Война Ночных Охотников (СИ) - Афанасьев Роман Сергеевич. Страница 44

Он вскинул голову и с ненавистью глянул на вжавшегося спиной в стену охотника. В его облике осталось мало человеческого, он больше походил на большую серую лягушку, прижавшуюся к земле перед прыжком. Белые волосы были разделены, словно пробором, широкой раной, из которой на серый лоб сочилась черная жижа. Стекая по лбу, она текла в развороченную выстрелом глазницу, в которой ворочался бесформенный комок слизи. Сухие губы, напоминавшие кору дерева, были растянуты в жутковатой ухмылке, обнажая острые, словно иголки, зубы.

-Зубастик, - ласково сказал Кобылин, и еще один кусочек мозаики встал на свое место.

Тварь прыгнула. Кобылин выстрелил – не в нее, чуть в сторону, предугадав движение. Туда, где очутилась серая голова упыря. Выстрел разбил ему щеку, отбросил назад, а Кобылин выстелил еще раз, и еще. Спускаясь по лестнице, он продолжал стрелять, размазывая голову вампира по бетонному полу, до тех пор, пока сухо не щелкнул боек. Охотник как раз успел спуститься к первой ступеньки. Отбросив пистолет, он нагнул и вытащил из-за пояса, валявшегося в беспамятстве бандита, второй.

Вампир, лежащий на полу, шипел и сучил ногами. Его голова превратилась в бесформенное черное месиво, но тварь была еще жива. Кобылин знал это. Вернее, это знал тот, кто… Кто тоже был им.

Не отводя взгляда от монстра, Алексей быстро прошел к коробкам, подобрал испачканную черной слизью лопатку и вернулся обратно к упырю. Переложив пистолет в левую руку, он правой крепче сжал лопатку, вскинул ее к потолку. И опустил. И еще раз. И еще.

Лопата была тупой, из мягкого металла, и Кобылину пришлось ударить несколько раз, прежде чем серая шея поддалась. Голова вампира, походившая на гнилую распухшую тыкву, откатилась в сторону и шипение прекратилось. Тело еще содрогалось, но голова уже начала оплывать, словно кусок горячего воска. Кобылин отшвырнул лопату, взвел курок и окинул поле боя долгим взглядом.

У разбитого стола, там, откуда он начал, лежали трое. Двое не шевелились, третий еще хрипел и подергивал ногами, но опасности не представлял. Упырь на бетонном полу медленно истекал жидкой дрянью. У лестницы остались трое. Первый, которому Кобылин раздробил грудную клетку коленями, постанывал, закатив глаза. Второй, с головой разбитой о стену, лежал неподвижно и не дышал. Последний, тот, которому досталось рукояткой по голове, лежал на ступеньках, свесив руку вниз. По ней тихонько струилась кровь.

Кобылин медленно прошел вперед, на цыпочках поднялся по ступенькам, осторожно, левой рукой, приоткрыл дверь. За ней был коридор – темный, из мокрого бетона. Кажется, больше никого.

Тяжело дыша носом, он попытался сделать шаг вперед и вдруг с удивлением осознал, что ему холодно. Понял это быстро и резко, словно кто-то повернул выключатель и к нему вернулись чувства.

Опустив взгляд, Алексей понял, что стоит в дверях наполовину голый, измазанный своей и чужой кровью, босой, в одном белье. Кобылин сделал шаг назад, тихонько прикрыл дверь и запер ее на замок.

Обернувшись, он начал медленно спускаться по ступенькам, чувствуя, как его начинает потряхивать. Когда он проходил мимо хрипящего бандита, то почувствовал толчок в спину. Его нижняя челюсть выдвинулась вперед и шевельнулась, словно перекидывая невидимую зубочистку из одного уголка рта в другой. Рука дрогнула, поднялась, и ствол пистолета указал на бритую голову у его ног.

-Назад, - резко приказал Кобылин и мысленно оттолкнул самого себя. – Прочь!

Это было сложно. Сложнее, чем настроиться на нужную волну. Но он смог это сделать – рывком вывернулся из чужих объятий и, обмякнув, от облегчения, опустил руку с пистолетом.

Шатаясь и всхлипывая, он двинулся дальше. Теперь он чувствовал – болело все тело. Кости, суставы, разорванная плоть – все полыхало огнем боли. Он провел рукой по животу, коснулся бедра. Раны уже закрылись. И старые, и новые. Это было странно и необъяснимо. Как и все, что творилось с ним в последнее время. Еще одна загадка. Одной больше, одной меньше. Хотя раны и выглядели зажившими, боль от них осталась, но это была ерунда по сравнению с тем молотом, который крушил его затылок как хрупкую черепицу. Голоса снова стали громче, перед глазами закружилась вереница картин.

-Назад, - процедил Алексей, усилием воли сосредотачиваясь на груде барахла под ногами. – Назад.

Стиснув зубы, он сорвал с себя футболку, вытерся ей, словно полотенцем, отшвырнул в сторону. Потом нагнулся и принялся вытаскивать из разбросанных вещей те, что могли ему пригодиться. Он никогда не любил спортивный стиль. Вроде бы. В любом случае, выбора нет.

Вытаскивая из картонной коробки пару кроссовок, Алексей попытался нашарить среди мутных обрывков памяти подходящую картинку. Ему нужно идти, чтобы вернуться обратно. Куда? К началу. Надо вспомнить, с чего все началось. Необходимо вернуться по своим следам. Но Кобылин почти ничего не помнил. В памяти всплывали лишь полузнакомые лица, смутные фигуры. Толстяк с бородой, рыжая девчонка. Ведьма. Кажется, он их когда-то всех знал. Может быть. Но одного он помнил наверняка – толстяка в синей форме с мерзкой харей шавки, страдающей ожирением. Прокурор. Тот самый, что отдал его в руки этого блондина. С него, пожалуй, и нужно начать обратную дорогу.

Память услужливо подкинула картину пустой стоянки и одноэтажного здания с решетками на окнах. Кажется, он даже знал где это. Он помнит этот город. Помнит таким, каким он был раньше. Сколько времени прошло? Год? Два? Остается надеяться, что город изменился не так сильно, как он сам.

Вздохнув, Кобылин усилием воли вырвался из болезненных воспоминаний, отшвырнул явно маленькую пару кроссовок и нагнулся к следующей коробке.

***

Глава 15

***

В комнате, напоминавшей темницу, было душно и темно. Пластиковое окошечко под самым потолком, размером с папку для бумаг, было наглухо закрыто и, кажется, вообще не открывалось. В принципе. Слишком узкое, куда можно было втиснуть лишь голову, да и то с трудом, оно даже света давало слишком мало, потому что выходило во внутренний двор.

Лена, лежавшая на спине, перевернулась на бок и глухо застонала от боли в вывернутых плечах. Руки в наручниках, ноги – обмотаны липкой серебристой лентой, похожей на скотч. Болело все тело. И ушибленные ребра, и разбитое лицо и оцарапанные руки. Хуже всего с плечами. Им и так досталось, а несколько часов, проведенных на полу в неудобной позе, только добавили проблем. Как не повернись – все равно больно.

Оторвав щеку от прохладного бетона, Лена приподняла голову и глянула в угол. Там, у стены, лежала Вера. Ей пришлось еще хуже. Она так и осталась обнаженной, после обращения, и ее наполовину замотали скотчем, прижав руки к телу. Хуже всего был ошейник с серебряными шипами, обращенными внутрь – так, чтобы острия чуть впивались в кожу. Если бы Вера попробовала принять облик зверя, то серебро неминуемо проткнуло бы ей горло. Короткая цепь с серебряным напылением была вмурована в стену. Тот, кто смастерил эти кандалы, прекрасно знал, что и зачем он делает. Любой оборотень, попытавшийся сменить форму, умылся бы собственной кровью и сдох в мучениях.

Лена не знала, сколько времени они провели в этой комнате, похожей на тюремную камеру. За крохотным окном постепенно светлело, значит, ночь на исходе. Несколько часов? Подонки, подчиняющиеся Строеву, притащили их сюда и бросили на пол как мешки с картошкой. Связали и ушли, не проронив ни слова. Лене пришлось несладко, но Верке еще хуже. Пару часов она не отзывалась, лишь тихо постанывала, приходя в себя. А осмысленно отвечать начала лишь полчаса назад.

-Вера, - хрипло позвала Лена. – Вер!

Из угла пришел тихий протяжный стон, больше похожий на скулеж. Жива.

-Как ты? – спросила охотница, пытаясь извернуться так, чтобы не давить собственной спиной на скованные руки. – Вер! Не молчи…

-Я тут, - слабым голосом ответила оборотница. – Плохо. Больно.