Орлята (Рассказы) - Гельфандбейн Григорий Михайлович "Составитель". Страница 2
Антошка шарахнулся в сторону, но из подъезда тотчас же высунулось дуло винтовки с острым жалом штыка.
— Стой, стреляю!
Антошка вздохнул и с размаху сел на мостовую, чтобы доказать свою неподвижность.
— Поди сюда, мальчик! Слышишь?
Ничего не оставалось, как подойти. Антошка поднялся, охая и вздыхая, подошел ближе. В подъезде стоял молоденький юнкер. Он посмотрел на мальчишку беззлобно, но удивившись. От скуки он стал говорить с ним:
— Зачем ты здесь шляешься, мальчик? Того и гляди, стрелять будут! Что тебе надо тут?
— Я ведь к отцу шел…
— Где твой отец? Во дворце?
Антошка ответил твердо: «Во дворце!» Ему казалось, что после этого юнкер может ограничить только выговором свое право над его жизнью и смертью. Юнкер же спросил с любопытством:
— Кто твой отец? Швейцар?
— Цвицар! — должен был согласиться Антошка. Юнкер строго положил руку на плечо мальчика.
Антошка закрыл глаза, готовясь выслушать приговор.
— Слушай, мальчик! Я тебя, пожалуй, впущу, но ты прежде всего пойдешь в юнкерскую комнату — первая комната за белым залом, — спросишь там дежурного и скажешь, чтоб он прислал сюда бутылку вина. Понял?
Антошка кивал головой утвердительно — все было очень понятно и гораздо менее страшно, чем он готовился услышать.
— Бутылку вина, обязательно бургундского! Скажешь, что Хорохорин просит бургундского, иначе он бросит пост, потому что тут холодно и я устал! Понял? Потом можешь идти к отцу. Ступай.
У Антошки похолодело сердце, обмякли ноги. Он шел в пасть врага и смотрел, как юнкер, нажав ручку двери, распахивал ее для него.
— Только обязательно бургундского, понял?
— Понял, — вздохнул Антошка, проскальзывая в дверь: надо было идти, чтобы не выдать себя.
— Смотри! Поймаю — оборву уши, если не сделаешь, как сказано!
Антошка стоял уже за дверью. Юнкер погрозил ему вслед. Антошка взмахнул узелком и пошел прямо по коридору, делая вид человека, привыкшего к этой дороге, как к родной избе. Он не оглянулся назад, не смотрел по сторонам, шел, помахивая узелком, подняв голову. Впрочем, если бы он и не делал всего этого, если бы он даже открыто и честно изумлялся блеску, золоту, шелку и богатству, едва ли бы кто-нибудь заметил его и заинтересовался им.
Во дворце с этой стороны было пустынно. Довольно часто встречались служители, казаки, офицеры, юнкера, но все они были растерянны, взволнованны и заняты собой. До мальчишки с красным узелком никому не было дела, тем более что он издалека еще уступал всем дорогу и всех обходил, заранее сворачивая в сторону и прижимаясь к стене.
От его шагов не смолкли, не утихли даже голоса говоривших казаков. Антошка слышал проходя громкий голос, убеждавший слушателей:
— Надо уходить — говорю вам! Сейчас палить будут с крейсера по дворцу! Черт с ними, с министрами этими! Нужны они нам, что ли?
Антошка одобрительно оглянулся на голос — хотелось ему тихонько указать им на свободный выход со стороны Зимней канавки, но он прошел, не сказав ни слова.
Он уже с полчаса плутал по дворцу с веселым любопытством. Над ним сияли хрустальными люстрами золоченые потолки залов. Длинные коридоры выводили его к веренице нарядных комнат. Никто его не останавливал. Взволнованная суета, офицеры, винтовки, тихая команда не трогали его.
В одном из коридоров Антошка наткнулся на двух офицеров, размахивавших шашками друг перед другом.
Он остановился, в восторге разглядывая настоящее сражение, но тут же заметил, что руки бойцов были нетверды, движения неуверенны, окружавшие их юнкера пересмеивались — офицеры были пьяны.
Антошка вспомнил о бутылке бургундского и пошел дальше. В конце концов, плутая по комнатам, ему удалось найти и ту, которая была временно обращена в казарму для юнкеров. Здесь было тихо, но накурено, грязно и тускло. По полу были разбросаны тюфяки и окурки. За мраморным столиком сидел юнкер с закрытыми глазами, но в полной форме и вооружении. Антошка подошел к нему:
— Вы не дежурный?
— Дежурный. Что нужно? — ответил он равнодушно.
— Вам велел сказать Хорохорин, чтоб вы послали ему…
— Вина? — коротко перебил он.
— Только он сказал, бургундского чтобы…
— Ящик под койкой, в углу…
Антошка оглянулся по комнате и посмотрел на койку, но не двинулся с места, не зная, что делать.
— Ну, что стал? Возьми и отнеси! Что я, сам разносить им буду?
Антошка пошел к койке.
— Одну только! Смотри!
— Я одну! — сказал Антошка, шаря под кроватью рукой и натыкаясь на ящик. — Нашел.
Он вынул за узкое горло бутылку и пошел к дверям. Дежурный посмотрел на его руки, крикнул:
— Спрячь за пазуху, не разбей!
Антошка засунул бутылку под куртку и, придерживая ее рукой, вышел.
Обратный путь он совершил тем же порядком, плутая из комнаты в комнату. Он не торопился. Но где-то, точно под самой крышей, ахнул пушечный выстрел, стекла отозвались нежным стоном, и все во дворце оживилось преувеличенной суетой.
Мимо Антошки пронеслись два штатских человека. Они остановили служителя в торжественной ливрее, отделанной красным:
— Как в подвал пройти? Где подвалы?
Служитель показал, как пройти.
Когда они скрылись, он равнодушно заметил:
— Как палить начнут, и в подвале не спрячешься!
— Кто это? — спросил Антошка. — Министры?
— Какие министры! Так…
— А министры?
Служитель посмотрел на мальчишку, на красный узелок в руке, хотел спросить, что тому надо здесь, но не удержался от удовольствия поговорить с посторонним и сказал, безнадежно махнув руками:
— Совещаются!
Антошка хихикнул и, не дожидаясь расспросов, умчался прочь. Сидеть во дворце, хотя бы в подвале, под орудийным обстрелом, застрять здесь на всю ночь ему не хотелось. Он усиленно начал разыскивать выход на Канавку и нашел его. Он выбрался наружу с глубоким вздохом, оглянулся в темноте, даже крикнул тихонько, но никого не заметил.
Должно быть, часовому надоело ждать. Антошка потер уши, спасенные случаем от трепки, прихлопнул дверь и торопливо ринулся в темный мрак ночи.
Рявкнул еще один выстрел с Невы, сотрясая воздух. Антошка прижался к гранитному барьеру и, прячась за ним, пошел прямо.
Кругом было тихо и пустынно. Но на площади мелькали тени людей, двигавшиеся из-под красной арки ко дворцу. Они скоплялись за колонной, торчавшей мрачной тенью над серединой площади, и Антошка побежал туда, спотыкаясь по камням.
Он едва не наткнулся на щетину штыков, выступивших вдруг из темноты.
— Кто это?
— Свой! — прошептал он задыхаясь.
Тогда в темных рядах кто-то узнал его.
— А, нашел отца, что ли?
— Не нашел. Я во дворце был.
— Как — во дворце? Врешь!
Вооруженные люди обступили его.
— Как туда попал? Что там делают?
Антошка, захлебываясь от беготни, волнения и желания все сразу рассказать, стал говорить. В подтверждение истины своего рассказа он вынул из-за пазухи бутылку и предъявил ее удивленным красногвардейцам.
— Вот она! Юнкера там нету, пойдемте туда! Оттуда зайти можно — никто не увидит!
— А засады там нет?
— Ничего там нет.
Над его головой совещались шепотом. Антошка слышал все.
— Попробовать разве?
— А мальчишка не врет?
— Нет! — сказал знакомый уже Антошке красногвардеец. — Нет, не врет! Если бы врал, не брался бы с нами идти!
— В открытом бою — одно, хитростью — другое. Можно ли нам, раз наше дело правое…
— Военная хитрость! Ильич любит военной хитростью оставить врага в дураках!.. Пойдемте, ребята. Наши уже окружили, наверное, со всех сторон!
У Антошки облилось теплой кровью сердце. Он повис на чьем-то рукаве:
— Пойдемте, пойдемте, я не вру! А если там юнкер стоит, так я вперед пойду и бутылку ему отдам, а тогда вам скажу…
Кто-то тихо и добродушно смеялся над ним, а кто-то другой ласково трепал его за плечо:
— Ведешь, значит, нас, богатырь?