А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович. Страница 29

— Ты Николай к кадетскому мышлению тяготеешь? — спросил Резников у Николая.

Николай с недоумением посмотрел сначала на Резникова, а затем на своего лучшего друга Сергея.

— К какому? — переспросил Николай не дождавшись пока, что помощи от Сергея.

— Извини, я малость оговорился. Видимо в такт предыдущему разговору. Имел в виду либерального мышления — ответил Резников.

— Давай дезню включим, что так сидеть — подал голос Креазотный.

Резников глянул на Креазотного, слишком выразительно, тот на какое-то время потерял интерес к своему единственному увлечению.

— Да мы с Сергеем считаем, что нужно идти в одну ногу со всем остальным миром — ответил, наконец-то на вопрос Резникова Николай.

— Хорошо, конечно, только есть один простой вопрос. Хочет ли этот остальной мир идти с нами в одну ногу?

— Я об этом и говорю. Кругом — враги!!! Россия — в кольце врагов!!! — закричал Степан.

— Ты Степан, кто по званию? — неожиданно сменил тему Резников.

Борис и ещё один друг по имени Костя, отключились в положение сидя, возле разговаривающих.

— Я — прапорщик!!! У меня погоны золотые!!! — пьяным чуть высоковатым голосом сказал Степан и начал вытирать набежавшие на маленькие глазки слёзы.

— Ну, не надо, не надо — пытался успокоить Степана Резников.

— Я родину люблю. Они не любят, а я родину люблю — продолжал ныть Степан.

— Прапорщик — это хорошо. Даже лучше, чем полковник — сказал Резников.

— Это совсем непонятно — произнёс Сергей.

— Давай дезню — снова предложил Креазотный.

— Позвольте любезный, вы кто по должности? — Резников обернулся в сторону Креазотного.

— Как понять по должности — коверкая слова заплетающимся языком, произнёс Креазотный.

— Работаешь кем? — яснее выразился Резников.

— Я-то грузчиком в магазине «персик» — с гордостью ответил Креазотный.

— А звать тебя как? Прости за бестактность.

— Миша.

— Хорошо Миша, только давай твою дер… (Резников не смог выговорить слово дезню) послушаем, как-нибудь в другой раз — довольно жёстко проговорил Резников.

Креазотный молча поднялся и, пошатываясь, пошёл к выходу, одевать свои громоздкие боты.

— Обиделся — засмеялся Резников.

— Пусть идет. Нечего с ним цацкаться, а то про Таню ещё свою начнет рассказывать — сказал Степан, когда за Креазотным захлопнулась дверь.

— И всё же, чем прапорщик лучше полковника? — спросил Николай и тут же посмотрел на свои наручные часы.

— Просто всё Николай. Прапорщик может принять то, что полковнику будет сделать сложно. Прапорщик пойдет за тобой вслепую, а полковник всегда будет думать, правильно ли он делает. Когда-то в гражданскую войну прапорщики и поручики были самой непримиримой силой в борьбе с красными, а вот полковники выбирали, где им будет лучше из трех возможных сторон.

— Почему из трех? Их было две — сказал Степан.

— Нет, Степа (Резников так обратился к Степану впервые) стороны было даже не три, а четыре. Две стороны хорошо известны, но ещё были те, кто бежал заграницу, и те, кто просто старался ничего не делая, и ни в чем, не участвуя раствориться в общей массе населения.

— Павел, а ты что всё время молчишь? — спросил Резников.

— Думаю, что будет дальше — ответил Павел.

— Не думай, что будет, то и будет. Ты же не убивал деда Прохора — прочитав мысли Павла, спокойно проговорил Резников.

— Да я его и не знал вовсе — произнёс Павел.

— Тогда тем более — произнёс Резников, поднялся на ноги и похлопал Павла по плечу.

— Мне пора господа. Рад был вас всех видеть. Степан проводи меня, сказать нужно кое-что.

Выйдя на веранду, где уже давно горел свет люминесцентных ламп Резников, обратился к Степану.

— Шашку убери от посторонних глаз подальше. Потом скажу, что ещё нужно. На этом пока всё, прапорщик Емельянов Степан Степанович. До свидания, буквально на несколько дней.

— До свидания господин… — Степан говорил не своим языком. Что-то заставило его произнести слово господин, а Резников уточнил улыбнувшись.

— Господин капитан.

— До свидания господин капитан — ещё раз произнёс Степан и попытался вытянуться в струнку.

— Не нужно господин прапорщик — произнёс Резников и скрылся в темноте, переступив порог дома Степана.

Прошёл час. Время подходило к середине ночи. Гости наконец-то разошлись. Были они всё сильно пьяны. Особенно набрался лучший друг Борис. Павел на поверку тоже оказался сильно пьян и, когда одевал свои туфли, чуть не упал в коридоре.

Степан же не чувствовал сильного опьянения, хотя выпил не меньше других, а, что куда более вероятно, больше многих из своих гостей. Алкоголь не выдерживал конкуренции с нахлынувшими на Степана мыслями, которые заполняя весь объем его мозга настойчиво требовали своего от Степана.

Тишина, пришедшая на смену громкому общению, оглушила собой Степана. У него с каждой минутой всё сильнее и сильнее начинала болеть голова. Степан выпил без закуски ещё порцию водки, закурил сигарету, усевшись в кресло. На большом экране телевизора шёл какой-то видеоклип, но Степану не было до него никакого дела и он, поднявшись, выключил телевизор.

— «Странно всё очень странно. Откуда я знаю этого человека. Мы никогда не были знакомы, а ощущение такое, как будто мы знакомы целую вечность или даже больше. Кто вложил мне это в голову. Он же настоящий офицер и, причем белый офицер — ваше благородие».

Степан, ощущая непривычное, абсолютно новое для себя чувство, подошел к стоящей в углу шашке. Аккуратно взял её в руки и начал разматывать тряпку. Через несколько секунд шашка, во второй раз предстала перед ним в своем истинном облике. Степан не мог оторвать свой взгляд от отдававшего могильным холодом металла. Он отчетливо видел своё отражение, затем оно начало расплываться, уступая место чему-то другому, чего по своей физической природе не мог отразить от себя, даже начищенный до блеска металл. Степан не на шутку испугался, отстранил шашку от глаз и потянулся за очередным стаканом. Выпив дозу, почувствовав её внутри Степан — вернулся к шашке. Страх не отпустил его окончательно, но непреодолимое желание увидеть что-то необычное или убедиться, в том, что видение ему лишь пригрезилось, было сильнее. Конечно, подобная смелость подогревалась спиртным, и Степан взял шашку в руки снова.

Галлюцинации не было или она повторилась вновь, но Степан затаив дыхание и боясь, лишний раз двинуться, наблюдал странную картину. Площадь поверхности полотна шашки была ничтожна для просмотра, только в какую-то секунду, не спрашивая Степана, видение переместилось в его голову, приобрело полную объемность, и Степан не только видел Резникова в форме времен гражданской войны, но и чувствовал запах табака и мрачного застолья в доме деда Прохора. Рядом с Резниковым сидел Выдыш одетый так же в военную форму в звание поручика. Напротив Резникова сидел дед Прохор. Его лицо выглядело страшно запуганным. Глаза не могли скрыть, что здесь происходит что-то жуткое.

— «Его же убили. Не Паша его зовут» — пронеслось в голове Степана.

Знакомые фигуры двигались, открывали рты, но звука не было. В какой-то момент Степан увидел, что Резников быстро поднял к верху наган, — и тут же Степана оглушил выстрел. Это был единственный звук, — и тут же видение пропало на несколько секунд. Степан почувствовал, что у него трясутся руки. Что-то иное на время вытеснило картинку, и сообщило Степану, что то, что он видел, произошло прямо сейчас, и он был свидетелем этого.

Видение появилось вновь. Теперь дед Прохор неподвижно лежал, уронив голову на стол, а Резников с Выдышем спокойно о чем-то разговаривали без звука для Степана. — «Не встретимся больше Степан», где-то на заднем плане проскользнуло воспоминание. Резников поднялся из-за стола, закурил папиросу и отчетливо произнёс.

— Спокойной ночи господин прапорщик.

Степан застыл от слов, шашка быстро поблекла и Степан, не заворачивая её в тряпку, упал на диван животом вниз.

— «Господи, как сильно я напился. Ужасно напился, или всё это…’’