Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 40

— Хоть раз в жизни не будь обжорой, — заметила Шильхе, которая как раз вплетала ей в косы винные ягоды. — На пиру тебе нужно быть голодной.

Честно говоря, Нери бы предпочла нормально поесть утром и прогуляться в полях, но и с пиром готова была смириться.

— Ты знаешь, кто придёт? — спросила она, ожидая услышать длинное перечисление, но вместо этого получила короткий, чуть насмешливый ответ, от которого у неё внутри всё сжалось.

— Ну, в первую очередь мон Кнеша, разумеется.

«Спокойно, — сказала себе Нери, стараясь унять бешено заколотившееся сердце. — Пожалуйста, не красней».

— Почему это в первую очередь? — будто бы небрежно поинтересовалась она. — Ты говоришь о нём как о рагнаре.

— Не кощунствуй, мона Ниэре... Однако его власть скоро может стать для тебя выше власти рагнара. Ай, что ты делаешь!..

Нери развернулась на стуле так резко, что Шильхе выпустила одну из её кос.

— Почему? Почему ты так говоришь?

— Глупое дитя, теперь переделывать половину причёски. Сядь ровно, — няня невозмутимо развернула её обратно к зеркалу.

— Шильхе, что ты имела в виду? Я хочу знать. Я должна знать.

Ловкие, ласковые пальцы няни снова занялись её волосами. Она сокрушённо вздохнула.

— Мон Гватха не хотел, чтобы ты узнала раньше пира.

Но Нери уже поняла, что победа за ней.

— Шильхе, пожалуйста... Я умру, дожидаясь пира. Скажи мне сейчас. Я ведь чувствую, что это правда важно.

— Ладно, ладно...  — проворчала няня. — И в кого только ты уродилась такой капризной козочкой?... Сегодня состоится твоя помолвка с моном Кнешей.

Теперь Нери уже даже не пыталась скрыть свои чувства. Она опустила глаза, словно стесняясь собственного отражения, и со стыдом ощутила, как похолодели ладони. Она давно знала, что мон Кнеша женится на ней, и её заставили принять это как данность. А ещё он давно вызывал в ней странную тревогу и непреодолимую тягу, которым она не могла бы подобрать названия.

— Я говорила мону Гватхе, что это слишком рано, — со вздохом продолжила няня. — Но разве он когда-нибудь слушал меня?

— Рано? — растерянно переспросила Нери. — Почему это?

— Потому что ты совсем маленькая, глупая девочка, мона Ниэре. А мон Кнеша...  — она умолкла и некоторое время доплетала косу в тишине.

— Мон Кнеша?...  — нетерпеливо поторопила Нери.

— Он взрослый мужчина. Умный и... мне кажется, опасный. Мне он не нравится, ты же знаешь.

Нери в очередной раз задалась вопросом, нравится ли он ей самой, и не нашла ответа. Слово «нравиться» сюда подходило мало.

В первый раз он появился в их доме, когда ей было десять. Она очень хорошо помнила тот день: был сезон дождей, виноградники и поля её отца утопали в потоках ливня; ей нравилось смотреть, как капли, похожие на драгоценные камни в уборах женщин при дворе рагнара, отскакивают от листьев и дробятся, разлетаясь во все стороны. Её приволокли домой, мокрую, чумазую и растрёпанную, с улиткой в кулачке; она громко возмущалась (причём без слёз — всех вечно почему-то удивляло, что она никогда не плачет), пока Шильхе и две прислужницы тащили её к чёрному входу, объясняя, что к ним прибыл важный гость. Однако они не успели привести её в порядок — на беду, мон Гватха как раз показывал гостю на кухне, какое чудное масло давят в его владениях. Увидев трёх смущённых женщин и свою единственную дочь, больше напоминавшую дикого тигрёнка, чем наследницу одного из самых могущественных и древних родов Владетелей Рагнарата, мон Гватха сокрушённо вздохнул и принялся извиняться перед своим собеседником — совсем молодым ещё, невысоким и скорее изящным, чем сильным мужчиной с вычерненными до синевы волосами мегока — рагнарского советника. Но мужчина при виде Нери только заразительно рассмеялся, обнажив ослепительно-белые зубы. Потом он подошёл, и Нери угрюмо напряглась (она ненавидела, когда взрослые, а тем более незнакомые, умилённо щипали её за щёчку или, того хуже, трепали по макушке). И он снова поступил довольно неожиданно: нырнул покрытой ритуальными татуировками рукой в карман, предназначавшийся вообще-то для письменных принадлежностей, и извлёк оттуда большой гранат. Без всякого смущения Нери протянула руку за подарком, но, заворожённая, позабыла об улитке; одна из прислужниц громко ахнула, увидев скользкое коричневое существо на её ладони.

— Я тоже люблю улиток, — сообщил незнакомец с той же очаровательной улыбкой. — В следующий раз, когда пойдёшь за ними, возьми меня с собой.

Мон Кнеша, конечно, шутил, но этой просьбой покорил её раз и навсегда.

Потом он заходил к ним довольно часто, и всегда, как назло, при нём она попадала в какие-нибудь глупые истории. Отец, обычно обсуждавший с моном Кнешей важные дела, на все лады извинялся:

— Ох уж эта Ниэре. Не поверишь, мон Кнеша — она одна доставляет больше хлопот, чем орава мальчишек.

Или:

— На днях она испортила свою лучшую накидку из айвасского шёлка — не представляю, какой она станет женщиной.

Или:

— Она мила, даже, можно сказать, красива, и неглупа, но её будущему мужу я не завидую.

Мон Кнеша отшучивался или молча улыбался в ответ. Он дарил ей подарки — сначала фрукты и сладости, потом — украшения, которые она никогда не носила, но берегла и часто перебирала перед сном. Иногда он наблюдал за её уроками; Нери никогда не была ни особенно талантливой, ни, тем более, усидчивой ученицей, но стремление скорее сбежать от книг придавало ей сил для быстрого схватывания всего нового. Больше всего мона Кнешу восхищало то, что Нери, как и он сам, пишет левой рукой и вообще владеет ею куда лучше правой. Учителя, которых нанимал мон Гватха, долго бились, пытаясь исправить этот распространённый врождённый порок; услышав же оценку приближённого рагнара, быстро поменяли своё мнение.

К слову, приближённым рагнара мон Кнеша стал не так давно — да и, как говорили многие, не мог быть им по праву крови. Он был очень, очень дальним родственником рагнара через брак кого-то из побочной ветви, и к тому же — незаконным сыном; приехал, когда двор рагнара стоял в Гельероне, в возрасте не старше двадцати. Говорили, что до почётного места в Совете Рагнарата он дошёл исключительно благодаря уму и умению располагать к себе. Ещё он был немыслимо богат — к его рукам стянулось много плодородных земель и даже золотые копи острова Заз. Рагнар вместе с семьёй обожал его, и многие Владетели разделяли его отношение — мон Гватха был тому примером. Конечно же, он осознавал, на что шёл, отдавая свою дочь человеку, Владетелем не являвшемуся, осознавал, насколько должен доверять ему для такого шага; но именно таким, видимо, и было его доверие — почти безграничным. В его, да и не только в его глазах мон Кнеша должен был быть идеальным зятем для него, мужем для Нери и будущим Владетелем древнего Маантраша.

Ближе к полудню на праздник начали съезжаться гости. Рабы едва успевали привязывать снурков и подавать им, уставшим от пути по жаре (стоял засушливый сезон), со свалявшейся шерстью, куски мяса. Большие мягколапые животные лениво потягивались или огрызались, подрагивая кисточками на ушах.

Мон Гватха отвёл для пира лучшие палаты в доме, и даже Нери, привыкшая к хлебосольности отца, поразилась изобилию, царившему на скатерти, вокруг которой рассаживались приглашённые. Серебрилась рыбья чешуя, восхитительно пахли караваи тёплого хлеба, поблёскивали разноцветные ягоды... Но больше всего было старого вина — оно лилось рекой, вызывая всё больше похвал от именитых монов и просто соседей. Неудивительно: день рождения Нери был одним из дней особого чествования духов винограда, и особенно третьего воплощения их предводительницы — Сваги.

Балки увили виноградными лозами, а над входом и по углам красовались венки и букеты; Нери и сама была вся в цветочных гирляндах. Она бы с радостью сняла их, в первую очередь лилии, душный аромат которых мешал сосредоточиться; но ничего не поделаешь, они должны символизировать её чистоту. Довольно скоро она устала от бесконечных улыбок, разговоров и подарков; сгорая от нетерпения и безуспешно ища глазами мона Кнешу, она не особо вслушивалась в пожелания. Музыканты старались, но Нери всегда больше нравилось слушать древние сказания под перелив струн.