А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович. Страница 18

— Думаешь всё должно быть по форме. Так вот, что я тебе скажу. Форма — есть форма, но ещё есть содержание — начал Резников, но Чечек его перебил.

— Давай помедленнее, а то плохо пойму тебя философа, чёртового.

— Хорошо, слушай медленно. Эта шашка мне дорога ещё со времен войны на западе.

В этот момент отец Кирилл подумал, что если Резников продолжит эту тему, то будет потасовка, которых было уже несколько и с каждым разом они каким-то чудом заканчивались без смертоубийства. Просто Чечек не любил эту тематику, как и всё бравые чехославаки, а Резников напротив считал себя героем недавно отгремевших событий.

— Дальше что? — снова влез Чечек.

— Шашка эта мне досталась от нашего полкового священника отца Федора. Еще в четырнадцатом году, он ей лично зарубил двоих большевиков провокаторов из солдатни. Должен был быть трибунал и вся эта мутотня. Только отец Федор решил дело самосудом. Пьян, конечно, был. Сам-то он из казачьих краев был родом.

— Понятно, тебе он её подарил, после того, как убил несчастных польшевиков — рассмеялся Чечек.

— Убили его в семнадцатом году солдаты, те, кто поддерживал в четырнадцатом, те и зарубили весной семнадцатого, как свинью на части. После этого шашку я себе и забрал, как символ веселого времени. Хотя может, и не так всё было — после последних слов Резников странно улыбнулся и, кажется, подмигнул Чечеку.

Чечек многозначительно промолчал, зато вмешался в разговор Выдыш.

— Собираешь, какая солдатня могла дожить с четырнадцатого до семнадцатого.

— Вот тебе крест! Два унтера, их паскудные хари, как сейчас в памяти стоят — пришло время рассмеяться и Резникову.

— Когда священник большевиков зарубил, что всё просто так с рук, что ли сошло? — задал тогда свой единственный вопрос отец Кирилл.

— Возня конечно была. Один поручик донос накатал, но люди в командовании грамотные были, что командир полка, что и дивизии. В общем всё закончилось благополучно. Только видишь, какая изворотливая память у человека подобной скотины. Не простили они, не забыли этого.

— Сейчас всё придумал? — произнёс Чечек и громко рассмеялся.

— Может быть — ответил Резников, поднявшись на ноги.

Был он в тот день в хорошем настроении. До этого расстрелял с солдатами четверых крестьян, а позже в компании Выдыша отправился до соседнего дома. Где он и размещался, вместе с тем же Выдышем и с одной на двоих городской шлюхой…

…— ’’А что говорил Прохор по поводу последнего большевика в этой местности. Говорил его полусумасшедший отец. Откуда он мог знать? А ведь, действительно Резников убил того большевика зимой девятнадцатого и этой же шашкой’’ — размышлял отец Кирилл.

Все ниточки вели к обычной казачьей шашке.

— «Она и есть, тот символ. Она и есть, тот дьявольский механизм, его веха, отметка» — заключил отец Кирилл.

— «Но, как ее нейтрализовать»? — это была уже следующая мысль.

Рекомендаций на эту тему найти было невозможно, и отец Кирилл решил сделать единственно возможное, найти саму шашку. Для этого необходимо вернуться в дом Елизаветы Павловны. Там его может ждать и без того давно отложенная встреча, но выбора в любом случае нет. Отец Кирилл вспомнил о Прохоре, промелькнула шальная мысль использовать парня для вспоможения, но рассудив по-человечески отец Кирилл отказался от этой идеи. Даже если он добудет шашку, принесет её к себе, то тем самым пригласит в дом своих бывших братьев по оружию, с которыми сейчас он был непримиримым врагом. И хоть не говорил с ними об этом, ещё не виделся напрямую, но четко знал, что теперь они враги — по-другому быть не может.

Прохор сам вмешался в размышления отца Кирилла. В тот же день неожиданно явился к отцу Кириллу домой, что не было принято в их общении. К тому же он был самую малость выпивши, да и говорил совершенно ни о чём, но случилось так, что пара, как казалось незначительных предложений из уст Прохора показались отцу Кириллу знаком.

— Мать печку собралась ремонтировать, что ей в голову пришло. Вроде нормально работает. Печник Устин завтра вечером приедет работать.

— Устин из Каменки? — спросил отец Кирилл.

— Не знаю точно, какая разница от этого — ответил Прохор.

— Вероятно, что он. Хороший старик, толковый в своём деле. Всё меньше таких мастеров остается. Скоро и вовсе не станет — пробурчал привычное недовольство отец Кирилл и уже тут же обдумывал пришедшую к нему в голову мысль.

— «Нужно договориться с Устином, пусть он заложит эту штуковину в мою печку, захоронит там. Нужно ещё её добыть, тогда и видно будет. Если это она и есть, то, о чем я думаю, то сразу видно будет, сразу почувствуется».

Прохор спрашивал в очередной раз, о чем-то из прошлого. Отец Кирилл отвечал ему, думая совсем о другом.

Под ногами была размытая, скользкая от недавно прошедшего дождя земля. Отец Кирилл свернул в проулок, взяв направление в сторону дома Елизаветы Павловны. Местами притоптанная трава помогала ему идти, но если даже хотел он по возможности ускорить шаг, то давно опустившаяся темнота не давала ему этого сделать. Ещё вокруг него стояла полная тишина, и хоть в окошках домов, что были по правую руку, от него тускло горел свет, он никоим образом не мог вмешаться в почти загробное умиротворение. По левую же руку, от него был пустырь. Разросшаяся крапива создавала непроходимую стену, и отец Кирилл подумал о том, что давно надо было бы распахать эту землю, но от чего-то никому не было до этого дела. Раньше здесь и было картофельное поле, принадлежащее купцу Баеву Аристарху Ивановичу. Отец Кирилл поймал себя на мысли, что думает совершенно не о том. Преодолел еще с десяток метров и в его обозрении показался мертвый домишко Елизаветы Павловны.

Желание пойти туда днем было огромным, и отец Кирилл даже собрался, и даже вышел за калитку, но увидев, то там, то тут людей передумал. И вот его снова ждала ночь и хоть она ещё не достигла своей зловещей отметки в виде наступления полуночи, но странным образом, от этого было совсем нелегче. Мрак уже вступил в свои права. И он постарается любым путем скрыть от него местонахождение шашки. Была четкая уверенность, что шашка находится в открытом доступе, она не зарыта и не замурована, а если и находилась в таком состоянии, то сейчас точно извлечена на свет божий. Только, от чего настолько пассивен Резников, что ему стоит пресечь всё попытки овладеть его реликвией, или всё же есть какая-то неизвестная аксиома, или еще что-то недоступное пониманию.

В руках отца Кирилла находилась керосиновая лампа, в карманах два коробка спичек. Калитка снова противно скрипнула. Отец Кирилл остановился в небольшом дворике, который и в куда лучшие годы находился в запущенном состоянии, сейчас же он и вовсе выглядел мрачно, да и к тому же его окутал зловещий сумрак мертвого напряженного молчания.

— Нет здесь жизни и, видимо давно уже нет — прогоняя собственный страх, произнёс отец Кирилл.

Через какое-то время лампа уверенно разгорелась. Отец Кирилл ещё добавил огня и после этого глубоко выдохнув, зашел в дом. Внутренне убранство сильно отличалось, от того, что он видел во время последнего визита сюда. В комнате был полный порядок, завешено зеркало. Чистым был стол, аккуратно заправлена кровать, в изголовье которой была наложена высокая белая горка из подушек. Большая комната, вместе с ней маленькая, представляющая из себя нишу темнушку без окон, и кухня, не смотря на преобразившую их уборку, встречали отца Кирилла враждебно. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Постояв в середине комнаты минуту, передвигая лампу в разные стороны от себя, он уверенно начал раскрывать дверцы серванта, комода. Свет от керосинки немного плясал. Половые доски громко скрипели под ногами. Иногда отец Кирилл останавливался, замирал на месте, вслушиваясь в абсолютную тишину, затем осторожно подходил к окну. Успокоившись на самую малость, он продолжал поиски, но они к его разочарованию не приносили успеха. Лампа осветила настенные часы дореволюционного производства, стрелки на них подходили к пугающей полуночи. Отец Кирилл перекрестился на иконы, висевшие в одном из углов. Немного подумав, взяв паузу, он всё же зажёг три свечи, что размещались на декоративной полочке возле икон Елизаветы Павловны.