Раздробленный свет (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 13

Затем дрожащим голосом я диктую свое послание.

— Привет, малыш! — Я сглатываю, наблюдая, как буквы появляются на экране, когда компьютер считывает мой голос. — В итоге не нужно приходить сегодня вечером. Ко мне зашел отец с друзьями, так что я собираюсь поужинать с ними. Увидимся в эти выходные… там же, в парке, где мы встречались в прошлый раз, хорошо? До смерти хочу тебя увидеть. С любовью. Алиса.

— Постой, — резко говорит Блуждающие Глазки. — Дай мне прочитать, прежде чем отправишь.

Я задерживаю дыхание. Я привнесла каждый намек, который я смогла придумать: упоминание об отце, который, насколько знает Гидеон, мертв; объяснила ему, кто схватил меня, упомянула о голопарке главного офиса «КЛ»; использовала имя из того же произведения художественной литературы, из которого его босс, Червонный Валет, взял себе никнейм. Я молюсь, чтобы этого было достаточно. Я молюсь, чтобы он регулярно проверял входящие. Я молюсь…

Мужчина хрюкает.

— Хорошо. Отправляй и поехали отсюда.

Я заставляю глаза регулярно моргать для глазного трекера экрана, когда все, что я хочу сделать, это сожмурить их, чтобы заблокировать все происходящее, как страус, прячущий голову в песок. Сообщение отсылается с перезвоном. По крайней мере, если они убьют меня, кто-нибудь должен знать. Кто-нибудь, где-нибудь узнает, что со мной случилось.

— Шевелись! — кричит мужчина, когда я сижу замерев в кресле.

Я взглядом окидываю квартиру, потом вскакиваю на ноги, ища что-либо, что-то, что я могу использовать. Как только они вытащат меня из квартиры, мои шансы выбраться живой уменьшатся почти до нуля. Просто подумай. Просто дыши. Затем меня пронзает удар — мой плас-пистолет до сих пор лежит в сумочке с того дня, как я была в «КЛ». Она находится в шкафу.

— Мои ботинки в спальне, — говорю я, голос дрожит немного сильнее теперь, когда я знаю, что мне нужно делать. Теперь, когда я знаю, что должна попытаться бороться. — В моем шкафу.

— Тебе не нужны ботинки, — нетерпеливо огрызается он. У меня заканчиваются способы задержать его. Он знает, что я пытаюсь его задержать.

— Вы считаете, что тащить босоногую девушку через вестибюль не будет выглядеть подозрительно? — Я задыхаюсь от воздуха, пытаясь стабилизировать свой голос, пытаясь казаться спокойной.

— Хорошо. — Мужчина злится больше с каждой секундой. Но он отходит в сторону, чтобы пойти за мной в спальню, а его спутник направляется в гостиную. — Сделай это быстро. Первая пара, которую найдешь.

Я киваю, опустившись на одно колено в шкафу, благословляя тот факт, что я просто бросаю вещи на пол — сумки, обувь и предметы одежды перемешаны вместе. Я держу одну ногу под собой, чтобы двигаться, когда нужно. Руки трясутся так сильно, что я почти не могу разобраться с застежкой сумки, и когда я это делаю, плас-пистолет падает на пол. Я перевожу дыхание, хватая его одной рукой и использую другую, чтобы набросить на него шарф, убедившись, что он не виден с того места, где стоит мужчина.

Пистолет из пластена вне закона. Его единственная цель состоит в том, чтобы превзойти передовые заслоны безопасности, которые проверяют энергетические сигнатуры, металлические сплавы, все, что может выявить наличие оружия. Он стреляет старомодной пулей, им почти невозможно прицелиться, и он выдерживает только один выстрел. Стрельба заставляет патронник плавиться, и чаще всего она взрывается при стрельбе, серьезно ранив пользователя. Но я протащила его в главный офис «КЛ», не вызывая даже намека у современных сканеров безопасности. В конце концов, несмотря на то, что я еще не планировала встречаться с самим Лару, мне, возможно, повезло… но я бы сожалела об этом вечно, если бы была не готова. Обычное оружие, даже такое, как низко технологичный, лазерный, военный пистолет, который пользовался успехом на Эйвоне, привело бы каждого охранника по мою душу. Но этот маленький красавчик-пистолетик — мой постоянный спутник.

Теперь я так крепко сжимаю руку, аж до судороги, что посылает прострел в плечо. Боль прорезает страх раскаленной лентой ясности, укрепляющей мои мысли. Умом я снова и снова пробегаю по этапам, повторяя их, как рецепт, как один из запомненных планов этажей.

Перенеси вес. Повернись. Целься ему в грудь. Стреляй. Забери у него пистолет. Подожди, пока остальные подойдут. Стреляй. Прикройся кроватью. Стреляй. Стреляй. Беги.

— Время вышло, мы уходим сейчас же, — приказывает мужчина, его голос повышается, когда он подходит ко мне.

Перенеси вес. Повернись. Целься ему в грудь.…

Слезы затуманивают зрение, но я знаю, где он, я слышу его голос, ощущаю его присутствие. Я поворачиваюсь, и глаза фокусируются на крошечном, странном мгновении, на каплях воды, которые летят с моих мокрых волос, чтобы брызнуть ему на рубашку. Он близко. Слишком близко.

Я дышу с трудом — он видит пистолет — я наставляю его на него — он кричит — что-то взрывается, и я вижу огонь. Его руки обвиваются вокруг меня и тянут меня назад. Он не мертв. Я что-то упустила, иначе почему пистолет не выстрелил, и то, что я слышу это мое собственное сердце, собственный страх. Он дергает меня на себя, и я кричу, дико борясь с его хваткой в течение нескольких секунд, которые растягиваются, скручиваются и обрушиваются на мои легкие. Затем инстинкт возвращается, и я резко ударяю головой назад, ловя его подбородок затылком. Я наступаю так сильно, как могу, на его ногу своими босыми ногами, заставляя его взвыть. Я ударяю локтем в мягкую часть его туловища. Его хватка ослабевает, и я вижу неповрежденный плас-пистолет — я вообще не стреляла — в нескольких футах от себя. С рванным дыханием я бросаюсь за ним только для того, чтобы почувствовать, как рука хватает мою руку и дергает меня, заставляя плечо взвыть от боли. Он бросает меня лицом вниз на кровать, засовывает голову в сатиновое одеяло, и оно прижимается к губам и носу, как полиэтиленовый пакет, душа меня. Я пытаюсь поднять голову, вздохнуть и еще раз выскользнуть на свободу, чтобы добраться до пистолета — моего единственного шанса. Я задеваю его кончиками пальцев.

Затем что-то твердое врезается мне в затылок, и я, ошеломленная, скольжу на пол, зрение затуманивается.

— Сука, — бормочет голос высоко надо мной, где-то далеко. Это последнее, что я слышу.

Молодой мужчина, который уже не так уж молод, держит что-то в руках.

— Мы не можем здесь остаться, — говорит молодой мужчина обращаясь к штуке на руках. — Роза была несчастна здесь, ей было не с кем общаться, и я не могу представить, что ты будешь здесь счастлива. Я оставлю здесь часть персонала, людей, которым доверяю, что не будут болтать.

Мужчина молчит несколько минут, будто ожидая, что штука в его руках заговорит.

— Я знаю, что ты этого не вспомнишь, но я хотел, чтобы ты это увидела. — Он приближается к маленькому пятнышку, пока синий свет не падает на штуку в его руках. У этой штуки-малышки голубые, как у него, глаза, волосы персикового цвета. Она моргает, смотря на маленькое пятнышко, а затем зевает.

— Ну, Лили? — бормочет мужчина маленькой штуке. — Что ты думаешь? Ты третий человек во всей Галактике, встретившийся с ними.

Маленькое пятнышко начинает мерцать, и крошка-штука с таким восторгом смеется, что агония на мгновение отступает. Лицо мужчины меняется — чувство вины уходит, так же как и страшный блеск в глазах, появляющийся тогда, когда он проводит свои эксперименты. Вместо этого его черты лица смягчаются, показывая нам что-то новое.

Что-то, что мы хотим понять. Мы будем наблюдать.

Мы будем ждать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГИДЕОН

Я ВСЕРЬЕЗ РАЗДУМАЮ О КХАУ ПХАТЕ*. С одной стороны, придется поднять задницу, но с другой стороны, когда я в последний раз проверял уличные камеры, мама Саморн возилась с воком, а это означает, что скоро будет вкусняшка.