Раздробленный свет (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 44

— Тебе холодно? — шепчет он и его голос разрушает тишину… и заклинание удерживающее меня.

— Нет, — бормочу я, заставляя себя говорить спокойно. Он опускает руки. — Давай перейдем к инженерному отсеку. — Я прохожу мимо него, отчаянно пытаясь собраться с мыслями.

Гидеон все еще верит, что мы оба здесь из-за того, чтобы найти разлом, саботировать планы Лару. Пусть он так думает… может, я все-таки смогу его использовать. Чтобы получить доступ к компьютеру, ему нужно обойти охрану, и, возможно, я смогу заставить его убрать поле безопасности, защищающее сцену. Или я могу включить сигнализацию, пока он делает свое дело, и пока охрана гонится за ним, я могу вернуться в бальный зал.

Он утверждает, что хочет разоблачить злодеяния Лару в Галактике. Я не могу поверить, что он настолько наивен, чтобы считать, что он может чего-то добиться. Какая справедливость в том, чтобы арестовать такого человека, как Лару? Даже если его адвокатам не удастся снять с него все обвинения, в лучшем случае он проведет несколько месяцев в «тюремной» камере, что сделает мой пентхаус больше похожим на реабилитационный центр. Гораздо более вероятно, что все это будет свалено на какого-то подчиненного из его компании, и Лару будет доминировать в следующих пятидесяти новостных циклах, выражая свой шок и ужас от того, что было сделано от его имени. Он, вероятно, бросит еще одно пособие семьям, «пострадавшим» от крушения, и от резни на Эйвоне, и в итоге выйдет из всего этого более обожаемым, чем когда-либо. Хотя число тех, кто видит его насквозь, растет, мы все еще капля в океане масс, и вопреки изложению фактов, в которые люди хотят верить, нас просто смоет.

Перед нами открывается воссоздание салона первого класса, когда мы направляемся к лифтам. Мои шаги замирают. Комната освещена слабым, теплым светом, но голографические проекторы выключены, нет ни призрачных пассажиров, ни музыки, ни подносов. Полная тишина легко дает нам понять, что мы здесь не одни.

Я хватаю Гидеона за руку, когда он начинает двигаться мимо меня, и его взгляд задерживается. Рядом с одной из роскошных кабинок с кожаной отделкой стоят Лили Лару и Тарвер Мерендсен.

Мы с Гидеоном отступаем в тень, ожидая какого-то признака, что они заметили нас. Но солдат обнимает ее, а она лицом уткнулась ему в плечо, и никто из них не смотрит в нашу сторону. Я была так занята тем, чтобы нас с Гидеоном не заметили, когда мы ускользнули, что, должно быть, не заметила, когда эти двое сделали то же самое. Пока мы наблюдаем, Лили Лару поднимает голову. Под макияжем ее лицо белое, губы обведены красной помадой, которая подчёркивает ее сжатый рот. На ней надето черное платье, как будто она скорбит обо всем, что их окружает. Теперь, присмотревшись, я вижу, что глаза солдата покраснели.

Солдат бормочет что-то, чего я не слышу, и в ответ девушка шепчет:

— Мы с тобой как призраки.

На мгновение я почти хочу их пожалеть. Что бы они ни сделали, с кем бы они ни были связаны, они единственные выжившие люди во Вселенной, кто находился здесь, кто знал людей, смоделированных в голограммах и мертвых сейчас, кто, возможно, даже был в салоне первого класса до того, как «Икар» упал.

Я видела это выражение на лице девушки Лару дюжину раз на Эйвоне. Как будто у нее все отняли, оставив только скелет того, кем она была. Если бы не волосы, платье, богатое окружение, она могла бы стать почти сиротой войны, ожидая, когда шрамы от травмы исчезнут. Я могла бы сэкономить ей время и сказать, что они никогда не исчезнут никогда.

Внезапно она протягивает руку, хватается за край стола, чтобы выпрямиться, морщится, и руки солдата обхватывают ее молниеносно. Голос его встревожен, слова ясны.

— Лили, ты здесь, ты со мной.

— Я их чувствую, — шепчет она, стиснув челюсти, едва шевеля губами, что на мгновение становятся видны сухожилия на шее. Потом все заканчивается, и она медленно выдыхает, снова выпрямляясь.

Мы с Гидеоном переглядываемся, и он взглядом задает вопрос: Кого их? — но у меня нет ответа. Полагаю призраки ее прошлого, спрашивают, почему она замешана в планах такого злого человека, как ее отец.

Солдат снова говорит, понизив тембр голоса, что теперь становится труднее разобрать слови, и девушка кивает в ответ. Он наклоняет голову, чтобы поцеловать ее в висок, и когда он отстраняется, она снова становится Лили Лару. Яркая улыбка, распрямленная спина — все признаки того, что я видела, стерты.

— Вот это моя девочка, — говорит солдат с усмешкой, и все клочки сочувствия растворяются. Хотела бы я так беспечно забыть о трагедии.

Я смотрю на Гидеона, собираясь наклонить голову и предложить нам двигаться дальше. Нам не нужно знать, что делают здесь эти двое, нам просто нужно держаться подальше от них… и обнаруживаю, что он наблюдает за парой так же пристально, как и я. Моргая, я понимаю, что его руки сжаты а кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели, и что салонные огни, отраженные в его глазах, мерцают, потому что в его глазах стоят слезы. Он смотрит на них так же, как я смотрю на рисунок своего отца. Как будто человек, обнимающий Лили Лару — это последний кусочек его, который он давно потерял.

Я колеблюсь, затем дотрагиваюсь кончиками пальцев до его рукава. Он резко вдыхает через нос, потом отворачивается, не глядя на меня. Не говоря больше ни слова, мы продолжаем путь, оставляя выживших «Икара» бродить по залам «Дедала» в одиночестве.

Лифты, которые Гидеон хочет использовать, расположены в крыле выставки, посвященной самой катастрофе, в зале, где представлено около двух десятков фрагментов обломков. Голографический текст, объясняющий каждый обломок кидается на нас, когда мы проходим мимо. Наше движение привлекает пусковые дисплеи, и они пытаются привлечь наше внимание. Но глаза Гидеона смотрят только на богато украшенные двери в конце комнаты, направляясь к ним в тишине.

Мы заходим внутрь лифтов, и я все еще пытаюсь найти нужные слова. Когда мы тихо скользим мимо этажей по пути к инженерному отсеку, я чувствую, как Лару все дальше отходит на второй план. Но каков мой следующий шаг? Гидеон, я знаю, что между нами много… всего происходит. Сейчас не время и не место для разговоров. Но, может быть, когда все закончится, как только мы получим необходимую информацию, мы сможем… да, что-то в этом роде. В связи с этим разве тебе не нужно убрать поля безопасности повсюду, просто чтобы убедиться, что ничего нигде не скрыто?

Я делаю осторожный вдох.

— Ладно, я отключил сигнализацию, — говорит Гидеон, прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, а он смотрит на планшет. — Мне удалось изолировать только инженерный этаж и если мы остановим весь корабль, то весь ад вырвется на свободу.

Проклятие.

Я все еще думаю, что ответить, когда двери открываются, чтобы явить инженерный отсек, и я вынуждена следовать за ним в коридор. Возможно, если мы последуем плану Гидеона и отключим разлом, это отвлечет Лару от полностью охраняемого бального зала и даст мне возможность, в которой я так нуждаюсь. Часть меня тошнит от того, как легко улыбаться Гидеону и притворяться, что все в порядке. Но я никогда не забуду, что это Валет идет рядом со мной. Он никогда больше не будет просто Гидеоном.

На этом этаже нет богато украшенных атрибутов как наверху. Здесь все чисто и функционально. Слева от нас по стенам вверх поднимаются леса, металлический портал ведет к центру отсека. Из планов, которые я изучала, я знаю, что весь этот уровень открыт на несколько этажей вверх. Это похоже на огромный стадион с гиперпространственными двигателями в центре, с рабочими местами прижатыми к стенам, в виде металлических гнезд, что связаны со сложными лестницами. Таким образом двигатель можно просмотреть с десятков ракурсов.

Гидеон идет быстро, и я радуюсь, что мои туфли болтаются в руке, так что я могу идти с ним в ногу. Босыми ногами я спешу за ним по коридору и металлическая решетка на полу впивается в мою кожу. Возможно, это будет быстро. Возможно, мы быстро найдем разлом, отключим его, и вернемся на вечеринку. У меня еще есть время для выстрела. Я могу поправить волосы, макияж, вернуться в строй. Я так занята мысленным восстановлением себя, что дыхание выходит из меня с недостойным писком, когда я внезапно сталкиваюсь с широкой спиной Гидеона.