Спасти невесту (СИ) - Лактысева Лека. Страница 12

***

…Вы замечали, какая странная штука — время? То оно мчится, словно падающая звезда, то едва движется, словно откормленная виноградная улитка, которых так много в долинах Девоншира.

Для Мирабели, погружённой в дрёму, время шло незаметно. Что же до графа, то каждый час тянулся для него с выматывающей душу медлительностью. Недаром говорят в народе, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Томимый ожиданием, Остин метался по Девонширским дорогам. Со стороны могло показаться, что полубезумный всадник, летящий на своём вороном, ищет повсюду нечто утраченное, без чего не мыслит своей жизни.

Увы! То, чего просил Трампл у Бога, чего алкал всей своей душой, нельзя было ни найти на дороге, ни купить на базаре. Тепла, близости и доверия жаждала его душа. О! если бы он удостоен был этого счастья! Графу казалось, что он смог бы свернуть горы ради женщины, способной разделить его любовь. Такие думы проносились в золотоволосой голове молодого человека.

Солнце прошло свой апогей и стало клониться к закату. Взглянув на небесное светило, Остин решил, что пора возвращаться. «Наверное, — думал он, — дядя уже навестил Мирабель и сможет дать объяснение её внезапной болезни».

Надежда на свидание с Мирабелью заставила графа погонять своего усталого коня. Он вернулся в приют как раз в тот час, когда у обитателей сего богоугодного заведения закончился обед. Нетерпение снедало графа. Однако Остин заставил себя тщательно вытереть разгорячённого коня, отвести его в стойло и задать ему овса. После этого, умывшись и приведя себя в порядок, его светлость, наконец, позволил себе заглянуть в покои виконта.

Антуан фон Эссекс отсутствовал. Горничная, прибиравшая в кабинете виконта, сообщила Трамплу, что господин попечитель «отправился лично проведать больных воспитанниц».

Итак, графу снова не оставалось ничего, кроме как ждать. Позвонив, он попросил подать ему обед прямо в покои виконта. Аппетит его, разбуженный верховой прогулкой, дал о себе знать урчанием в животе.

Когда дядюшка вернулся, Остин, отобедав, стоял у окна и медленно цедил бренди. Он живо обернулся на стук открываемой двери и нетерпеливо направился к дяде:

— Доброго дня, дядя Антуан. Скажи мне, ты видел её? Как она?

— Да, я видел её, но поговорить с ней мне не удалось: она спит, и доктор Деркер настаивает на том, чтобы она оставалась в таком сонном состоянии ещё два дня. Сожалею, Остин, но только послезавтра у нас появится шанс выяснить, что же случилось с мисс Макнот.

Силы покинули графа. Он присел на ближайший стул, уронил голову в сложенные руки и закрыл глаза.

— Господи, мальчик мой, тебе плохо? — переполошился бедный старик. — Я сейчас же приглашу врача! Мне не нравится твоё состояние!

— Не стоит, дядюшка, — голос Трампла был глух. — У доктора Деркера достаточно пациентов. Не стоит предлагать ему ещё одного.

— Я настаиваю, Остин!

— А я отказываюсь, господин виконт!

В кабинете повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием графа. Несколько минут они так и сидели: усталый, с опущенными плечами виконт фон Эссекс и окаменевший в неподвижности граф Трампл.

— Иногда ты просто невыносим, племянник! — воскликнул, наконец, Антуан.

— Простите меня за грубость, дядя. Я, пожалуй, пойду к себе.

— Иди, и постарайся отдохнуть, мой мальчик, — с этими словами старик обнял графа за плечи и проводил его до дверей.

***

Ей удалось открыть затуманенные сном глаза уже после того, как вся школа отстояла заутреню, съела свой завтрак и отправилась на занятия. Очнувшись от забытья, девушка обнаружила, что в комнате совсем светло, на тумбочке стоит давно остывший кофе с молоком и чуть подсохший ломтик хлеба, а в кресле возле её кровати бдительно, словно часовой, восседает маленькая Эмили.

— Ты проснулась, Мирабель! — обрадовано воскликнула она. — Я сейчас же позову господина доктора. Он велел сообщить ему, когда ты проснёшься.

Мирабель улыбнулась девочке и в знак согласия опустила веки. Малышка умчалась, а вскоре вернулась вместе с доктором.

— Ну, как себя чувствует моя очаровательная пациентка? — сияя широкой улыбкой, поинтересовался господин Деркер. — Вижу, Вы хорошо выспались, мисс Макнот. Тогда почему бы Вам не позавтракать? О, Ваш кофе остыл! Эмили, детка, попросите сварить Вашей подружке свежего и горячего кофе и подать тёплую булочку!

Оставшись, таким образом, вдвоём с девушкой, доктор присел в кресло рядом с ней и приказал:

— Ну, а теперь рассказывайте, что же на самом деле так Вас расстроило? Те десять дней, что провёл я в Вашей школе, убедили меня в том, что Вы — особа уравновешенная и очень здравомыслящая. Должно было случиться что-то чрезвычайное, чтобы Вы потеряли контроль над своими эмоциями, — речь доктора текла и журчала, словно ручеёк, убаюкивая тревоги. — Не отворачивайтесь, Мирабель! Помните: врач, как и священник, блюдёт тайну исповеди. Вы можете полностью довериться мне. Возможно, я смогу Вам помочь, но даже если и нет — Вам всё равно станет легче.

— Боюсь, господин доктор, — слабым тихим голосом отвечала она, — помочь Вы мне ничем не сможете. Невозможно изменить прошлое, да и нужно ли?.. — вид у девушки был печальный и задумчивый, в уголках глаз заблестели слезинки. — Меня постигло разочарование, — продолжала она.

— Вас кто-то посмел обидеть, моя милая? — забеспокоился доктор.

— Нет, нет! Не волнуйтесь, господин Деркер, мне никто не причинил обиды.

— Тогда отчего же Вы плачете?

— Я не плачу, я не хочу плакать, но я не властна над собой: слёзы катятся сами.

— Понимаю, так бывает; но я перебил Вас, простите. Продолжайте, прошу Вас.

— Хорошо, доктор. Накануне болезни мне стало известно, что человек, которым я восхищалась и к которому питала большое почтение, на самом деле не достоин такого отношения, не достоин ни дружбы, ни сочувствия! Имя его я называть не хочу, — силы девушки быстро истощались, и она замолкла, чтобы перевести дух.

— Вам необязательно называть мне его имя, Мирабель, — заметил Деркер, уже догадывавшийся, о ком идёт речь. — Однако, милое дитя, любой человек достоин сочувствия — даже самый злостный преступник. Как Вы можете знать, какие обстоятельства привели его к преступлению?

— Нет, доктор, — горячо возразила мисс Макнот. — Есть преступники, которые не заслуживают сожаления! Когда человеку даны богатство и власть, талант и образование, когда, в силу своего рождения, он оказывается одним из сильных мира сего — то и спрос с этого человека должен быть так же высок! Если же он совершает дурные поступки и не желает отвечать за них — то о каком уважении, и о каком сочувствии к нему может идти речь?

— Не волнуйтесь так, девочка! Вам это вредно. Несомненно, чем больше дано человеку, тем больше с него спросится. Но кто мы с Вами такие, чтобы судить об этом? Помните: одна из библейских заповедей — «не судите, да не судимы будете».

— Вы правы, доктор. Простите мою горячность. Наверное, пройдёт немного времени, и я найду в своей душе достаточно смирения, чтобы не осуждать того, в ком разочаровалась. Но никогда уже я не смогу быть такой открытой и доверчивой, в каждом незнакомом человеке я буду подозревать позорную тайну, и каждого буду опасаться… — обессилев, Мирабель вновь откинулась на подушки.

— Это необходимый этап взросления, мисс Мирабель. Вы вступаете во взрослый мир — сложный, неоднозначный и зачастую жестокий. Выжить в нём, сохранив душевную чистоту ребёнка, дано только святым. Нам же, простым смертным, приходится платить за опыт болью — душевной и телесной.

— Тогда как мне жить, как общаться с теми, кто окружает меня?

— Есть лишь один путь, дитя, — путь любви и смирения. Просто поймите, что, призывая к смирению, Господь не хотел, чтобы мы терпеливо сносили происки Зла. Он призывал нас смирять свою гордыню. И, побеждая врагов наших, делать это с любовью к ним. Побеждайте любя, Мирабель!

На детском личике мисс Макнот отразились покой и умиротворение. Было видно, что она поняла и приняла слова доктора Деркера всей своей юной и чистой душой.