В поисках дракона (СИ) - Шавлюк Светлана. Страница 47
— Распустились, — сквозь зубы процедил отец. Он был зол. Очень зол. Не говоря ни слова, быстрым размашистым шагом устремился в левый коридор, ведущий из холла.
Мы с Красом непонимающе переглянулись и поспешили за ним. Папа открывал одну дверь за другой. Только потом я сообразила, что это были комнаты слуг. Но они все пустовали, за исключением одной. Она совершенно точно была обжита, но хозяина или хозяйки в ней не наблюдалось. В конце коридора была винтовая лестница, по которой мы и поднялись, оказавшись на втором этаже. Первые несколько комнат были пустыми. А вот у одной отец остановился и долго не решался войти. Его руки мелко дрожали, выдавая волнение. Дверь распахнулась с тихим скрипом. Эта комната тоже была пуста, но в неё, в отличие от других, мы вошли. Всё в этих покоях было укрыто серой пеленой пыли. Отец молча прошёл к стене, на которой висела большая картина. Он подошёл к ней и долго молча смотрел. Понять, что было нарисовано, не представлялось возможным.
— Вы позволите? — подошёл к нему Крас. Отец молча кивнул, не отрывая взгляда от полотна. Крас вытянул руку, и я почувствовала, как воздух колыхнулся. Пыль с картины слетела под воздействием магии моего дракона.
Портрет. Свадебный портрет родителей. Мама и папа. Счастливые и молодые. Мама будто смотрела на нас, одаривая лучезарной улыбкой. А папа смотрел на неё. И на портрете, и сейчас. Но на портрете его взгляд был наполнен любовью и нежностью, а сейчас в них плескалась боль утраты и непогасшей за много лет любви.
Обняла его, давая понять, что он не один. Что теперь мы есть друг у друга. Он посмотрел на меня и слабо улыбнулся.
— Твоя мать была невероятной женщиной.
Мы ещё некоторое время простояли в молчании. А потом отправились дальше на поиски чего-то мне неизвестного. Весь второй этаж оказался таким же пустым и мрачным. Поднялись на третий этаж. Здесь было гораздо чище и светлее. Папа хмыкнул и начал своё обследование. В первой же комнате обнаружилось то, что искал мой отец. Вернее тот, кого он искал.
— Ничего не хочешь мне объяснить, Анна? — сложил он руки на груди.
— Г-господин Будимир? — пропищал испуганный женский голос.
— Он самый, — процедил отец, — чтобы через минуту все были в холле! — рыкнул он и, развернувшись, последовал к лестнице.
Только когда отец покинул дверной проем, увидела ту самую Анну. Она сидела в мягком кресле, одетая в красивое, но довольно старое платье. Её глаза были широко раскрыты, а лицо бледное, словно она только что повстречала призрака. Долго любоваться ею не стали и последовали за отцом. Спустившись на первый этаж, папа замер каменным изваянием. Его лицо было напряженно, а руки сжаты в кулаки.
— Пап, ты чего? — осторожно поинтересовалась я.
— Ничего, дочка, сейчас выпущу пар, и всё наладится. Это всё мелочи, главное — что с твоим возвращением в мою жизнь вернулись краски, а наш семейный дом наполнится счастливыми моментами и жизнью, — привлёк меня к себе и поцеловал в макушку.
Через минуту, как и было приказано, в холле выстроились человек пятнадцать. Давешняя Анна, двое мужчин, несколько женщин разных возрастов в нарядах, как у Анны, и грузная пожилая женщина в заляпанном переднике. Последняя молча утирала слёзы, непонятно чем вызванные.
— Ну? Я жду объяснений! — голос отца разнёсся по всему холлу так, что некоторые из женщин вздрогнули.
— Г-господин Б-будимир, — заикаясь начала Анна, она жутко волновалась и постоянно теребила ткань платья, — мы, эт самое, не ожидали. Что Вы, да не один, это так неожиданно, — из этого сумбура было сложно что-то понять, но отец молча слушал эту женщину. — А мы не подготовились, Вы же не предупреждали.
— Я ещё и предупредить должен был, что возвращаюсь в собственный дом? Тебе не кажется, что ты забываешься? — процедил папа. Женщина опустила глаза и сжалась. Мне её даже жалко стало, но это чувство покинуло меня очень быстро, как только я услышала слова грузной женщины в передничке.
— Ня ожидала она, мярзавка! Устроила тут блуд и няпотребства! Ящё и платья Вярянейкины напялили, блудницы бясстыжия! Тьфу, смотреть противно! Признайся уж, что и вовся надеялась, что хозяин-то наш сгинул где-нябудь и не вярнётся боле.
— Заткнись, Лариска, кашеваришь у себя на кухне, вот и кашеварь, а в чужие дела не лезь, — зашипела на неё Анна.
— Лариса Петровна, Вы продолжайте, продолжайте, я послушаю, — подбодрил отец.
— Да что тут продолжать, — махнула она рукой. — Сами видятя, что они тут устроили. Ты, как дом-то родный покинул, они какоя-то время аки шелковыя ходиля, а потом как уразумели, что ты не воротишься, так успокоялися, уборку забросиля. Блуд устроиля. Так и божьего гнева не боятся, все Вярянейкины вещи-то растащили, сволочины. Ещё и комнаты гостевыя позанимали, хорошо хоть не хозяйския. Да как я ни ругалася, они отмахивались. Я жа и тябе, хозяин, писала, шоб воротился, да порядку навел, да только ты не воротился. А сейчас. Счастье-то какоя. Счастье, — всхлипнула она.
— Вот значит как, — воздух вокруг нас начал стремительно накаляться. Руки отца вспыхнули огнем. Народ ахнул и шарахнулся назад, подальше от обозлённого отца.
— Пап, спокойнее, магия, — тронула его за плечо.
Послышался глухой звук. Повернула голову к слугам. Лариса Петровна сидела на полу и во все глаза смотрела на меня. Как и остальные.
— Агния? — прошептала Лариса Петровна, — Агнюша, девочка, живая! — воскликнула она. — Счастье, счастье-то какое, хозяин, это же чудо. Это же праздник закатить надобно. Надо жа, живёхонька, девка-то наша.
— Живая, — улыбнулся папа. — В общем так, у вас у всех, кроме Ларисы Петровны есть час, чтобы собрать свои вещи и покинуть мой дом. Я повторяю, СВОИ вещи. Если у кого-то найду что-то прихваченное из дома, отправитесь к стражникам. Время пошло.
Крас в это время помогал подняться Ларисе Петровне. Она утирала слёзы и умильно поглядывала на меня.
— Лариса Петровна, завтра найму рабочих и буду набирать новый штат слуг. Будете за старшую. Вы, как оказалось, единственный честный человек, который служил мне.
— Да какой разговор. Только на мне же ещё и кухня. Помощницу мне бы. Одна не управлюсь.
— Будет Вам помощница.
Меньше чем через час все слуги спустились с вещами. Сумки у них были просто огромными, что, естественно, показалось странным. Поэтому, как бы некрасиво это ни выглядело, папа заставил всех вывернуть вещи. Не зря. Анна, один из мужчин и три девушки, несмотря на предупреждение, прихватили с собой какие-то украшения, наверное, мамины, одежду, у одной даже столовое серебро нашли. Остальные оказались более разумными и были отпущены с миром. За этими же воришками вскоре явилась стража. Папа сказал, что их ждет штраф и несколько лет работы на благо государства и общества.
— Пойдёмте, дети, здесь нам больше делать нечего. Завтра уже начнутся работы. А пока, Лиля, здесь недалеко могила Веренеи, твоей матери, если ты хочешь, — он замолчал.
— Хочу, конечно, хочу. Только у нас принято на могилки цветы приносить. А у меня нет их.
— Так, обождите, я сяйчас, — воскликнула Лариса Петровна и шустро убежала от нас. Мы все непонимающе переглянулись, но решили подождать. Женщина вернулась через несколько минут, в её руках был большой букет белых хризантем.
— Вот, — протянула букет мне, — Веренейка их любила. Замок-то забросили все, а я за её цвяточками в саду приглядовала.
— Спасибо, — улыбнулась доброй женщине.
Крас отказался идти с нами, сказав, что там он будет лишним, что мы должны побыть там семьёй. Без лишних глаз и свидетелей. Его увела с собой Лариса Петровна на чай. А мы с отцом отправились к матери. Идти пришлось не меньше часа. Ещё и в горку. Когда мы поднялись на холм, я сразу увидела место, куда мы направлялись.
У изголовья могилы была статуя — сидящая женщина с младенцем на руках. Рядом с ней росла красивая пушистая ёлка. Могилка была огорожена кованым забором и выкрашена в синий цвет. Рядом стояла лавочка, на которую мы и присели.