Виноват, мне бы хотелось поговорить с мальчиком, — сказал он. — У меня к нему поручение.

Петька соскочил с веранды, и они отошли в сторону.

Выкладывай! — сказал он.

Гусь вытащил из-под крыла записку. Вот тут-то и произошла неприятность, о которой Гусь непременно догадался бы, будь он хоть немного умнее. Петька прочел записку и, пробормотав: «Ага, понятно», схватил его за горло.

— Предательство! — закричал он Лекарю-Аптекарю. — Великий Завистник подослал к нам этого шпиона. Надо удирать.

Таня ищет Лекаря-Аптекаря, и бывший Застенчивый Кролик советует ей заглянуть к Ученому Садоводу

К сожалению, Старая Лошадь была права: девочки быстро привыкают к мысли, что они сороки. Привыкла и Таня. По-сорочьи она говорила теперь лучше, чем по-человечьи. Нельзя сказать, чтобы она так уж гордилась своим раздвоенным длинным хвостом, однако поглядывала на него не без удовольствия, распустив на солнце, чтобы каждое перышко отливало золотым блеском.

Она жила у Белой Вороны, симпатичной женщины, к сожалению сильно пополневшей под старость. Впрочем, она держалась мужественно.

— Надо бороться, — говорила она и, полетав над Березовой Рощей, спрашивала Таню: — Ну как, похудела?

Как известно, самое верное средство, чтобы похудеть, — стоять на одной ноге после обеда. И она стояла долго, с терпеливой улыбкой, завидуя цаплям, которые полжизни стоят на одной ноге, не думая о том, как это трудно.

Первое время все сороки казались Тане на одно лицо, и Белая Ворона посоветовала ей прежде всего научиться отличать себя от других.

— Ну а отличив себя от других, — говорила она назидательно, — не так уж и трудно научиться отличать других от себя.

Действительно, оказалось, что это нетрудно. Одни ходили, покачивая хвостом, как дрозды, а другие — как трясогузки; одни любили душиться дубовым, а другие — березовым соком; одни красили ресницы пыльцой от бабочек, а другие — самой обыкновенной пылью, настоянной на воде. Зато трещали они все без исключения.

— А вы знаете, что…

Так начинался любой разговор, а потом следовала какая-нибудь новость — без новостей сороки жить не могли.

— А вы знаете, что в соседнем лесу уже никто вообще не носит узеньких перьев?

Или:

— А вы слышали, что на Туманную Поляну прилетала испанская Голубая Сорока? Оперение — чудо!

Белая Ворона пообещала Тане найти Лекаря-Аптекаря.

— О человеке, который ходит в зеленой ермолке, — сказала она, — без сомнения, ходит множество сплетен и слухов. А если он еще к тому же и холост…

— Он старенький. Полгода до пенсии.

— Ну и что же? Тем более.

И действительно, не прошло двух-трех дней, как сороки принесли на своих хвостах интересную новость: обыкновенный Кролик, отличавшийся от других тем, что он не мог сказать одной молодой Крольчихе: «Будьте моей женой», вдруг осмелел, сказал и женился. Кто же вылечил его от застенчивости? Маленький длинноносый человечек, но не в ермолке, а в шляпе.