Орлята (Рассказы) - Гельфандбейн Григорий Михайлович "Составитель". Страница 14

— Как же, «ступай»! — проговорил он басом. — Умная какая! Сама ступай!

Василий Иванович покрутил усы, походил по комнате, подумал.

— Ну ладно, Лида, — сказал он наконец. — Мала-то ты мала, да, знать, шустра. Придумаем тебе в отряде дело.

Так и осталась в отряде Лида Лагутина.

Бойцы скоро ее полюбили и прозвали «Чапаенком».

Один раз даже позволили ей пойти в ночной дозор.

И там ночью, уже под самое утро, когда человека особенно одолевает сон, Лида заметила какие-то тени, мелькавшие далеко впереди. Она потихоньку поползла назад, к своему батальону, и разбудила красноармейцев. Те быстро вскочили, взяли оружие и встретили врага дружным огнем из винтовок. Так и не удалось белым напасть на чапаевцев врасплох. После этого бойцы еще больше полюбили Чапаенка Лиду.

Но однажды был случай, когда она рассердила Василия Ивановича.

Как-то сломалась у нее походная деревянная ложка. Она, недолго думая, забежала в пустой казачий дом, схватила со стола чью-то ложку и вернулась в батальон.

А когда сели обедать, Чапаев спросил:

— Откуда у тебя такая ложка? Я твою помню — та деревянная была, а эта — железная.

Лида покраснела.

— Да дом-то ведь брошенный, Василий Иванович, — сказала она.

Василий Иванович ударил кулаком по столу.

— На коня! — закричал он.

Лида очень гордилась тем, что она мигом может выполнить любую команду, а команду Чапаева — тем более. Она вскочила, выбежала во двор и через минуту уже подъезжала к крыльцу верхом на коне.

Чапаев вышел на крыльцо, поглядел на Лиду сердито и сказал:

— Скачи и положи ложку там, где взяла. Разве может чапаевец брать чужое? Смотри, чтоб в другой раз не пришлось тебе это повторять!

Чапаев даже покраснел — до того рассердился.

Лида скорей поскакала, разыскала пустой казачий дом и положила ложку на место.

С тех пор она ни разу ни в чем не провинилась и с честью носила свое звание Чапаенка.

А брат ее, Гриша Лагутин, вступил в Красную Армию тоже добровольцем — лет на пятнадцать позже.

Петро Панч

ПРОСТРЕЛЕННАЯ ФУРАЖКА

Глава из повести «Сын Таращанского полка»

Хотя Васильку казалось, что он не спал, но когда он снова раскрыл глаза, комната уже была освещена ярким солнцем. У окна сидела растрепанная мать и рукавом вытирала слезы. На ней была разорвана рубашка, а под глазом темнел синяк. Увидев Василька, она громко заплакала. У мальчика тоже навернулись слезы.

— Что с вами, мама? — спросил он, испуганно глядя на разорванную рубашку. — Вас били гайдамаки, да?

— Чтоб под ними земля провалилась, — ответила сквозь слезы мать и упала головой на руки.

Василек решил теперь немедленно бежать к отцу и сказать, чтоб он скорее возвращался домой, потому что гайдамаки избили мать и порвали на ней рубашку.

Он слез с сундука, взял подаренную командиром книжку и на цыпочках выскользнул из хаты.

Лошадей во дворе уже не было, остался лишь выбитый ими след под яблонькой. На ней была ободрана кора и все веточки внизу объедены. Василек позвал Шарка и выбежал с ним на улицу. От школы шли два казака. Один из них был с чубом, похожим на селедку. Впереди бежал Никита. Василек теперь боялся Никиты и спрятался за сарайчик.

Никита привел казаков ко двору Василька. Они вошли в хату, а Никита остался на улице и смотрел во двор сквозь плетень. Василек на цыпочках вышел из-за сарайчика и изо всех сил понесся в поле.

По дороге Шарко вспугнул несколько воробьев. Они купались в пыли, как в грязных обмывках. Погнался за вороной, потом начал носиться за белыми бабочками. Не поймав ни одной, он виновато оглядывался на Василька и вертел хвостом.

Когда навстречу попадались чубатые гайдамаки, Василек с Шарком обходили их стороной. Из-под ног на выгоне выпрыгивали вспугнутые кузнечики, убегали в щелки зеленые ящерицы, срывались синие стрекозы с прозрачными крылышками, а по багряным чертополохам, с цветка на цветок, перелетали мохнатые шмели.

Василек оглянулся назад. С холма видно было все село и их двор. Над трубами в небо вился легонький дымок, но над их хатой почему-то стоял огромный столб черного дыма, а под ним качался красный огонь. Василек знал уже, что такой дым бывает тогда, когда горит хата, и побежал еще сильнее, чтобы сказать об этом отцу.

В поле было безлюдно и тихо. Никто не пахал, никто не возил снопов. Василек пробежал уже и то место, где вчера остановились подводы, но нигде никого не было видно.

— Шарко, ищи след! — скомандовал он.

Шарко смотрел на него бусинками глаз и вилял хвостом.

— Ищи батин след! — и Василек наклонился к земле. Шарко тоже уткнул нос под его руку, потом принюхался, вдруг завизжал, побежал от дороги и залаял.

Василек пустился следом за ним.

В конце выгона они наткнулись на потерянную кем-то фуражку со звездой. Возле фуражки валялась тряпка с красными пятнами.

Шарко остановился, обнюхал фуражку, потом тряпку и жалобно заскулил.

— Чего ты, Шарко? — спросил Василек и поднял фуражку. В фуражке была сбоку дырочка, а в середине черные кровяные пятна.

Шарко подпрыгнул к фуражке и лизнул козырек. Василек посмотрел на переломанный козырек и обрадовался.

— Батина фуражка! Батя где-то здесь.

Но вокруг не было никого. Только блестели на солнце медные гильзы от стреляных патронов. Васильку стало страшно.

— Ищи батю, Шарко! — уже сквозь слезы проговорил он и снова побежал вниз.

Шарко завертелся на одном месте, потом, опустив морду к земле, побежал на примятое просо и по борозде опередил Василька.

Борозда привела их к речке.

Шарко подскочил к воде и, потеряв след, заскулил. С берега в воду шлепали вспугнутые им лягушки.

Он пробежал вдоль воды в одну сторону, в другую, бросился было в речку, но чуть не захлебнулся, выскочил на берег, отряхнулся и снова запрыгал возле Василька, лая на реку.

— Разве батя на тот берег переплыли? И мы давай переплывем.

Василек быстро снял штанишки и рубашку, связал в узелок вместе с книжкой и привязал себе на шею, чтобы не замочить. Отцовскую фуражку надел на голову.

— Лезь, Шарко, плыви на ту сторону, — толкнул он собаку в воду. — Не бойся, вода теплая.

Но Шарко снова выскочил на берег и, боязливо поджав хвост, залаял.

На той стороне виднелся поломанный рогоз. Василек зашел в воду и стал пристально всматриваться.

Из рогоза сначала показались ноги, потом раздувшаяся рубашка, и наконец он увидел всего человека.

Человек лежал до половины в воде и тихо качался на волнах, нагоняемых ветром. Василек, не спуская глаз с рогоза, попятился к берегу.

Вместе с Шарком они побежали вверх и, лишь оказавшись далеко в поле, остановились, чтобы перевести дыхание. У Шарка от жары вывалился красный язык, а у Василька колотилось сердце.

Отсюда реку было видно, как на ладони, но мостика, чтобы переправиться, не было.

Он оглянулся вокруг. Грякова, их села, уже не видно было, а впереди далеко-далеко виднелся какой-то хутор, обсаженный высокими деревьями.

Василек снова надел рубашку и штанишки с одной подтяжкой, а фуражку и книгу засунул под мышку и побежал напрямик к хутору.

За садом, возле хутора, под зелеными черешнями Василек неожиданно увидел много лошадей. Они стояли, запряженные в передки и в зарядные ящики.

За черешнями был овин, под которым сидели чубатые гайдамаки.

Василек подумал, что там сидят и те, которые побили его маму, обошел стороной и перелез через окоп.

На поляне он снова увидел гайдамаков. Они возились возле двух пушек. Василек еще никогда не был так близко возле пушки, взглянул на Шарка и стал приближаться.

В одной пушке гайдамак открывал и закрывал отверстие сзади. Затем брал из жестянки масло, смазывал внутри и снова закрывал. Каждый раз у него под руками что-то щелкало.